а. Во всех трех картинах, в «Джоконде», в «Анне…» и в «Мадонне в гроте», мы видим одну и ту же экспозицию – ландшафтную. Мы с вами видим два совершенно разных ландшафта, два совершенно разных пространства.
А вот попробуйте рассказать сюжет «Мадонны в гроте». Или попробуйте рассказать сюжет «Анны, Марии, младенца и агнца». Или попробуйте рассказать сюжет «Джоконды». Получится у вас? Не получится.
Леонардо не рассказчик. Большинство художников эпохи Возрождения – рассказчики, они очень любят рассказывать истории, они берут любой сюжет Священного Писания, а по законам католической церкви изображение возможно на любой сюжет Нового и Ветхого завета.
Леонардо больше не только «Джоконды», которую он нам оставил, но мы не можем даже представить себе объема всего наследия Леонардо. Потому что наследие Леонардо заключается не только в том очень небольшом количестве картин, которые он оставил, хотя мы называем Леонардо да Винчи художником, но ведь Леонардо да Винчи – художник в том числе.
И вот в этих стихах, и в поздних письмах Микеланджело видна степень его пристального и очень критического недовольства собой. Никакой надменности, конечно, он понимал, кто он. Это напоминает одну передачу о музыканте Рихтере. Когда у него спросили в финале, как он чувствует себя, он сказал: «Я очень собой недоволен». Вот Микеланджело был очень собой недоволен. В стихах он пишет об этом, бесконечно об этом пишет. Особенно в стихах поздних.
И он имел свою великолепную возлюбленную, которой он писал стихи, это была герцогиня Виттория Колонна, перед которой он преклонялся, преклонялся перед ее красотой и умом. И она отвечала ему стихами. Она была, как считал Микеланджело, достойна его и равна ему. Это удивительная история такого глубокого понимания, такого уровня и достоинства отношений.
Это философское рассуждение о времени, куда входим и мы, куда входят и Медичи, и многие другие люди, где есть место мгновению, есть место постоянному коловращению и круговращению, цикличности, и где все-таки место соединения с личностью, какое-то учение о цельности и единстве мироздания через время.
Микеланджело хорошо ответил по этому поводу, на это недоумение. Он сказал: «А кто видел в лицо день грядущий? Никто не видит в лицо день грядущий». Что еще раз подтверждает, что эта работа – не просто работа над гробницей, эта работа является чем-то еще.
Ему говорили: «Не похожи твой Джулиано и твой Лоренцо на прототип, на портрет». – «Прекрасно, – ответил Микеланджело, – а кто через сто лет будет знать, как они выглядели?» Человек видит себя в обратной проекции. Он знает, что они будут через сто лет.