Цитаты из книг автора «Паскаль Буайе»

Здесь мы переходим ко второму фактору, заставляющему людей объяснять многие события сверхъестественными причинами. Идея следующая: некоторые события в силу своего характера вызывают естественные вопросы («Почему я? Почему сейчас?»), на которые просто не находится ответа в рамках обычных причинно-следственных отношений. То есть человек прекрасно знает, что все люди так или иначе болеют или что глинобитные постройки в кишащей термитами деревне рано или поздно рушатся. Эти общие принципы ни для кого не секрет. Однако на то они и общие. В этом их слабая сторона. Они ничего не говорят о конкретных случаях, а людей, конечно, интересуют как раз частности, а не общие аспекты. Сверхъестественные же объяснения тем и ценны, что адресованы конкретным обстоятельствам.

Однако антропологи прекрасно знают, что человек, наоборот, мастер подмечать статистические закономерности в окружающем его мире. И действительно, даже простейшие приемы основаны на этом умении, которое присутствовало у человека испокон веков. Как первобытные люди пополняли бы запасы продовольствия за счет собирательства, не подмечая, какие овощи-фрукты и клубни где найти, с какой регулярностью и в какое время года? Охотиться на животных невозможно, не подмечая привычки и склонности, характерные для вида в целом и для отдельных особей и т.д. Поэтому сложно было бы упорствовать в утверждении, что человек не имеет понятия о случайностях и закономерностях.

Не видя тут стечения обстоятельств, люди начинают объяснять магическим вмешательством самые тривиальные события. Это мы обычно и называем суеверием. Человек усматривает причины и шаблоны там, где действует банальный случай.

В некоторых случаях воздействие наджара еще очевиднее: «Человек купил кальян и шел с ним по городу. Прохожий спросил, где он его купил, — и кальян тут же сломался. Одна женщина родила ребенка, а другая попросила на него посмотреть. Малыш умер». Боязнь сглаза лишает человека простейших радостей. Собеседник жалуется антропологу, что не может купить в Бомбее яблок своим детям, потому что другим детям такое лакомство недоступно и его непременно сглазят. Сглаз подразумевается везде и всюду, поэтому люди признают возможность его неосознанного применения. Замеченное различие автоматически вызывает зависть, которая провоцирует сглаз

Антропологу очевидно, что ход рассуждений прямо противоположен: люди приписывают богам и духам могущество, поскольку те часто упоминаются как навлекающие беду. То есть сперва вы слышите о конкретных случаях болезней и несчастий, интерпретируемых как следствие действий богов и духов, а потом приходите к выводу, что у них должны иметься соответствующие возможности. На самом деле эти два представления взаимно подпитывают друг друга. Приписывание богам могущества представляет их подходящими организаторами несчастий, а представление их как организаторов несчастья удостоверяет наличие у них могущества. Так почему же эти представления так хорошо сочетаются? Почему человек так жаждет видеть в превратностях судьбы прихоть сильных мира сего?

Но тогда для этих рассуждений не требуется никаких особых понятий религиозных сущностей, особого кодекса, особых образцов для подражания. Однако, если у вас имеются понятия о сверхъестественных сущностях, обладающих стратегической информацией, возможность легко встроить их в нравственные рассуждения, которые в любом случае будут иметь место, делает эти сущности более релевантными и значимыми. В какой-то мере религиозные понятия паразитируют на нравственных интуитивных установках.

Возможно, именно этим объясняется, почему идея «заинтересованной стороны» гораздо шире распространена и гораздо активнее присутствует в действительном ходе человеческих мыслей, чем идея «законодателя» или «образца». Модель заинтересованной стороны — это предположение, что боги и духи владеют всей релевантной информацией о наших действиях, а значит, и этическими представлениями, которые подсказывает нам интуиция. Как я уже говорил в начале, мы знаем, что религиозные кодексы и примеры не могут в буквальном смысле служить источником нравственных представлений. Эти представления на редкость схожи и у людей с разными религиозными понятиями, и у людей, не имеющих таковых. Кроме того, эти представления сами по себе возникают у детей, которые при этом никак не связывают их со сверхъестественным. И наконец, даже у верующих мысли на тему нравственности определяются интуитивными установками, общими для остального человечества, а не кодексами и образцами.

Итак, представления о богах и духах становятся более релевантными из-за организации наших нравственных суждений, которые сами по себе не особенно требуют наличия сверхъ­естественных сущностей. Под релевантностью я подразумеваю, что эти мысленные образы, помещенные в данный нравственный контекст, легко представимы и порождают множество новых умозаключений. Например, большинство людей чувствуют вину, когда подозревают, что своими действиями нарушают этическую норму. То есть независимо от того, чем они себя оправдывают, интуиция подсказывает им, что субъект, владеющий всей полнотой информации, классифицирует поступок как неправомерный. Выражение этой интуитивной подсказки в виде «что думают предки о моем поступке» или «как Господь относится к тому, что я сделал» помогает уложить в сознании то, что в противном случае выглядит крайне расплывчатым. То есть в большинстве своем наши нравственные интуитивные установки ясны, но их происхождение от нас ускользает, поскольку скрыто в психических процессах, к которым мы не имеем осознанного доступа. Воспринимая эти интуитивные установки как чью-то точку зрения, нам проще понять, откуда они у нас берутся. Однако это требует наличия идеи субъекта, обладающего полнотой стратегической информации.

Именно поэтому сверхъестественные сущности естественным образом связаны с этическими суждениями. Если у вас имеется представление о субъекте, владеющем всей стратегической информацией, довольно естественно считать собственные нравственные интуитивные установки идентичными взгляду на ситуацию того самого субъекта. Именно так работают на практике религиозные нравственные суждения. Для христиан, например, очевидно, что в ситуации (б) богу известны все релевантные факты, а значит, он знает, что кража (отчасти) оправдана. Но та же схема будет действовать повсюду.

частности произнесение в них запрещенных (абу) слов. Когда такое происходит, предки об этом знают, а значит, знают, что это предосудительный поступок. Нравственные интуитивные установки предполагают: если вы видите ситуацию в полном объеме без искажений, вы автоматически видите правомерность или неправомерность поступка. Религиозные понятия — это всего лишь понятия о субъектах, автоматически прозревающих всю ситуацию целиком.