Глава 6

– Я так понимаю, ты уже в курсе новостей, Бэзил, – сказал лорд Генри в тот вечер, как только Голуорд вошел в зал ресторана Бристоль, чтобы пообедать с ним.

Нет, Гарри, – ответил художник, отдавая свои пальто и шляпу дворецкому. – Что за новости? Надеюсь, это не связано с политикой! Ты же знаешь, политика меня не интересует. На всю палату общин не найдётся достойной кандидатуры для портрета, хотя некоторых из них я бы с радостью зарисовал.

Дориан Грей помолвлен, – сказал лорд Генри, не сводя с него глаз.

Голуорд на мгновение замолчал и нахмурился.

Дориан помолвлен! – Воскликнул он. – Это невозможно!

Однако, это правда.

– С кем?

С какой актриской или что-то вроде того.

Не могу в это поверить. Дориан слишком здравомыслящий для такого.

Дориану хватает мудрости делать глупости время от времени, дорогой Бэзил.

Вряд ли брак относится к вещам, которые можно делать время от времени, Гарри.

Если речь идет не об Америке, – лениво отметил лорд Генри. – Но я же не сказал, что он женился. Я всего лишь сказал, что он помолвлен. Это совершенно разные вещи. Я четко помню, что я женат, но не помню, чтобы я когда-либо был помолвлен. Скорее всего, я никогда и не был помолвлен.

Но учти происхождение, статус и состояние Дориана. Это же глупость, вступать в такой неравный брак.

Вот так ему и скажи, если хочешь, чтобы он точно женился на этой девушке. Тогда уже его точно ничто не остановит. Люди делают величайшие глупости из благородных побуждений.

Надеюсь, она хорошая девушка. Не хочу, чтобы Дориан попал в лапы к какой-то твари, которая разрушит его прекрасную натуру и светлый ум.

Не беспокойся, она более чем хороша – она прекрасна, – сказал лорд Генри, потягивая вермут из бокала. – Дориан говорит, что она прекрасна, а в таких вещах он редко ошибается. Благодаря портрету твоей работы он стал лучше видеть красоту окружающих. Это одна из замечательных вещей, которые сделал портрет. Мы увидим ее сегодня вечером, если парень не забыл, о чем мы договорились.

Ты сейчас серьезно?

Вполне серьезно, Бэзил. Горе мне, если когда-то придется быть еще серьезнее, чем сейчас.

А ты одобряешь это его решение, Гарри? – Спросил художник, топчась комнатой и закусив губу. – Ты не можешь это одобрять. Это какая-то нелепая прихоть.

Я никогда ни к чему не отношусь положительно или неодобрительно. Это абсурдный подход к жизни. Мы живем не для того, чтобы навязывать другим собственные моральные предубеждения. Я никогда не обращаю внимания на то, что говорят простые люди и никогда не вмешиваюсь в то, что делают прекрасные люди. Если человек меня захватывает, то что бы он ни делал, это приносит мне радость. Дориан Грей влюбился в прекрасную девушку, которая играет Джульетту, и попросил ее руки. Почему бы и нет? Если бы он женился на Мезалине, это было бы не менее интересно. Ты же знаешь, я не сторонник брака. Наибольший недостаток брака в том, что он лишает людей эгоизма. Вместе с эгоизмом люди теряют яркие цвета. Им не хватает индивидуальности. И все же некоторые личности становятся еще более разнообразными в браке. Они сохраняют свою сущность и добавляют к ней новые. Им приходится проживать несколько жизней. Это побуждает их к самоорганизации, а самоорганизация это, по моему мнению, одна из задач человека в жизни. Кроме того, любой опыт важен, а брак это огромный опыт, кто бы там что не говорил. Надеюсь, что Дориан Грей женится на этой девушке, будет полгода страстно любить ее, а затем найдет себе новый объект восхищения. За этим будет очень интересно наблюдать.

Ты так не думаешь, Гарри, я это знаю. Никому не будет обиднее, если Дориан Грей испортит себе жизнь, чем тебе. Ты намного лучше, чем пытаешься казаться.

Лорд Генри рассмеялся.

