Читать книгу «Дымят редакционные трубы» онлайн полностью📖 — Осинцева Петра — MyBook.
image
cover







У отца был друг, однокурсник по ШГПИ (ныне ШГПУ) Виктор Баев, который жил не то в Орске, не то в Оренбурге. В конце 1980-х-начале 1990-х он частенько наведывался в наш город, где родители помогали ему с выпуском стихотворных сборников. В очередной приезд, который традиционно отмечался за скромным столом, дядя Витя отчего-то расщедрился и спросил меня, чего бы мне хотелось. А приехал он в тот раз к нам с моднейшим гаджетом – говорящими часами, которые только-только появились в России. Я, недолго думая, говорю, показывая на часы:

– Часы хочу, дядя Витя.

Дядя Витя, недолго думая, снимает их с руки и надевает на мою. Родители впадают в легкий шок, посмеиваясь, корят меня за наглость, но девайс, тем не менее, остается в моем полном распоряжении навсегда.

Папин друг Виктор Баев

Я быстро собираюсь и еду в гости к другу, чтобы похвастаться новой «игрушкой». Сидя на остановке в ожидании автобуса, едва ли не сиюминутно нажимаю на кнопку, чтобы услышать приятный женский голос, оповещающий о текущем времени. Мужчина кавказской национальности, сидящий рядом, гортанными восклицаниями удивляется происходящему, а потом спрашивает:

– Слющай, а там женщин сидит, да?

– Да, – отвечаю я, преисполнившись гордости.

– А она вылазит оттуда хотя бы иногда?

– Не знаю, не пробовал, – почему-то резко погрустнев, отвечаю я сыну гор.

– Если бы у меня такой часы был, она бы у меня обязательно выскакивал, – подмигивая мне, сообщает мужчина.

К сожалению, часы эти долго у меня не прожили. Из-за активного использования «говорящей» функции села батарейка, а найти ей замену в нашем провинциальном городе в то время я не смог. А потом часы как-то незаметно и бесследно потерялись.

Где же прятали мороженое?

Вспоминается мне одна зима. Я тогда учился в школе, в классе третьем или четвертом, со второй смены, и приходил домой затемно. На кухне, на сушилке для посуды, на блюдечке с голубой каемочкой меня дожидался небольшой кусочек торта-мороженого (сливочное мороженое в шоколадной глазури). Во времена тотального дефицита это было воистину царским подарком. В темпе вальса слопав суп, или жареную картошку с котлетой, или еще что-нибудь, я хватал ложку и за считанные минуты расправлялся с этим подарком судьбы.

Одна только мысль терзала меня. Никак я не мог понять, откуда родители брали эти приятные сюрпризы и где они их хранили до моего прихода. В магазинах в то время достать обычное мороженое, а тем более торт-мороженое было абсолютно невозможно, а в квартире у нас стоял только один холодильник «Бирюса» со сравнительно небольшой морозильной камерой. Спрятать коробку с тортом в ней было невозможно – я это знал достоверно, так как каждый раз после того, как съедал мороженое, проводил тщательную экспертизу содержимого морозилки. И не находил там ничего похожего на торт-мороженое.

Лишь спустя несколько лет я дотумкал, где родители прятали от меня коробку с мороженым. На балконе, под покрывалом, где хранились некоторые продукты в замороженном виде, типа кусков мяса или сала. Но было уже, понятное дело, поздно.

Как мы чуть не утонули

Папа вырос в старинном уральском селе Курьи, где находится одноименный курорт, основанный аж в конце XIX века. В огородный сезон (с апреля по октябрь) здесь, в родительском доме, проживала сестра отца вместе с мужем, проще говоря, мои тетя Нина и дядя Алик (Альберт). С тех пор, как мне стукнуло 10 лет, периодически меня туда оправляли в «ссылку» – что-то типа летнего лагеря. Иногда туда привозили и моих племянниц, разница в возрасте с которыми составляла от двух до четырех лет в ту и другую стороны. Я приезду девчонок несказанно радовался, так как коротать время с двумя пожилыми людьми, погруженными в садово-огородные заботы, было, на самом деле, не так уж и весело. А вот вместе с племяшками мы гуляли по сельским улицам, ходили в сельпо за продуктами, совершали вылазки в лес за дарами природы (вместе с взрослыми, естественно), занимались всякой ерундой, сидя на печке в доме или на чердаке бани и тому подобное.

