4

Мы попросили Шефа и оставшегося кучера отвезти нас домой к Макгрею. Раз уж к работе следовало приступить немедленно, то лучше было сделать это там, где хранились лучшие книги по ведовству.

К счастью, потный усатый Шеф сел не с нами, а на козлах с возницей, и, когда экипаж тронулся с места и поехал по пустынным улицам, показную храбрость с меня как ветром сдуло. Я спрятал лицо в ладонях и, заикаясь, заныл, словно дитя:

– Королева… королева Викто… королева Виктория жаждет нашей смерти… О Господи, королева Виктория жаждет нашей смерти!

Макгрей все еще потирал голову в том месте, куда пришелся удар Шефа.

– Ох, успокойся ты, Фрей. Она не может просто взять и убить нас. У нас же законы действуют, как-никак. Здесь тебе не сраная «Алиса в Стране чудес».

– Да если бы. Будь я там, попросил бы проклятого Чеширского Кота нарисовать мне дверь в треклятый Тимбукту!

– Ох, да прекрати ты уже! Не провоцируй меня, а то врежу. Нужно оценить наши возможности. Сколько у тебя там?

Он кивнул на толстый кошель, лежавший у меня на коленях. Я сделал глубокий вдох, раскрыл его и на глаз прикинул сумму.

– Я бы сказал, тут что-то около двух тысяч фунтов.

– Ни хрена себе!

Он выдернул у меня из рук деньги и всю оставшуюся дорогу пересчитывал их, не обращая внимания на мои жалобы. Мы быстро доехали до роскошного Нового города с его просторными улицами и георгианскими фасадами. Экипаж свернул на широкую полукруглую площадь – то была Морэй-плейс, сквер в центре был припорошен снегом, мерцавшим в желтом свете фонарей. Когда экипаж остановился перед солидным домом Макгрея – которому я втайне завидовал, – мне уже не терпелось выбраться из этой чертовой коляски.

Все окна в доме светились, и парадная дверь распахнулась, как только я вышел из экипажа. Я узнал пухлое, однако бледное лицо моей бывшей экономки Джоан (которую увел у меня дворецкий Макгрея – не устану об этом сетовать) – она вышла на скользкое крыльцо.

– Сэры, вы в порядке? – крикнула она со своим сильным ланкаширским акцентом. Торопясь к нам навстречу, она едва не свалилась с лестницы. – Они и вас увезли, мистер Фрей? Куда вас?..

– Дома все расскажем, – перебил ее Макгрей и втолкнул обратно, поскольку Шеф тоже вылез из коляски и пошел следом за нами. Девятипалый развернулся к нему: – Куда это ты, черт тебя дери, собрался? Тебя, козел, сюда не приглашали!

Рот Шефа изогнулся в гадкой улыбочке. С ответом он не спешил.

– Мы приглядываем за вами – помните об этом. Не делайте того, что может огорчить меня, иначе… – Он вытянул свой револьвер ровно настолько, чтобы мы его заметили. – Ну, мне не хотелось бы ненароком пристрелить мешок с костями, который служит у тебя дворецким, или ту жирную ланкаширскую…

– Пшел вон! – И Макгрей захлопнул дверь с такой силой, что она чуть не слетела с петель.

Я ошеломленно огляделся. В прихожей, которую Джоан обычно содержала в безупречной чистоте, был полный кавардак – всюду валялись обломки мебели, осколки ваз, обрывки обоев…

Бедный Джордж, престарелый дворецкий Макгрея (и предмет обожания Джоан), с несчастным видом сидел на лестнице, прижимая к левому глазу увесистый стейк.

Досталось даже Ларри, мальчишке-слуге, которого мы спасли от удела трубочиста, – ему влетело по губе, которая успела с тех пор налиться кровью. Он ошарашенно воззрился на мое нетронутое пальто, шелковый пижамный жакет и элегантные домашние туфли.

– А почему они вас не избили, мастер?

Я недоуменно посмотрел на него:

– Я просто… Я им не сопротивлялся.

Макгрей прыснул:

– Надеюсь, тебя никогда не занесет в тюрьму.

– Но что случилось-то, господин? – спросил Джордж, над которым с нежностью хлопотала Джоан.

