Я не могла бы пожаловаться на то, что кто-то без спросу брал мои вещи – в моей жизни они были моими лишь в силу пользования. Отделиться от семьи было почти преступлением. Единоличница – это было прабабушкино определение, берущее корни похоже еще в страшные времена коллективизации.
О том, что в подростковом возрасте формируются границы личности, я прочитала в 25 лет в журнале. И с удивлением их не нащупала. И не обнаружила никаких процессов, связанных с их образованием. Я по-прежнему была открытой книгой и отчитывалась перед мамой за свой образ жизни.