Как-то раз, в погожий летний день мы с девчонками решили сходить искупаться, так как на улице стояла невыносимая жара. Дорогу до речки мы знали, – идти до нее нужно было примерно минут 15-20, поэтому прикинули, что за часик-полтора обернемся, и спрашивать разрешения у взрослых не стали, посчитав, что нас даже и не хватятся. Как же глубоко мы ошибались…

На речку и правда пришли быстро, скинули одежку и залезли в воду. За бултыханиями и нырянием мы совершенно забыли про тот факт, что нас могут хватиться. За себя и свое здоровье мы совершенно не опасались, так как место для купания выбрали мелкое – там едва ли было мне по пояс.

Опасность явила свой грозный лик на берегу в виде дядьки, грозно вращающего глазами за толстыми стеклами очков и изрыгающего проклятия в мой адрес. Он во всеуслышание, не стесняясь в выражениях, приказал нам выметаться из воды и немедленно следовать домой. Что мы, собственно, и сделали.

Остаток того дня я провел на кровати в дальней комнате кверху задницей, которая у меня нещадно болела после дядькиных нравоучений, сопровождавшихся рукоприкладством. Про ювенальную юстицию в конце 80-х – начале 90-х никто и слыхом не слыхивал, а пожаловаться родителям, не имея под рукой никаких средств связи, было практически невозможно. Да я, в принципе, прекрасно понимал, что виноват, так как сам подбил девчонок на то, чтобы сгонять на речку. Представляю себя сегодняшнего на месте дяди и тети, которые вдруг обнаруживают, что вверенные им подопечные утонули, например.

С тех пор я всегда спрашивал разрешения у родителей, когда куда-то собирался прогуляться. Самое интересное, что мне практически ничего не запрещали (видимо, доверяли), и я с легкой душой убегал по своим ребячьим делам, в то время как мои более невезучие товарищи вынуждены были отсиживаться дома. Потому что «мама или папа не отпустили…»

Игра слов

Об еще одном забавном случае, связанном с дядей Аликом, мне как-то рассказала моя старшая племянница Марина. Далее с ее слов.

«Мы деда (дядьку твоего) частенько из себя выводили, или он сам по себе выводился. Он за нами вокруг печки с ремнем бегал; и смешно, и страшно одновременно было. У меня из таких погонь ярко помнится, как все мелкие (Ани и Таня) с дедушкой в слова поиграли.

– Деда, давай мы тебе будем говорить названия рек, а ты их будешь повторять наоборот, – как-то раз говорят девчонки, отдыхавшие летом в Курьях.

Дед нехотя согласился, оторвался от газеты и сел на кровати.

– Москва – Лена, – сказала старшая Аня.

– Лена – Москва, – повторил дед.

– Енисей – Кама, – сказала младшая Аня.

– Кама – Енисей, – повторил дед.

– Дон – Ягон – сказала Таня (самая мелкая из нас).

– Ягон – Дон, – повторил дед и тут же разразился ругательствами, вскочил, а девчонки с визгами понеслись врассыпную, и все закрутились вокруг печки… Я отлеживалась на полатях, изо всех сил шепотом хохоча в подушку, и даже не услышала, как дед меня нашел… Досталось мне, поскольку только от старшей таких пакостей эти «мелочи» могли наслушаться».

Малолетние «воришки»

Однажды мы с моим соседом по подъезду Ромкой попали в очень неприятную историю. А дело было так.

В нашей пятиэтажке, где мы жили с родителями в те годы, имелся обширный подвал, поделенный на небольшие индивидуальные отсеки. В них жители дома хранили всякую фигню, которой по большей части не пользовались, но выбросить ее было жалко. Некоторые наиболее рукастые товарищи обустраивали в своих «сарайках», как мы их тогда почему-то называли, овощные ямы, где хранили овощи и всякие соленья-варенья. Обычным делом было встать утром выходного дня, взять ключи, спуститься в подвал, забраться в яму и достать оттуда банку маринованных огурчиков, пакет картошки. Там же зимой «жил» мой велосипед, на котором я катался только в теплое время года.