– Они явились, чтобы дать нам… задание, – пробурчал Макгрей, а затем сунул кошель в свой нагрудный карман, поскольку Ларри хищно на него поглядывал. – Чем меньше вы будете знать, тем лучше. – Он навел палец на Джоан: – Я не шучу, дорогуша! Даже не пытайся выудить из нас сплетни, если не хочешь, чтобы те типы вернулись и добили старика Джорджа!

– Я и не собиралась, мастер, – пробурчала она, надувшись словно голубь.

– Ага, конечно, – передразнил ее Макгрей. – Джордж, ты в порядке? Послать за врачом?

– Ох, нет. Я крепкий, как… Ай!

– Я схожу за ним, если понадобится, – сказала Джоан, только что ткнувшая Джорджа в лицо чуть сильнее, чем нужно.

– Ладненько, – ответил Макгрей. – Пойдем, Перси, работа не ждет.

Я был так напряжен, что даже не отреагировал на упоминание ненавистного мне среднего имени. Вместо этого я повернулся к мальчишке:

– Ларри, с утра первым делом сбегай ко мне домой и передай моему камердинеру, что у меня все нормально. И пусть принесет мне чистую одежду.

– Слушаюсь, господин.

– И Джоан, можешь, пожалуйста, организовать для нас какой-нибудь перекус? Холодное мясо, хлеб, фрукты – что-то такое. Возможно, сегодня мы спать не будем.

– Сию минуту, господин Фрей.

Затем я проследовал за Макгреем в библиотеку. Там тоже царило разорение, но не такое, как в прихожей, – для сей комнаты это было привычное состояние: ее заполняли кренящиеся стопки книг, коллекция причудливых поделок и множество недопитых бокалов и стаканов. То были Макгреевы угодья, и прислуге разрешалось только приносить сюда уголь, уносить отсюда грязную посуду и вытирать разлитые жидкости.

Шагнув в комнату, Макгрей едва не оказался сбит с ног своими псами – игривым золотистым ретривером по кличке Такер и гигантским черным мастифом Маккензи, у которого была отвратительная привычка пускать слюни.

– Тихо, тихо, я в порядке!

Пока Макгрей успокаивал мохнатых зверюг, я направился прямиком к графину и налил себе щедрую порцию виски.

Внезапно у меня закружилась голова, онемели пальцы, сжимавшие стакан, а ступни, казалось, взмыли над ковром. И нет, дело было не в виски; чувство это было сродни потрясению и неверию, какие испытываешь, получив удар в лицо.

– Так и знал, что это дело нам еще аукнется, – сказал я. – Правда, не в таком виде. Когда замешаны премьер-министр и королева – сама королева… – выдохнул я. – Господи, как же я скучаю по старым добрым временам, когда разбираться приходилось только с выпотрошенными скрипачами!^[2]

Выставив собак из комнаты – их бурная радость помешала бы нам работать, – Макгрей растянулся на потрепанной софе возле огромного камина. Я протянул ему бокал со спиртным и сел напротив.

– С чего начнем? – спросил я, потирая лоб и чувствуя себя совершенно разбитым. – Какое сегодня число?

– Тринадцатое. Ну, то есть уже четырнадцатое.

– Черт! У нас всего одиннадцать дней, чтобы спастись от виселицы, – если верить Солсбери.

– Десять. Он говорил про сочельник.

Я грохнул стаканом по разделявшему нас столику.

– Каким образом мы должны выследить группу хитроумных женщин, которые могут скрываться на любом из Британских островов, всего за десять дней? – Я сдавил виски пальцами и, подняв взгляд на Макгрея, обнаружил, что он погружен в раздумья. – Что такое?

– Неа… не на любом.

Сказав это, он вскочил и принялся рыскать в горах книг и бумаг. Меня всегда поражало, с какой легкостью Макгрей находил в этом море хлама необходимые страницы – и этой ночью он снова не подвел. Он вытянул пожелтевший ветхий лист, сложенный несколько раз, и развернул его на столе. Это была выцветшая карта Великобритании, но несколько мест на ней были помечены красными точками.

– Помнишь, та ведьма Белена показывала нам свою карту? Когда мы не знали, куда двигаться дальше.

– Как такое забудешь? – сказал я, думая о той бедной старой ведьме. Немая, покалеченная и изгнанная своими товарками, она долгие годы вынужденно жила в дикой ланкаширской местности. Она нашла нас, когда мы были на краю гибели, и ее указания стали лишь малой толикой помощи, которую она нам оказала. Мне стало интересно, где она обитает нынче.

