Так путешествовал он от деревни к деревне. Состояние его ног опять ухудшилось из-за непрерывной ходьбы. Он приближался к городу Биджапуру. Выйдя из очередной деревни днем, он прошел около трех миль, и примерно в начале четвертого ему повстречались несколько человек. Поравнявшись с ним, они окликнули его и спросили, куда он идет. Он, естественно, ответил, что движется в сторону Биджапура. Кто-то из них сказал, что до города еще двадцать миль и он не успеет дойти туда до ночи, а по пути нет ни одной деревни, где он мог бы остановиться. В темноте он рискует потерять дорогу и заблудиться в джунглях. Он предложил Рамдасу возобновить путь утром и доставить ему радость, проведя ночь в его доме.
Рам повсюду заботится о своем ребенке!
Рамдас повернул назад и дошел вместе с этими добрыми друзьями до их деревни, где остался до утра. Еще затемно, задолго до рассвета он вновь пустился в путь и до полудня одолел почти десять миль. Слева от дороги простирались возделанные поля, посреди которых виднелся колодец, из которого, с помощью пикотаха[5], поступала вода для орошения. Фермер трудился в поле, погоняя четырех буйволов. Рамдас подошел к колодцу, чтобы напиться: для этого ему пришлось спуститься к воде. Когда он выбрался наверх, хозяин буйволов подозвал Рамдаса и усадил его в прохладной тени большого дерева у края колодца. Рамдас немного покурил его чилам с табаком.
– Знаете, у меня к вам вопрос, – сказал фермер. – Уверены ли вы в том, что Бог существует? У меня по этому поводу серьезные сомнения.
– Для тех, кто верит, Бог есть, для тех, кто не верит, Его нет, – ответил Рамдас.
– Послушайте про мою жизнь, – продолжал фермер. – Вы видите, я крестьянин. У меня семья из шести человек – жена, три взрослые дочери, сын и невестка. Мы сами возделываем эту землю. Все члены семьи трудятся в поле с утра до вечера. Я часами погоняю этих четырех буйволов, обеспечивая поливку. Мы все работаем без устали круглый год. И – можете удивляться – при всем при том у нас не хватает средств даже на самое необходимое.
Три девушки тем временем обступили Рамдаса.
– Посмотрите на них, махарадж, – сказал фермер с горечью, – они ходят в обносках. Вы говорите, что Бог есть. Если это так, то Он, по мне, очень жесток. А если Он жесток, значит, Он не Бог.
– Для Рамдаса Бог – это не предмет веры или рассуждений, – пустился в объяснения Рамдас. – Он для него – данность. Несмотря на рассказ о твоих тяготах, Рамдас может заверить тебя, что Бог есть, и Он весь – любовь и доброта. Мы не вправе судить о Его существовании по тому, наделила ли нас судьба материальным достатком или нет. Все страдания и беды, выпадающие нам на долю, необходимы для нашего духовного роста. Во имя Бога принцы отрекались от царств в обмен на лохмотья и нищенскую суму. Кто-то может купаться в роскоши, но если он недоволен тем, что имеет, жизнь для него – сплошное несчастье. Бедняк, довольный жизнью в своей лачуге, гораздо счастливее монарха, томящегося от скуки в своем дворце. Довольство жизнью – Божий дар, и заслужить его можно верой и подчинением Ему. Бог никогда не желает нам зла. Недостаток веры в Его благоволение – причина всех наших несчастий. Ты говоришь, что судьба безжалостна к тебе и условия твоей жизни невыносимы. Но они покажутся сущим пустяком, если ты правильно оценишь их и таким образом поймешь, в чем настоящая цель жизни. Поверь, Бог не для тех, кто ропщет и ворчит. Брат, не поддавайся отчаянию. Покорись Его воле, и все уладится.
Крестьянин молча выслушал Рамдаса, и его глаза наполнились слезами.
Тем временем мысль Рамдаса заработала: отчего бедствует этот фермер? Разумеется, причина всех наших невзгод – собственные действия, или карма. С помощью каких внешних рычагов в данном случае работает карма? Очевидно, что внешние причины плачевного положения крестьянина – земельный агент и ростовщик. Бездушная эксплуатация торговца, с одной стороны, и жадность ростовщика – с другой, без сомнения, сломили этого трудягу. Традиция, требующая больших денежных расходов на церемонии и праздники, держит его в черном теле. Вдобавок ко всему – капризы погоды, нашествия засухи и т. д. плюс непомерно большие налоги.
К середине дня он оказался в деревне, где нашел пруд в древесной роще и искупался в нем. В соседней деревне он добыл свою бхикшу. Отдохнув в тени с часок, он двинулся дальше. До Биджапура теперь оставалось всего шесть километров, и уже к пяти часам он вошел в город.
