Опускаясь на лед, икринки с едва слышным сухим шуршанием распадались острыми хлопьями, крошились. Из них высыпался тонкий песок, какой бывает в старинных клепсидрах – медицинских часах, – только темно-серого цвета. Альпинистские кошки ботинок, врезаясь в лед, издавали резкий, визгливый звук, но даже он не перекрывал мощный шорох живого песка.

На леднике не было никаких следов жизни, зеленовато-серая поверхность льда была чистой и абсолютно мертвой, ничего не двигалось, если не считать струек серого песка, сливающихся, расходящихся и вновь сливающихся, и текущих при этом против ветра. Это движение завораживало. Павла вывел из оцепенения голос Лускера:

– Вот так вылупляются песочники.

– Я понял, – ответил Павел, очнувшись. Посмотрев на рукав спецовки, увидел, как датчик температуры мигнул и поменял число минус семьдесят восемь на минус семьдесят семь. – Как они выживают при такой температуре?

– Я вам говорил, что песочники очень живучи. Здесь, как и в пустыне, нет хищников, ни крупных, ни мелких, и малькам песочников ничего не угрожает. Давайте проследим за ними сверху.

– Хорошо, – сказал Павел, невольно поежившись, хотя амилиновая спецовка отлично держала температуру и страшный мороз не чувствовался совсем. Только теплый воздух от дыхания скопился инеем на маске в районе подбородка и превратился в увесистую ледяную корку.

Бесконечная тьма над головой сияла равнодушными звездами в разрывах высоких облаков. Ни одного знакомого созвездия, подумал Павел. Сенба, спутник Терминатора, раза в два меньше Луны, горел в черноте половинкой раскаленной монеты.

Они вернулись в шаттл, включили прожектор на днище и медленно полетели над струями живого песка, текущего с ледника на восток. Становилось теплее, датчик показал за бортом минус сорок, через некоторое время – минус пятнадцать.

– Смотрите, сейчас начнется, – сказал Лускер.

– Что начнется?

– Встреча мальков с хозяевами здешних мест. Скоро желающие полакомиться мальками набегут со всех сторон.

– У мальков есть какой-то способ защиты? – поинтересовался Павел.

– Смотрите, смотрите… – не стал ничего объяснять Лускер.

Можно было, конечно, попросить начальника колонии вернуться на станцию и посмотреть проход мальков через зеленую зону Терминатора в записи. Но Лускер решил, что это нужно видеть обязательно своими глазами, и Павел не стал спорить, тем более что ни на один вопрос, заданный Павлом, Лускер ни разу прямо не ответил и, похоже, пока не собирался отвечать. Черт с тобой, подумал Павел, поглазею пока. Почему бы, в самом деле, и не побыть туристом один день. Будет что рассказывать девчонкам в баре по возвращении из командировки.

Сначала казалось, что внизу ничего особенного не происходит. В сумерках прожектор шаттла выхватывал нагромождения зелено-синего льда, проглядывающего местами из-под снега. Мертвая поверхность, мертвее только обратная сторона Терминатора, оставшаяся за спиной. С тех времен, когда планета остановила свое вращение, там никогда не было дня. Там даже льда нет, только голый камень. Над камнем – ночь длиною в миллиарды лет.

Шельфовые льды остались далеко позади, сейчас шаттл летел над краем стокового ледника, изуродованного огромными наплывами и трещинами. Они направлялись к обрыву, куда по глубоким трещинам прокладывали русла ручьи, сливающиеся в реки. А с ледяными реками – мальки, вылупившиеся из ажурных икринок. Их движение не было похоже ни на лавину, ни на сель, оно было слишком организованным, если можно так сказать. Мальки песочников не тонули, они держались пенной шапкой на поверхности воды и время от времени эта шапка вдруг вскипала, пузырилась, начинала яростно бурлить и плеваться брызгами, и также внезапно успокаивалась.

Через некоторое время под шаттлом показалась темная вода с айсбергами, торчавшими в ней, как разномастные маршмеллоу в ледяном чае. В тех местах, где реки, несущие на себе мальков, водопадами рушились вниз, что-то происходило. Лускер повел шаттл на снижение и Павел увидел, что у поверхности воды снуют какие-то твари. Обтекаемых форм крабы, каракатицы или медузы, или что-то, чему он не мог подобрать аналога и названия.

Твари жрали. Они зарывались в мутные потоки мальков, рыскали во все стороны, быстро дрались и тут же кидались жрать опять. Пир горой, сказал про себя Павел. Смотреть на это было почему-то неприятно, но он не мог оторвать глаз от гомерического зрелища.