Здесь же, в подвале, мы с Ромкой проворачивали некоторые дела, очевидцами которых, по нашему мнению, не должны были становиться родители и вообще любые другие взрослые. Одним из таких дел стала сушка газетной бумаги, пропитанной раствором селитры. Из высохшей [бумаги] впоследствии получались отличные дымовые шашки, которые мы называли бомбочками.

Селитру, кстати, мы брали на складах элеватора (или зернохранилища), расположенного в 15-ти минутах ходьбы от нашего дома, где этого удобрения было просто навалом, и пропажу одного-двух килограммов вряд ли бы кто-то заметил. Вот и в тот раз мы набрали селитры, в каком-то старом тазике развели ее водой, наложили в раствор порванной бумаги и, дождавшись, пока она хорошенько пропитается, развесили ее по батареям, чтобы она высохла.

На следующий день, прямо с самого утра, мы пошли снимать заготовки для дымовушек с труб отопления. И надо же было такому случиться, что в то же время в подвал спустился недавно переехавший в наш дом сосед. Он толком не знал ни нас, ни наших родителей, но почему-то сразу решил, что мы никто иные, как малолетние воришки, которые воруют у своих соседей и в этот раз пришли обнести его сарайку. Что уж у него там такого ценного было, одному Богу известно.

Подкрался этот подозревающий всех и вся в нехорошестях дядя к нам и попытался одновременно ухватить нас с Ромкой за уши. Мой товарищ, как более верткий и прыткий, умудрился вырваться из цепкого захвата, а меня дядечка держал крепко. Я, по дурости своей, зачем-то сразу решил оправдываться и что есть мочи заорал: «Да не брал я ваше варенье!» Дело в том, что буквально накануне какие-то тати вскрыли несколько сараек и вынесли оттуда самое ценное – всякий хлам из цветных металлов (меди и алюминия), да несколько банок заготовок на зиму, в том числе и чье-то варенье. Это, само собой, убедило мужчину в том, что я на 100 процентов малолетний воришка, и он, потянув меня к выходу из подвала, начал допрос с пристрастием, расспрашивая, как меня зовут, где я живу и что я забыл в «ЕГО» подвале. Я честно отвечал на все вопросы, понимая, что из рук взрослого мне не вырваться.

Через пару-тройку минут мужик довел меня до двери моей квартиры, позвонил в нее и с порога начал укорять моих родителей, что они за мной не следят и вообще плохо воспитывают, потому что я шарахаюсь по подвалу и точу зуб на очень ценные вещи этого злобного дядьки. И вообще, по таким малолетним воришкам, как я, тюрьма давно плачет.

Мама, открывшая дверь, а затем папа, вышедший из комнаты, сначала немного очумели от такого напора и ничем не подкрепленных обвинений, а потом начали задавать встречные вопросы мужику и одновременно расспрашивать меня. Они справедливо полагали, что этому дядьке конкретно мне предъявить нечего, кроме своих подозрений, потому что были твердо уверены в том, что я никогда бы не взял ничего чужого. Да так оно и было, собственно говоря.

Когда выяснилось, что именно мы с Ромкой делали в подвале и мужик узнал, что у нас тоже имеется сарайка в подвале, его агрессивный напор как-то поутих, он весь сник и, извинившись, начал спускаться вниз по лестнице. А я, раздевшись и вымыв руки, прошел на кухню, где на столе меня дожидались горячие беляши, только-только пожаренные мамой на завтрак. Родители меня слегка пожурили, и вскоре эта история как-то забылась.