Причина нашего желания видеть добро в других заключается в том, что мы боимся самих себя. Основой оптимизма есть ужас. Мы считаем себя щедрыми, когда в мыслях наделяем ближнего качествами, которые пойдут на пользу нам самим. Мы восхваляем банкира в надежде, что тот займет нам денег. Даже в разбойнике мы ищем доброту, благодаря которой он мог бы не ограбить нас. Я имел в виду именно то, что сказал. Я крайне презираю оптимизм. А насчет испорченной жизни, так единственный способ испортить жизнь – это остановить ее развитие. Если хочешь уничтожить природу, ее достаточно просто изменить. А относительно брака, конечно, это будет ерунда, но есть и гораздо более интересные формы связи между мужчиной и женщиной, чем брак. Я их всенепременно поощряю. Они очаровательны своей модностью. А вот, собственно, и Дориан. Он расскажет тебе больше меня.

Дорогой Гарри, дорогой Бэзил, вы должны меня поздравить, сказал юноша, сняв шляпу и поочередно пожав им руки. – Я никогда не чувствовал себя настолько счастливым. Это, конечно неожиданно, но все приятные вещи неожиданны. И все же, кажется, это именно то, чего мне не хватало в течение всей моей жизни. – Он сиял от радости и возбуждения, и от того выглядел еще лучше, чем обычно.

Надеюсь, твое счастье не угаснет, Дориан, – сказал Голуорд, – однако, я оскорблен тем, что ты не сообщил мне о своей помолвке. Гарри же ты рассказал.

А я оскорблен твоим опозданием на обед, – перебил лорд Генри и с улыбкой положил руку юноше на плечо. – Пойдем за стол, посмотрим, на что способен их новый шеф-повар, а потом расскажешь нам обо всем в подробностях.

Здесь не о чем особенно рассказывать, – сказал Дориан, когда они сели за небольшой круглый стол. – Произошло вот что. Вчера вечером, Гарри, после того, как я ушел от тебя, я собрался, пообедал в маленьком итальянском ресторане на Руперт Стрит, который ты мне когда-то посоветовал, и в восемь уже был в театре. Сибилла играла Розалину. Конечно, декорации были ужасные, а Орландо выглядел нелепо. Но Сибилла! Вам стоило увидеть ее! Она была непревзойдённая в своем мальчишеском наряде. Она была одета в зеленый жакет с коричневыми рукавами, коричневые брюки, изысканную зеленую шляпку с пером и плащ с капюшоном, вышитый красными нитками. Еще никогда она не казалась такой хрупкой. Своей грацией она напоминала мне изысканную фигурку Танагры, что стоит в твоей мастерской, Бэзил. Ее темные волосы подчеркивали красоту ее лица, как темные листья подчеркивают красоту розы. А ее игру вы сами сегодня увидите. Она просто прирожденная актриса. Я сидел в крошечной ложе абсолютно пораженный. Я забыл, что нахожусь в Лондоне, и за окном девятнадцатый век. Я был вместе с моей любимой в скрытом от людских глаз лесу. После завершения спектакля я пошел за кулисы, и мы разговаривали. Когда мы сидели вдвоем, в ее глазах появился неизвестный мне ранее взгляд. Мои уста сами ринулись ей навстречу. Мы слились в поцелуе. Я не могу передать свои ощущения в тот момент. Казалось, вся моя жизнь свелась к простому счастью. Она дрожала будто нежный нарцисс. Затем она упала на колени и начала целовать мне руки. Я чувствую, что не стоило вам об этом рассказывать, но я не могу удержаться. Конечно. Наша помолвка это строжайшая тайна. Она еще даже своей матери не говорила об этом. Даже не знаю, что скажут мои опекуны. Конечно, лорд Рэдли просто придет в бешенство. Но мне все равно. Менее чем через год я стану совершеннолетним, и буду сам себе хозяин. Разве это не верно с моей стороны, Бэзил, найти любовь в поэзии и взять себе жену из пьес Шекспира? Уста, в которые сам Шекспир вложил голос, шептали мне о своих тайнах. Я был в объятиях Розалины и целовал губы Джульетты.