Он направился в дом Шанкарлала Озы, доброго друга-торговца, чей гостеприимный кров приютил его, когда он был в Биджапуре прошлый раз. Друг уговорил его провести с ним два дня. Он сам и его хворающая жена оказались настоящими воплощениями любви – столько чуткости и внимания они проявили к Рамдасу. Шанкарлал сразу заметил, в каком состоянии ноги Рамдаса. Они так сильно распухли, будто на него напала слоновья болезнь. С большим беспокойством он поднял этот вопрос в присутствии своих друзей, и, проникшись сочувствием, они собрали деньги на билет на поезд до Хубли. Рамдас как-то упомянул в разговоре, что собирается в Хубли.
На третий день он отбыл из Биджапура вечерним поездом. После покупки билета на собранные друзьями деньги осталась сдача в восемь анн, и Шанкарлал стал уговаривать Рамдаса забрать ее. Несмотря на его протесты, он засунул горсть монет, вместе с билетом, в карман плаща Рамдаса, который тот тогда носил.
Прошла ночь, наступило утро. Восемь анн позвякивали в его кармане. Он не знал, что делать с ними. До сих пор у него не было привычки носить с собой деньги, ибо он не нуждался в них. Господь неизменно присматривал за ним и не создавал ситуаций, когда у Рамдаса возникала бы нужда в деньгах. На одной из станций в вагон вошел слепой нищий. Рамдас подумал, что выход найден, и вручил бродяге монетку в две анны, оставив остальное для нищих, которые могли войти на других остановках. Но станция следовала за станцией и других «кандидатов» не появлялось.
Около десяти утра поезд въехал на вокзал Хубли. Рамдас вышел из вагона и зашагал по дороге. Что делать с деньгами? Вопрос не давал ему покоя ни на минуту. Рам приказывал ему сначала пойти домой к Убхайакару, а ближе к вечеру – в Матх Шри Сиддхарудхи. Он уже приблизился к воротам дома Убхайакара, но нет, он не мог войти внутрь с деньгами в кармане. Ему хотелось избавиться от них, но вот как? Он повернул назад и пошел обратно к станции. На полпути он остановился на дороге. «Ну что же делать с деньгами?» Поблизости не было видно ни одного нищего. У него промелькнула мысль просто бросить мелочь в придорожную канаву, но тоже нет, Рам наущал его передать кому-нибудь деньги. Где этот «кто-нибудь?» О Господи, что за незадача!
Читателю эта проблема может показаться до смешного пустячной, но для Рамдаса это был важный и решающий вопрос. Он снова повернул к дому Убхайакара. Приближаясь к воротам, он заметил дворника, выходящего из двора муниципальной конторы. «Вот он, Рам, выручай», – пробормотал Рамдас и отдал ему оставшуюся мелочь. На сердце, похоже, стало легче. Теперь он мог войти в дом Убхайакара.
Суббарао Убхайакар, святая душа, радушно встретил его. Все члены его семьи изливали на него свою доброту. Старый святой показал Рамдасу храм Кришны, возведенный его усилиями и по его инициативе. Образ Кришны – статуя из чистейшего, белого как снег мрамора – прекрасное и пленительное произведение искусства.
По возвращении домой святой поинтересовался, куда теперь собирается держать путь Рамдас.
– В Бангалор, – ответил тот.
– Как раз послезавтра женщины из нашей семьи едут в Бангалор, вы можете присоединиться к ним, – предложил он, и Рамдас согласился.
После полудня он посетил знаменитый Матх Свами Шри Сиддхарудхи. Он уже бывал тут однажды. Шри Сиддхарудха был одной из тех великих личностей, чьи святые стопы притягивали тысячи людей. Рамарао, сын Шиварао Чандрагири, недавно принявший санньясу – благородный сын достойных родителей, – с любовью принял на себя все заботы о Рамдасе.
Рамдас оставался в Матхе два дня. Ночами он устраивался на веранде храма самадхи[6]. На второй день, вскоре после наступления темноты, к нему подошел обитатель ашрама.
– Могу ли я предложить вам какую-нибудь еду? – осведомился он.
Но Рамдас был не в том настроении – он вообще покинул пределы двойственного мира.
– Кому ты задаешь вопрос? – сделал он ответный ход.
– Вам, разумеется, – уточнил гость, указывая пальцем на Рамдаса.
– Можно ли говорить о «тебе» и «мне», если все едино? – гнул свое Рамдас. – Разве все видимое не подобно змее в веревке, сыну бесплодной женщины, рогатому зайцу, цветку в небе…
– Ага, у вас поехала крыша![7] – перебил друг и, показав Рамдасу спину, скрылся из виду.
На следующий день Рамдас вернулся в дом Убхайакара и дневным поездом уехал из Хубли в компании его родственниц. Эти матушки нежно заботились о нем в течение всего пути. Рано утром они прибыли в Бангалор.