Шаттл завис на некоторое время над «кормушкой», как назвал это Лускер, и Павел с удивлением понял, что, несмотря на обилие хищников, мальки исчезают слишком быстро. Хищники не могли так неестественно быстро и так много сожрать, даже если бы стояли, разинув пасти, плечом к плечу, или что там у них.

– Мальки уходят на дно? – спросил Павел.

– Нет, у них положительная плавучесть.

– Куда же они деваются?

– Вы смотрите, смотрите.

Павел смотрел.

Множество хищников, внезапно потеряв интерес к трапезе, колоннами разворачивались и плыли прочь от ледника на восток. Шаттл летел медленно, низко, подсвечивая черные спины, плавники, клешни, щупальца. Что-то в этом движении показалось Павлу странным, ненормальным.

– Почему они больше не грызутся? Даже разные виды… Они нажрались под завязку и наступило великое перемирие, как на водопое во время засухи? – спросил он.

– Смотрите, Паоло, сейчас смотрите во все глаза, – загадочно сказал Лускер и опустил шаттл почти к самой поверхности воды.

Показался берег. Рыбы, кальмары, крабы шли к нему, как хорошо обученное войско под командованием опытных командиров. Шаттл завис над кромкой берега. Низкое, тяжелое солнце показалось над горизонтом, самым краешком, света стало чуть больше, и Лускер убавил яркость прожектора.

Павел непроизвольно ахнул: вся эта хищная братия, немного не доплыв до полосы прибоя, превратилась в пену, ту самую, из живых мальков. Пену, которая продолжала двигаться вперед, несмотря на ветер и волны, накатывающиеся на берег и с оттягом уходящие назад, к глубине.

– Как это? – спросил Павел. – Что это значит? Куда делись все хищники?

– Это значит, что хищники остались там, у края ледника. А сюда приплыли только мальки песчаников. И сейчас их начнут жрать сухопутные хищники.

– Подождите, Рэм, я не понимаю. Каракатицы и крабы набили животы мальками, а те их каким-то способом подчинили себе, заставили доплыть до берега и, разорвав изнутри, выбрались из трупов наружу? А где же тогда туши хищников? Мальки так быстро их съели?

– Нет, не так. Ваш вариант тоже неплох, – Лускер глянул на часы и улыбнулся, – но хищники не настолько слабы, чтобы их могли разорвать мальки, даже если их очень много. Песочники не имеют ни зубов, ни клешней, ни яда, ничего, что могло бы убить хищника. У них другое оружие. Смотрите дальше.

Павел забыл уже, зачем вообще сюда прилетел, настолько захватила его загадка песочников. Он смотрел, как пена, ставшая розовато-серой, потекла из воды на берег. Вдоль пологого берега, среди черного песка и глянцево отсвечивающих камней сновали разнообразные существа, и мелкие, размеров с земную мышь, и крупные, размером с кошку. Павел включил увеличение на лобовом стекле шаттла, чтобы лучше видеть.

И здесь любители сожрать живьем кидались в потоки пены, загребали лапами, щелкали жвалами и хелицерами, клыками и другими столовыми приборами натурального происхождения. Павла замутило, и он хотел было отключить режим увеличения, но замер, открыв рот.

Розовато-серая пена собралась вдруг в комки, как пыль, на которую попали брызги воды, и эти комки превратились в тех самых хищников, которые ее пожирали. Вновь появившиеся хищники, не обращая внимания на настоящих хищников, собравшись вместе, пошли навстречу солнечному свету, оставив позади берег.

– Понятно? – спросил Лускер, усмехнувшись

– Мимикрия?

– Не совсем. Они не имитируют внешний вид хищников, они ими становятся на некоторое время, достаточное, чтобы пройти через живую враждебную преграду. Становятся буквально, физически. Вплоть до строения внутренних и внешних скелетов и органов, желез внутренней секреции, повадок… Они учатся на ходу. Это потрясающе, правда?

– Да уж, – обалдело согласился Павел, – но как они это делают?

– У мальков плотные оболочки. Хищники с трудом их переваривают, часть мальков проходит через пищеварительный тракт и выходит наружу целыми. Каким-то образом они анализируют ДНК сожравших их тварей и формируются в копии хищников. Я не смогу объяснить вам то, что сам не очень-то понимаю. Леон Ткилава пытался мне растолковать суть этого процесса, но с ним трудно общаться, он сыплет формулами, а я не спец в биологии… Ну скажите, где вы еще такое увидите, на какой планете? – помолчав, спросил вдруг Лускер с провинциальным чванством.