– Это большая часть отметок с ее карты, которые мне удалось запомнить, – сказал Макгрей. – Те места, где у ведьм были свои люди. Когда мы вернулись домой после Ланкаширского дела, я на всякий случай восстановил их по памяти.

– Макгрей… – выдохнул я, придавив карту руками и испытывая внезапный восторг. – В кои-то веки… гениальное решение!

– Гениальное? Когда я занимался этим у тебя на глазах, ты заявил, что это очередная идиотская трата времени.

– Это тот редчайший случай, когда твоя идея принесла пользу! Насколько точны, по-твоему, эти отметки?

– Весьма. У меня хорошая память на карты.

Я пробежался пальцами по отметкам. Большая пентаграмма был нарисована поверх Пендл-хилл^[3], кружки поменьше – поверх Эдинбурга, Йорка и еще нескольких мелких городков в Ланкашире и Камбрии.

– Сомневаюсь, что они вернулись в свои прежние обиталища, – сказал я, – особенно если кто-то из них докучал премьер-министру. Но для начала весьма неплохо.

– А еще мы довольно неплохо знакомы с их историей.

– Ты. Ты неплохо знаком. Честно говоря, я помню лишь то, что рассказал Солсбери. Можешь освежить мне память? В кои-то веки у меня есть повод прислушаться к твоим россказням.

Уговаривать Девятипалого не было нужды. Это была его любимая тема – даже более любимая, чем односолодовый виски и лошади.

– Их история началась в окрестностях Ланкашира во времена охоты на ведьм, объявленной Яковом I. – Он постучал пальцем по городу на карте – одному из мест, отмеченных красным кружком. – Они веками действовали подпольно. Большинство из них были повитухами, деревенскими знахарками и тому подобными. Когда король принялся жечь и вешать их, им пришлось объединиться, чтобы защитить себя. Большинство были католичками, давно привыкшими скрывать свои взгляды и род занятий, так что эти новые гонения не стали для них чем-то из ряда вон.

– Но ведь не у всех них были добрые намерения?

– Конечно, нет. Паршивая овца найдется в любом стаде. Многие из этих женщин были честными знахарками, но были и те, что, не терзаясь сомнениями, просили кругленькие суммы за сглаз или приворот – которые, кстати, работают, не делай такое лицо!

– Или за яд, который не оставляет следов?

Макгрей тяжело вздохнул и пригубил виски.

– Угу. Иногда они раздавали «амулеты», которые были хитро состряпанной отравой, медленно убивавшей своего носителя, или «проклинали» людей – лишь для того, чтобы позже избавиться от них куда более заурядным способом. Тогда-то они и обрели свою дурную репутацию – из-за действий тех немногих клеймо легло на всех.

– Увы, – вставил я, – похоже, что преуспели как раз «те немногие».

Макгрей скривился.

– Почти угадал. Зелья из плаценты, младенцы на заклание и предсказания будущего по кошачьим потрохам – людям запоминалось всякое такое. Ведьмы явно слышали, как народ делится подобными легендами – обычно сильно раздутыми, – и, думаю, они даже намеренно их поддерживали.

Брови мои взмыли вверх.

– Чтобы слишком любопытные не совали носы в их дела?

– Ага. Примерно в те времена они создали свой гримуар.

Я кивнул:

– Разумеется. Секретный шифр, который понимают только они.

– Пясть лягушки, глаз червяги, шерсть ушана, зуб дворняги…^[4]

– Не оскверняй Шекспира этим своим акцентом, умоляю.

– Не оскверняй! Это из сраной шотландской пьесы, чертов ты… Ай, забудь. Эти странные рецепты состояли из кодовых названий других ингредиентов. Но ни разу за двести с лишним лет они не перенесли этот шифр на бумагу. – Он махнул в сторону внушительной коллекции старых книг по ведовству и стопок брошюр, что громоздились вокруг. – Я искал везде, где мог, но так и не нашел расшифровку.

– И кодовые названия они выбирали самые мерзкие, – добавил я. – Части трупов, печень евреев… Это все было частью спектакля?

– Именно, а еще способствовало тому, что их проклятия оседали в головах у людей. Проклиная кого-то, они делали это на публике, и такое проклятье вроде как работало.

Как и проклятие Ардглассов, подумал я, но вслух этого произносить не стал. Та фамилия вызывала у Девятипалого несварение, а мне нужно было, чтобы он сосредоточился на деле.