Да, Дориан, думаю, ты все сделал правильно, – медленно сказал Голуорд.

– Ты ее уже видел сегодня? – Спросил лорд Генри.

Дориан Грей покачал головой.

– Я оставил ее в Арденском лесу, а найду в саду в Вероне.

Лорд Генри задумчиво потягивал шампанское.

– А когда же из твоих уст прозвучало слово брак, Дориан? И что она на это ответила? Ты уже, наверное, и забыл.

– Дорогой Гарри, я не считаю это деловым соглашением, поэтому не прибегал к формальностям. Я сказал, что люблю ее, на что она ответила, что не стоит того, чтобы быть моей женой. Не стоит! Но для меня целый мир ничего не стоит по сравнению с ней.

– Женщины очень практичны, – сказал лорд Генри, – они гораздо практичнее, чем мы. В подобных ситуациях мы часто забываем сказать что-то о браке, а они всегда нам об этом напоминают.

Голуорд положил руку ему на плечо.

– Хватит, Гарри, не стоит раздражать Дориана. Он не такой, как остальные мужчины. Он никогда не заставит кого-то страдать, он слишком хорош для этого.

Лорд Генри посмотрел на противоположную сторону стола.

– Дориан никогда не сердится на меня, – ответил он. – Я спросил его только по одной причине, по лучшей и самой весомой причине спросить что угодно – из чистого любопытства. Я предполагаю, что это женщины предлагают нам свои руку и сердце, а не мы просим. Конечно, это правило не работает для среднего класса. Но средний класс отсталый.

Дориан Грей засмеялся и покачал головой.

– Ты просто неисправим, Гарри. Но это не страшно. На тебя невозможно сердиться. Когда ты увидишь Сибиллу Вейн, то поймешь, что надо быть бессердечным чудовищем для того, чтобы ее обидеть. Я не понимаю, как можно желать обидеть того, кого любишь. Я люблю Сибиллу Вейн. Я хочу поднять ее на золотой пьедестал, чтобы весь мир поклонился моей любимой. Что такое брак? Это несокрушимый обет. Ты смеешься над этим. Но я не смеюсь сейчас. Я хочу дать этот несокрушимый обет. Ее доверие делает меня верным, делает меня лучше, чем я есть сейчас. Когда я вместе с ней, то жалею обо всем, чему ты меня научил. Я становлюсь другим, не таким, каким ты знаешь меня. Я меняюсь, одно только прикосновение Сибиллы Вейн заставляет меня забыть о тебе и всех твои ложных, захватывающих, ядовитых, соблазнительных теориях.

– Что же это за теории такие? – Спросил лорд Генри, угощаясь салатом.

– Твои теории о жизни, о любви, об удовольствии. Все твои теории, Гарри.

– Удовольствие, это единственная вещь, о которой стоит иметь теорию, – ответил он своим мелодичным голосом. – Однако, боюсь, я не могу назвать свою теорию собственной. Ее разработала сама природа, а не я. Удовольствие – это испытание природой, признак ее одобрения. Когда мы счастливы, то всегда хорошие, но когда мы хорошие, то не всегда счастливы.

– А что же ты имеешь в виду, когда говоришь «хороший»? – Воскликнул Бэзил Голуорд.

– Да, – повторил Дориан, откинувшись на спинку своего кресла и глядя на лорда Генри меж пурпурных ирисов, которые стояли посреди стола, – что для тебя значит быть хорошим, Гарри?

– Быть хорошим, значит жить в гармонии с самим собой, – ответил он, едва коснувшись пальцами своего бокала. – Когда человек вынужден искать гармонию с другими, возникает дисбаланс. Важна только собственная жизнь. Что касается жизней остальных, то если хочешь быть снобом или пуританином, то можно выражать свое мнение относительно них, но они не касаются тебя на самом деле. Кроме того, индивидуализм стремится к высшей цели. Современная мораль базируется на восприятии норм своего времени. Я считаю, что наиболее аморальным поступком для человека или целой культуры является воспринять нормы своего времени.

– Но разве человек, живущий только для себя, не платит огромную цену за это, Гарри? – Поинтересовался художник.