Это было так неожиданно и даже забавно, что Павел, не удержавшись, хмыкнул.

Разношерстный строй фальшивых хищников, деловито топоча и подпрыгивая, шевеля усами и хвостами, шурша броневыми пластинками на спинах, дружно бежал вперед. Теперь уже никто никого не жрал, совсем слабые и невезучие съедены, остались те, кто имеет шансы выжить.

Тундра сменилась лесотундрой, пошли кусты и низкие деревья. Там, где заросли кустов были почти непроходимыми, тела псевдохищников рассыпались, превращаясь в мальков, просачивались тонкими струйками между шипастых игольчатых ветвей и, просеявшись сквозь преграду, собирались в новых хищников. Потери были минимальны – с каждым километром и новой опасностью метаморфоз у мальков происходил все быстрее и качественнее.

Солнце изливало свет и тепло на лавину мальков, рвущуюся к дневной стороне Терминатора. Пошли леса, становилось жарко – почва парила. Пар стлался по ветру в скудных лучах солнца. Кое-где воздушные потоки закручивались в небольшие торнадо, и, погуляв на свободном от кустов и травы пятачке, распадались, потрепав жилистые угольно-черные ветви.

В лесу хищники попадались реже, но были крупнее тундровых. Они точно так же кидались на идущих песочников, но успевали сожрать одного-двух, и, внезапно увидев перед собой вместо еды особей своей же породы, теряли интерес к охоте. Песочники теперь двигались на восток порознь, сбившись в стаи, имитирующие разные виды, но направление держали четко. Из-за деревьев обзор стал хуже.

Павел посмотрел на часы – по земному времени была уже поздняя ночь. Он вдруг почувствовал, что хочет есть и пить. Попросил у Лускера воды, выпил залпом половину и, сунув пустую емкость под кресло, попытался незаметно потянуться. Он устал сидеть неподвижно. Но на станцию возвращаться не хотелось, хотелось досмотреть этот великий транзит до конца.

– Рэм, через пару сотен километров начнется саванна, а потом плоскогорье с паучьими плантациями. Через них вообще ничто живое пройти не может, как песочники пройдут через горы?

– Они пойдут под землей, сквозь камни.

– На время превратятся в пауков? – спросил Павел.

– Да, – подтвердил Лускер.

– Понятно, – ответил Павел и, не удержавшись, смачно зевнул, прикрыв рот ладонью.

– Ну, я думаю, на сегодня достаточно, – глянув на Павла, сказал начальник колонии и, заложив крутой вираж, развернул шаттл кормой к солнцу, – пора домой. Завтра они выйдут к плантациям, мы туда прибудем вовремя. А сейчас сделаем перерыв. Дорожный паек я не брал, простите, а каннибализмом мы здесь не балуемся.

Павел вежливо улыбнулся в ответ на шутку и опять яростно зевнул. Ни с кем я сегодня разговаривать уже не буду, подумал он. Поем, в душ и в койку. Завтра с утра начну.

– Завтра выспитесь, – сказал Лускер, словно прочитал его мысли, – и до обеда можете работать, все доступы ко всей информации вам оформлены. А днем я покажу вам как мы собираем амилин, вы ведь именно для этого сюда прилетели.

– Да, – согласился Павел и, нашарив на груди полоску медблока, нажал на средний квадрат и получил впрыск энергетика. Стало легче, голова прояснилась, сонливость отступила. Тут же громко, на всю кабину, буркнул желудок, помолчал и через минуту выдал такой гроул, что Павлу пришлось еще раз достать бутылку с водой и напиться через силу, чтобы заглушить вопль возмущения собственного организма. Лускер занимался какими-то своими делами, забыв про аудитора.

Через десять минут шаттл вошел в створ станции и замер в магнитной ловушке. Лускер попросил Анну приготовить ужин и, услышав в ответ, что ужин давно готов, заметно обрадовался. Павел не стал спрашивать, чем на этот раз угостят его хозяева, сейчас он готов был съесть даже вареный ботинок.

За ужином Павел похвалил еду и поинтересовался – как удается из обычной нефти делать такие вкусные блюда.

– Мы готовим из настоящего мяса, рыбы и растений.

Павел оторопело посмотрел в свою тарелку, почувствовав тошноту.