– Так когда же ведьмы превратились в промышлявшую контрабандой и шантажом сложнейшую организацию, которую мы раскрыли в январе?

Макгрей нахмурился и снова принялся рыться в своих книгах.

– Сравнительно недавно. Они с самого начала обладали влиянием, и связи друг с другом у них были прекрасно налажены, но насчитывалось их совсем немного; дела свои они вели втайне и тщательно выбирая клиентов.

Он пролистал несколько книг – корешки у некоторых совсем рассохлись и держались на честном слове.

– Не скажу, когда именно произошел этот сдвиг, но случился он, похоже, примерно пятьдесят лет назад.

– Настолько недавно?

– Ага. Совсем недавно – с учетом самых древних их ритуалов.

– Как думаешь, что послужило толчком?

Макгрей пожал плечами.

– Может быть, они прижали правильного человека. А может, во главе их встала очень амбициозная ведьма, которая вдохновилась размахом новых хлопчатобумажных фабрик.

– Маргарита… – пробормотал я, вспомнив ту ужасную женщину, чьи глаза навыкате до сих пор являлись мне в кошмарах. К счастью, она уже была мертва. – Если временной отрезок, на который ты ориентируешься, верен, то численность шайки увеличила либо она сама, либо ее предшественница.

– Точненько. Но внутренний круг они расширять не стали. Только старшие ведьмы были в курсе всех их тайных делишек. Думаю, младшие искренне верили, что занимаются колдовством.

– То есть ты и сам признаешь, что…

Он перебил меня:

– Вспомни, сколько ведьм ты видел тогда в Пендл-хилл? Сколько их приспешников?

Я закрыл глаза. То были жуткие моменты; даже воспоминания о них пронеслись у меня в голове с лихорадочной скоростью. Я вспомнил их факелы, горевшие синим пламенем – разноцветные огни служили им самым надежным средством передачи сообщений на дальние расстояния. Мне вспомнились зеленые и синие огни, а следом накатили и более зловещие воспоминания.

– Трудно сказать, – прошептал я, покачав головой. – Тридцать? Сорок?

– Ага, и мне так помнится. И как минимум вдвое больше мужчин-головорезов – сплошь безмозглые здоровяки.

Я уныло вздохнул, чувствуя, как подступает очередная волна отчаяния.

– Не так уж много, но все же многовато, чтобы вступать с ними в бой… Сколько из них, по твоей прикидке, погибло в ту ночь?

Макгрей потупился, не желая отвечать. Однако неприятная правда витала в воздухе.

– Скромная горстка, – ответил я за него. – И, кажется, за исключением двух верховных ведьм – Осмунды и Маргариты, почти все погибшие были легко заменимыми бандитами.

Макгрей тяжело вздохнул и откинулся на софу. Я подождал пару секунд, дав ему время все осмыслить, а также потому, что переживал, как он воспримет мое следующее предложение. Пора было поговорить о семействе Ардглассов.

– В этом самом городе, – начал я как можно более деликатным тоном, – есть человек, который может нам помочь. Человек, чей род был… проклят, предположительно, теми же ведьмами несколько столетий назад.

Макгрей догадался сразу. С кривой ухмылкой он поднял взгляд:

– Леди Гласс?

– Верно, Энн Ардгласс. Сколько там – тринадцать их колен прокляли те ведьмы? Она ведь к одиннадцатому принадлежит? А лорд Джоэл – к двенадцатому?

Девятипалый рассмеялся:

– Мне плевать. Я с этой старой тварью общаться не собираюсь!

– А тебя никто и не просит. Это же все равно что двух оголодавших бойцовых петухов стравить. Я сам к ней схожу – какой бы нервотрепкой эта встреча ни обещала быть.

– Пф-ф! Удачи. Она и тебя ненавидит!

– Может, и так, но хотя бы не с той исступленной яростью, какую бережет для тебя и твоих родных.

Макгрей покачал головой.

– Она ни за что не станет нам помогать. Не удивлюсь, если она сама в итоге окажется сраной ведьмой. Живучая карга, все никак не сдохнет. Не похоже это на нормальный ход вещей.

Я ненадолго задумался, покручивая свой стакан с виски и поглядывая на Макгрееву коллекцию уродливых животных, законсервированных в формальдегиде. Кто бы тут говорил про нормальность…

– А я считаю, что она нам поможет, – сказал я, а затем нахмурился. – Более того, чем дольше я об этом думаю, тем больше в этом уверяюсь.

