Цитаты из книг автора «Паоло Джордано»

Эпидемиологам известно, что единственный способ остановить эпидемию заключается в том, чтобы снизить число восприимчивых (S) среди населения. Их плотность должна уменьшиться настолько, чтобы дальнейшее распространение вируса стало невозможным. Надо отделить шарики друг от друга. Как только частота их соприкосновения снизится, цепная реакция прекратится. Вакцина обладает математической властью перевести нас из группы восприимчивых (S) в группу переболевших (R), хотя мы и не болели. Мы интересуемся вакцинами потому, что они спасают нас от вируса, но еще больше ими интересуются врачи-инфекционисты – потому что вакцины спасают нас от эпидемий. Нам даже не обязательно делать прививку всем поголовно – достаточно, чтобы процент привитых достиг уровня, обеспечивающего так называемый коллективный иммунитет.

Здесь важно сделать одно уточнение. SARS-CoV-2 – это название вируса, а COVID-19 – болезни. Скучные, безликие названия, выбор которых, возможно, объясняется желанием ограничить их эмоциональное воздействие, но они являются более точными, чем популярное «коронавирус». Поэтому я буду использовать именно их. Для краткости и чтобы избежать путаницы с эпидемией 2003 года, вместо SARS-CoV-2 я буду писать просто CoV-2. CoV-2 – это самая примитивная из всех известных нам форм жизни. Чтобы понять, как она действует, нам следует принять ограниченность ее интеллекта и посмотреть на себя ее глазами. И напомнить себе, что вирусу CoV-2 совершенно не интересно, кто мы такие: сколько нам лет, какого мы пола и национальности и каковы наши предпочтения. Для вируса человечество делится на три группы: восприимчивых (S), то есть тех, кого можно заразить; инфицированных (I) – тех, кто уже заражен, и переболевших (R) – тех, у кого выработался иммунитет и кого заразить больше нельзя.

Запертые в невидимом футляре, мы жаждем вернуться к нормальной жизни, полагая, что имеем на это полное право. Вдруг выясняется, что нормальная жизнь – это наша главная святыня. Мы никогда не придавали ей значения, а правду сказать, даже не пытались определить, в чем же она заключается. Но мы требуем, чтобы нам ее вернули.

Нынешний кризис – это во многом про время. Про то, как мы управляем своим временем и сжимаем его. Мы оказались во власти микроскопической силы, которой хватает наглости принимать решения вместо нас. Мы злимся и негодуем, точно застряли в глухой дорожной пробке, но вокруг нас – ни души. Запертые в невидимом футляре, мы жаждем вернуться к нормальной жизни, полагая, что имеем на это полное право. Вдруг выясняется, что нормальная жизнь – это наша главная святыня. Мы никогда не придавали ей значения, а правду сказать, даже не пытались определить, в чем же она заключается. Но мы требуем, чтобы нам ее вернули.

Чем больше нас пугает, возмущает или злит полученная информация, тем уязвимее мы к заразе.

не следует множить сущности сверх необходимости.

В условиях распространения заразы отсутствие солидарности означает прежде всего нехватку воображения.

Нормальная жизнь откладывается, и никто не знает, как надолго. Настало аномальное время, и нам предстоит научиться жить в этой аномалии. Мы должны найти рациональное объяснение тому, почему мы с ней соглашаемся, и не сводить его к одному лишь страху смерти. Возможно, вирусы и лишены интеллекта, но в чем-то они способнее нас – они быстрее меняются и приспосабливаются. Пожалуй, имеет смысл взять у них пару уроков. Мы загнаны в тупик, и нас ждут ужасные последствия. Потеря работы, стальные ставни на витринах магазинов, развал целых отраслей экономики – каждый из нас уже успел почувствовать что-то из этого ряда на себе. Наша цивилизация может позволить себе многое, кроме одного – замедления. Но размышлять о том, что будет потом, для меня – слишком сложная задача. Признаюсь, я не в состоянии охватить это разумом. Капитулирую. Буду реагировать на все перемены по мере их наступления, шаг за шагом.

Вирус обнажил механизм этого порочного круга, это закольцованное недоверие, которое воспроизводится вновь и вновь, стоит науке войти в соприкосновение с повседневной жизнью. Как раз оно и порождает панику, а вовсе не точные цифры потерь. Впрочем, по мнению древних греков, паника – это изобретение бога Пана. Голос у него был такой зычный, что иногда, крикнув что-нибудь, он так пугался, что убегал сам от себя куда глаза глядят.

Фальшивые новости распространяются с такой же скоростью, как эпидемии. И по той же самой модели. По реакции на очередной фейк мы снова делимся на три группы: восприимчивых, инфицированных и иммунных. Чем больше нас пугает, возмущает или злит полученная информация, тем уязвимее мы к заразе.