Добрые матушки вместе с Рамдасом подкатили к своему дому, маленькому изящному особняку. Он пробыл там всего полчаса: Рам требовал, чтобы он побыстрее ускользнул оттуда. Он спешно ретировался, двинувшись в Маллешварам. Им руководила идея навестить Бхаванишанкаррао, встретиться с которым ему довелось в прошлом году в Кундапуре. Рамдас добрался до Маллешварама, района на окраине Бангалора, застроенного новенькими, аккуратными коттеджами. Но какой из них принадлежит Бхаванишанкаррао? Рамдас никогда не был здесь прежде. Рам должен привести его – так Он и сделал.
Он поплутал по лабиринту боковых проулков, пока ноги сами не привели его на улицу, где жил Бхаванишанкаррао. К тому же, не дойдя нескольких ярдов до его дома, Рамдас встретил отца Бхаванишанкаррао, и тот привел его прямо к воротам. Бхаванишанкаррао и прочие обитатели коттеджа встретили Рамдаса с распростертыми объятиями.
Здесь он вновь повидался с Ситабаи, сестрой Бхаванишанкаррао, и теперь – вдовой д-ра Уманатрао из Кундапура. Больше года назад Уманатрао покинул смертную оболочку. Глубина веры Ситабаи и ее отрешенности от всего мирского была поистине поразительной. В доме каждый вечер исполнялась духовная музыка, а во второй половине дня проводилось чтение Рам-мантры. Самыми ревностными участниками этих церемоний были Бхаванишанкаррао и его сестра.
Рамдас изменил свой рацион, ограничив его молоком и фруктами. Он провел с этими добрыми благочестивыми людьми четыре дня, а потом уловил явственный призыв из Кириманджешвара, пригорода Кундапура, известного также как Ашрам Агастьямуни.
На пятый день Рамдас выехал из Бангалора вечерним поездом и на следующий вечер прибыл в Казарагод. Здесь он не упустил случая удостоиться даршана Гурудэва[8] и повидался со многими почитателями. Задержавшись в Казарагоде всего на один день, он последовал в Мангалор. Его целью был Кириманджешвар, и он должен был оказаться там как можно быстрее. Он получил «сообщение», что в этом месте ему предстоит длительное голодание. В Мангалоре он ненадолго заглянул к матушке Рукмабаи[9], а затем двинулся прямо в Удипи и оттуда поспешил в Кундапур. На ночь его поместили в диспансер Рама Бхатджи. Утром он переправился через реку на пароме и оказался в Кириманджешваре.
Он сразу же искупался в храмовом водоеме. Выпив немного воды, он до вечера бродил в огромном лесу, в чаще которого обнаружил маленький храм богини. Храм состоял из внутренней святыни – узкого и темного помещения, где была установлена каменная статуя Дэви, чистой передней комнаты с гладким блестящим полом и открытой веранды. Он решил обосноваться в примыкающей к святыне комнате, где было много свежего воздуха. Имущество его состояло из одного дхоти и двух набедренных повязок.
Режим его складывался примерно так: три омовения в пруду – утром, днем и вечером, что совмещалось с питьем воды из того же пруда. Пруд находился примерно в пятидесяти ярдах от храма Дэви. Ночи он проводил в комнате, дни – в лесу. У храмового алтаря вечером зажигался светильник – глиняная плошка с кокосовым маслом. Он горел несколько часов. За этим следила матушка, жившая неподалеку. Обычно она делала это раньше, чем он возвращался из леса в сумерках, так как к его приходу лампада уже горела. Как-то раз матушка припозднилась, и он уже сидел в комнате. Она пришла в храм, как всегда, но, увидев смутные очертания его фигуры в полумраке комнаты, испугалась, взмахнула руками и, громко вскрикнув, в ужасе убежала прочь. После этого она не появлялась ни разу, и светильник больше не зажигался.
Иногда вечерами Рамдас совершал прогулки к океану. Он обнаружил на берегу огромный камень, выдающийся в море, и, взгромоздившись на него, подолгу глядел на огромные волны, с грохотом бьющиеся о скалы. Под ногами шныряли морские крабы, над головой летали белые чайки, длинная лента песка искрилась на солнце. На исходе дня его ожидало одно из самых впечатляющих зрелищ – закат солнца. Постепенное погружение пылающего диска в глубины синего моря завораживало его взор. Здесь, на берегу, несмотря на оглушительный рокот волн, он ощущал покой, не поддающийся описанию.
Так шли его дни – в молчании, посте и омовениях в пруду. Кто-то из сельчан, прослышав о его голодании, пытался прервать его, уговаривая отведать молока или фруктов. Но он был равнодушен как к дарам, так и к дарителям. Как-то раз во время своих бесцельных блужданий он вышел к рынку, где большинство продавцов были мусульманами.
– Кто этот человек? – спросил прохожий у торговца, указывая на Рамдаса.
– Так, один полудурок, – ответил тот, покрутив пальцем у виска.
Рамдас расслышал это замечание и, подойдя поближе, поправил торговца:
– Нет, брат, «полудурок» – это слабо сказано. Почему не сказать правду – «полный дурачок»?
Лавочник опешил, услышав это неожиданное странное признание. Рамдас пошел своей дорогой.
О проекте
О подписке