Робкий стук в дверь прервал мои дальнейшие размышления вслух, и в комнату вошла Джоан с большим подносом. На нем были хлеб, сыр, графин с кларетом, две миски с горячим мясным рагу и небольшая горка ее знаменитых сконов с изюмом. Я чуть не заскулил, вспомнив, какие восхитительные ужины и завтраки она готовит.

Джоан принялась неторопливо расставлять блюда по столу и разливать кларет, очевидно надеясь услышать что-то, о чем можно было бы посплетничать. Ее настороженный взгляд напомнил мне о том, что новости из ее уст разлетались по стране с невероятной скоростью – порой быстрее, чем телеграммы.

– Джоан, – начал я как бы невзначай, – что там нынче говорят о леди Гласс?

Она озадаченно посмотрела на меня:

– Вы про свою домовладелицу-пьянчугу, сэр?

– Именно.

– О, ничего особенного, – ответила она с заметно раздраженным видом. – Она уже давненько никого не нагревала на деньги – о ней обычно подобные слухи гуляют. Хотя недавно она выкинула парочку жильцов из дома на Джордж-стрит. С виду были весьма приличные люди, но оказалось, что они ей задолжали за четырнадцать месяцев. Ух, и шум она подняла – задействовала все свои деловые связи.

– Это говорит лишь о том, что она пребывает в добром здравии, – сказал я.

– Думаю, да, сэр. Я слышала, что ее заказы у виноторговца меньше не становятся.

– А слышала ли ты что-нибудь, – я прикусил губу, уже зная, какую реакцию вызовет мой вопрос, – о ее внучке?

На лице Джоан возникла игривая улыбочка.

– Джоан, я не о том…

– Я все понимаю, сэр. Вы давно ведете одинокую жизнь, а мужчины к этому не приспособлены. Последнее, что я слышала, – она все еще за границей, но никто не знает, где именно, – даже слуги. Тут прошел слух, будто она уехала, чтобы избавиться от… – она перешла на шепот, – неприятностей, если вы понимаете, о чем я.

– И ты в это веришь? – спросил я с внезапной воинственностью в голосе, отчего улыбка Джоан стала только шире.

– Предполагай худшее – не ошибешься, как говорила моя бабка. – Она бросила на меня по-матерински теплый взгляд и подмигнула. – Я бы на вашем месте держалась подальше от этой особы, господин. Девиц вокруг пруд пруди.

– Я не…

Но Джоан уже вышла из комнаты. К счастью, Макгрей не обратил на нас особого внимания; он был занят едой и старыми книгами, искал места на карте и делал карандашные пометки.

– Утром нанесу визит леди Энн, – решил я.

– Только не засиживайся там. У нас очень мало времени, и нужно разобраться во всех тех сведениях, которые у нас уже есть. – Он поднял взгляд. – Ты же ведь написал напыщенный отчет о Ланкаширском деле, да?

– Напы?.. Да, написал. Он где-то в документах у нас в кабинете.

– Отлично, завтра загляну в него, пока ты навещаешь эту мумию сушеную.

Мы ели в тишине, на пару смакуя кларет и горячую сытную еду. Даже не говоря об этом вслух, оба мы понимали, что нам предстоит погрузиться в очень мутные воды. Ужин дома, подле очага, в сравнительно спокойной обстановке – возможно, такого с нами попросту больше не случится.

– Тебе как-нибудь с этим помочь? – доев, спросил я и указал на внушительную гору старинных трактатов.

– Неа, я больше времени потрачу, если начну объяснять тебе, где что лежит.

– А ты не собираешься?..

– Ты же знаешь, что я не сплю, – оборвал он меня. – А сейчас еще меньше хочется.

Я кивнул и, выйдя из комнаты, обнаружил, что Джоан уже подготовила для меня одну из гостевых комнат. Благо я все еще был в пижаме, так что мне оставалось лишь снять домашний жакет и нырнуть в постель.

Несмотря на изнеможение, мне снились странные, хотя и ожидаемые сны.

Бурлящие котлы, каркающие вороны… и зеленые огни.

ДНЕВНИК – 1827

Доктор Спангенберг послал меня в Дрибург, на воды, где я пил Сельтерскую, принимал ванны с ней и орошал ею Глаза: зрение мое вернулось. Недуг мой так и не отступил, но проявления его со временем ослабли…