– Действительно, в наше время цены на все завышены. Я предполагаю, что настоящая трагедия бедных заключается в том, что они не могут позволить себе ничего, кроме отказа самим себе. Прекрасные грехи, как и красивые вещи, доступны только богачам.

– Платить приходится не только деньгами.

– А чем же еще, Бэзил?

– Я думаю, угрызениями совести, страданиями… в конце концов, пониманием собственного морального падения.

Лорд Генри пожал плечами.

– Дорогой мой, средневековое искусство прекрасно, однако средневековые эмоции уже не актуальны. Конечно, их можно использовать в литературе. Но в литературе можно использовать только то, что мы перестали использовать в жизни. Поверь, ни один цивилизованный человек не жалеет об удовлетворении, а нецивилизованные люди не знают, что это такое.

– Я знаю, что такое удовольствие, – сказал Дориан Грей. – Это любить другого человека.

– Это точно лучше, чем быть обожаемым, – ответил он перебирая фрукты. – Быть обожаемым раздражает. Женщины обращаются с нами точно так же, как человечество ведет себя со своими богами. Они поклоняются нам и все время надоедают просьбами что-то сделать для них.

– Я должен сказать, что они сначала дают нам все, что потом просят у нас, – мрачно сказал юноша. – Они внушают любовь в наши души. Они имеют право требовать, чтобы мы вернули ее обратно.

– Истинная правда, Дориан, – сказал Голуорд.

– Ничто не может быть истинной правдой, – сказал лорд Генри.

– Но это правда, – перебил Дориан. – Ты должен признать, Гарри, что женщины дарят мужчинам наибольшее богатство в их жизни.

– Возможно, – вздохнул лорд Генри, – но они обязательно требуют, чтобы мы возвращали его мелочью. В этом вся беда. Как сказал когда-то один острый на язык француз, женщины вдохновляют нас на шедевры, однако мешают нам создавать их.

– Какой же ты ужасный, Гарри! Не понимаю, почему я так благосклонно к тебе отношусь.

– Так будет всегда, Дориан, – сказал он. – Выпьете кофе? Официант, принесите кофе, коньяка и сигареты. Нет, не надо сигареты, у меня есть. Бэзил, я не позволю тебе курить сигары. Тебе стоит покурить сигарету. Сигарета это совершенное воплощение совершенного удовольствия. Она изящна и оставляет курильщика неудовлетворенным. Чего еще можно желать? Именно так, Дориан, ты всегда будешь восхищаться мной. Я воплощаю для тебя все грехи, которые ты никогда не решишься осуществить.

– Что за чушь ты говоришь, Гарри! – Воскликнул юноша, подкуривая серебряной зажигалкой в форме дракона, что ее поставил на стол официант. – Пойдем лучше в театр. Когда Сибилла выйдет на сцену, в твоей жизни появится новый идеал. Она воплощает в себе нечто, чего ты раньше не знал.

– Я уже все познал, – сказал лорд Генри с усталым выражением лица, – но я всегда рад новым эмоциям. В конце концов, боюсь для меня уже не осталось новых эмоций. И все же, может твоя очаровательная девушка меня и поразит. Люблю театр. Он гораздо более настоящий, чем реальная жизнь. Пошли. Дориан, ты поедешь со мной. Прости, Бэзил, но в моем экипаже только два места. Тебе придется поехать вслед за нами.

Они встали и одели свои пальто, допивая кофе уже на ходу. Художник задумчиво молчал. Его охватило мрачное предчувствие. Он не одобрял этот брак, но что-то ему подсказывало, что в случае, если Дориан не женится, могло произойти что-то гораздо худшее. Через несколько минут они спустились лестницей. Как и договаривались, он поехал отдельно и смотрел на огоньки экипажа лорда Генри впереди себя. Он чувствовал, что что-то потерял. Он знал, что Дориан Грей больше никогда не станет для него тем, кем был раньше. Жизнь встала между ними… В глазах у него потемнело, и уличные огни расплывались перед глазами. Когда кэб прибыл к театру, ему казалось, что он постарел на несколько лет.