1990-е

Промозглая и препротивнейшая осень. Зачем мне приспичило проверять работоспособность замка во входной двери, практически собравшись в школу, да еще и выходить на лестничную площадку в верхней одежде и в носках (с мыслью о том, что вот сейчас проверю, вернусь в квартиру, надену сапоги и пойду на уроки)? Непонятно. И вот печальный итог – мне пришлось бежать на работу к отцу без обуви, семь кварталов по холодным осенним лужам. Это сейчас, по прошествии более чем почти трех десятков лет, пережитое вспоминается как забавный случай из детства, а тогда я испытал дичайший стресс. Представьте себе юнца, который бежит по осеннему городу, периодически всхлипывая от осознания того, что ему не удалось открыть какой-то там дверной замок. И сосед по площадке не смог, хотя взрослый вроде мужик.

Прибежал на работу к папе, рассказал ему о случившемся. Он тут же кинул клич среди сотрудниц, которые нашли мне сухие носки, а у отца в несгораемом шкафу нашлись резиновые сапоги чуть большего, чем мне было нужно, размера. И пошли мы с ним домой, где он открыл замок своим ключом буквально с полуоборота. Я переобулся в свои ботинки и пошел в школу, сжимая в кармане кулак с запиской, где твердой рукой отца было написано: «Опоздал в школу по причине неисправности дверного замка»…

Помоги ближнему своему

Наш дом довольно часто, особенно в трудные 90-е годы, становился пристанищем для самых разных людей – и для друзей семьи, и для знакомых, которые по воле обстоятельств иногда становились заложниками неприятных ситуаций. Не углубляясь в персоналии, приведу лишь один пример.

Сотрудниц учреждения, директором которого в свое время являлся папа, долгие годы вместе со своей престарелой матерью жила в одной из комнат коммунальной квартиры. В середине 90-х эту жилплощадь решил выкупить один из так называемых «новых русских». Случаи, когда люди в результате подобных сделок взамен нескольких квадратов в коммуналке получали часть дома в какой-нибудь неблагоустроенной развалюхе, в то время были довольно нередки. Мама посчитала своим долгом помочь знакомым, чтобы они не оказались у разбитого корыта.

Какие усилия она прилагала и какие связи пришлось задействовать моей родительнице для того, чтобы взамен 15-метровой комнаты ее бывшие владелицы стали обладательницами жилой площади – отдельной квартиры почти со всеми удобствами, размер которой более чем вдвое превышал указанную выше, я точно не знаю. Но сам факт подобного участия в жизни других людей являлся очень показательным и характеризовал маму как человека с огромным сердцем.

Ах, какая вкуснятина!

Родственники, которых жизнь разбросала по всему Уралу и Зауралью, приезжали к нам в гости довольно часто, нередко и мы выбирались к ним в Челябинск, Екатеринбург и Курган. Богатые застолья и насыщенная культурно-развлекательная программа, как правило, сопровождали визиты братьев, сестер, племянников и другой родни с маминой и папиной стороны. Мама была своеобразным центром Вселенной, которая объединяла абсолютно разных людей, связанных родственными и дружескими узами, в одной компании.

Она была замечательной хозяйкой, которая умела и любила готовить. Толстая общая тетрадь с вырезками, которые мама начала собирать еще в студенческие годы, сборники рецептов, в числе которых была и раритетная книга «Подарок молодым хозяйкам» Елены Молоховец – непременные атрибуты, сопровождавшие подготовку к различным семейным и другим праздникам. Рецептами блюд, приготовленных ее руками, каждый раз после очередного застолья просили поделиться гости.

Бывшие коллеги и друзья родителей до сих пор с удовольствием вспоминают, какие вкусности из обычных, в общем-то, продуктов умудрялась готовить мама. Для нее, например, не в тягость было встать часа в четыре утра и нажарить несколько десятков пирожков с мясом, с картошкой, с капустой и грибами, чтобы папа внес свой вклад на стол для посиделок в коллективе госархива, где отмечали, например, день рождения сотрудницы. Или за вечер выходного дня приготовить несколько килограммов вкуснейшего паштета из субпродуктов, чтобы было чем перекусить вечером после работы или учебы, когда не хватало времени или сил на какие-то более серьезные кулинарные подвиги.

Умением вкусно готовить я обязан не только преподавателям училища, где постигал премудрости профессии повара, а, в общем-то, маме, которая с малых лет учила меня основам приготовления пищи. Кухня – это то место в доме, где не всегда нужно соблюдать правила, а иногда необходимо фантазировать.

Запомнив на одном из первых занятий по кулинарии, что повышенный профессиональный разряд может получить студент, который придумает оригинальное блюдо, описания которого нет в сборнике рецептур блюд для кулинарных изделий выпуска 1982 года – увесистой 720-страничной книги, незадолго до сдачи дипломных блюд я начал экспериментировать. Вы будете смеяться, но из воды, сухого молока, желатина, сахара и какао мне удалось приготовить для гэкзаменационной комиссии шоколадное желе, за которое я получил высший балл и пятый поварской разряд (по умолчанию из ПУ-33 тогда выпускали с 4-м, а иногда и с 3-м разрядом). Это был 1997-й год. Через три месяца после получения диплома родители отпраздновали серебряную свадьбу. Все блюда на праздничном столе были приготовлены моими руками.

Малая родина

Отец вырос в селе Курьи Сухоложского района Свердловской области. На своей малой Родине он бывал практически каждое лето.

Как-то я вместе с ним приехал в Курьи в конце августа года примерно 1993-го. На следующий день после приезда вместе с папой, его старшей сестрой и ее мужем выдвинулись в лес за грибами. Это был один из обязательных пунктов местной «культурно-развлекательной программы». Папу поиски грибов (и другого подножного корма) в лесу как-то успокаивали, что ли, несмотря на многочисленную мошкару, пребольно кусавшуюся, я же, наоборот, ходить за грибами не очень любил.

Проплутав по буреломам и валежникам почти четыре часа, «знатные грибники» ничего толком не нашли – не более десятка маслят и синявок прикрывали дно корзины у каждого из нас. Расстроенные, мы уже собрались возвращаться домой, но, будучи примерно в полукилометре от села, решили заглянуть в небольшой березовый колок, – так, на всякий случай. И вот нежданная-негаданная удача: просто море шампиньонов. Трое взрослых и один подросток набрали полные с горкой корзины грибов, принесли домой, и вверили тетке, которая их предварительно замариновала, чтобы они пережили дорогу: добираться до дому нам нужно было сначала около получаса на автобусе, а затем около пяти часов на электричке. Как же удивилась нашей богатой добыче мама, когда мы на следующий день приехали домой!

Году в 94-м (мне уже стукнуло 14 лет) отец отмечал свой 60-летний юбилей. После официальной части в администрации города близкие плавно переместились к нам домой, где их ждал богато накрытый стол. Заметьте, на дворе – девяностые, а на столе – изобилие. Казалось бы, это невозможно, но факт остается фактом. Вечер накануне дня рождения и утро 27 сентября мы с мамой провели на кухне за приготовлением множества салатов, холодных закусок и тому подобной вкуснятины. Как же их потом хвалили гости, заодно выспрашивая рецепты…

Печатная машинка и верная помощница

Процесс подготовки газетных и журнальных публикаций, которых из-под легкой руки отца вышел не одна сотня (более 600), а также материалов для книг (12) представлял собой, как правило, сбор и обработку информации, написание (простите за тавтологию) рукописей и набор текста на печатной машинке для последующей сдачи в редакцию или типографию. Во время последнего этапа по квартире разносилось мерное клацанье по клавишам, перемежаемое звоном каретки, когда ограничитель доходил до конца страницы. В это время мы с мамой, как правило, старались не отвлекать отца от работы, а иногда и помогать по мере возможности, например, перематывая ленту с краской или перекладывая копирку между несколькими листами бумаги. В более взрослом возрасте я частенько печатал текст под диктовку отца, потому что он вносил некоторые правки в рукописи буквально на лету, посему набранный текст отличался от рукописного варианта.

Верной помощницей отца в его творчестве была мама, которая являлась бессменным корректором и редактором всех его публикаций. Несмотря на то, что на ней держалось все хозяйство, она находила время, чтобы вычитывать бессчетные папины черновики и чистовики, обложившись ими со всех сторон. Она никогда не высказывала ему претензий по поводу того, что он практически все свободное время проводит за рабочим столом, почти не уделяя времени домашним хлопотам.