– Нет, – засмеялся Лускер, – мы не убиваем животных, местная биота несъедобна для нас, как и мы для нее. Разные формы белка. У нас просто хорошая база клеточного материала с Земли, мы выращиваем клеточную еду.

– А я уж было подумал… – Павел, расслабившись, подцепил кусок курицы на вилку и отправил его в рот.

– Нефти здесь нет, как и многого другого, что есть на Земле. Но здесь есть то, чего больше нет нигде в освоенном людьми мире. Например, песочники.

– Да, они удивительные. Но мне интересно другое… Вам удалось выдрессировать пауков, и они сами приносят вам свои гнезда?

– Нет, Пабло, мы не занимаемся дрессурой, – ответил Лускер, глядя на Павла с иронией.

– На такой маленькой территории и столько загадок. Песочники, таинственные друзья, пауки. Что еще вы прячете в рукаве?

– А вам мало? – усмехнулся Лускер – Вы видели только самую верхушку айсберга, неужели вам не хочется разобраться с этими загадками до конца?

– Если бы вы мне просто рассказали, что здесь и как, я думаю, это было бы лучше для нас обоих.

– Есть вещи, которые можно понять и принять только в процессе. Факт может быть настолько необычным, не укладывающимся в рамки ваших представлений, что вы можете просто не поверить мне. – Лускер смотрел теперь на Павла тяжелым взглядом. Глаза его казались очень усталыми.

– Кто этот друг, которого я видел утром? – Павел настойчиво возвращался к мучавшему его вопросу, – Почему станция не пропускает его внутрь? Почему он отсутствует на записи? Я сначала подумал, что его спецовка работает в режиме «хамелеон», включил этот режим на своей спецовке и снял себя в зеркале. На записи все равно видны контуры моего тела, хотя отражение сильно забликовано и искажено. А тот человек выглядит в записи просто размытым подвижным пятном, как маленький песчаный смерч. Откуда взялся этот восьмой? Или сколько еще у вас таких странных друзей на Терминаторе?

– Имейте терпение, Пауль, завтра вы все поймете… Вот только что вы решите делать с отгадкой, я пока не могу просчитать, – Лускер встал из-за стола, подошел к террариуму и принялся кормить аксолотлей.

– Надеюсь, никакого криминала не найду, – сказал Павел, хотя, когда ехал сюда, надеялся именно на это.

Все свои подозрения насчет подпольных колоний, незаконных мигрантов и прочего он выложил начальству еще до отъезда и был уверен в своей безопасности. Если он вовремя не доложит о том, что здесь происходит, то на голову Лускера свалятся и финансовая полиция, и миграционная, и мало ему не покажется. Павел знал, что Лускер это прекрасно понимает и постарается объяснить происхождение сверхприбылей и продажу списанного, но при этом новехонького оборудования. А Павел проверит. И перепроверит.

3

Проснувшись от писка будильника, Павел чувствовал себя намного лучше, чем день назад. Похоже, привыкаю, подумал он. Одевшись после душа, попытался связаться с Лускером, но того не оказалось на станции. Павел связался с Анной, и она пригласила его в кают-компанию.

Идя по коридору, он задержался пару раз у картин, висевших на стене. Павел не был знатоком живописи, но видно было, что художник не лишен таланта. Хаотично разбросанные по полотну короткие линии, разноразмерные точки и цветовые пятна, наложенные друг на друга в несколько слоев, что-то напоминали, но вскользь, намеком, вызывая нечто похожее на состояние, когда, казалось, вот-вот узнаешь то, что нарисовано, но узнать не получалось.

В столовой Анна уже ждала его за столом. Серая форма, серые волосы, серые глаза. Павел, с аппетитом взявшись за яичницу с беконом, спросил ее:

– Я вижу, все уже позавтракали и разошлись по своим делам?

– Да, – ответила Анна, – но я попью с вами кофе, пока вы едите.

– Скажите пожалуйста, кто меня встречал позавчера? – Павел внимательно следил за выражением лица Анны, но, если она и была в чем-то таком замешана, то владела собой отлично, потому что никакого смущения или волнения не выдала. Абсолютно непроницаемое лицо. Равнодушное, скорее. Только ее манера смотреть прямо в зрачки оппонента – пристально, не отрываясь, пока тот сам не отведет взгляд – вызывала неприязнь.

– Вас встретил начальник колонии Лускер, – спокойно ответила Анна. – Разве он вам не представился?

– Я имею ввиду – кто меня встретил около станции. Лускер встретил меня уже здесь, внутри здания, а там, снаружи, – Павел мотнул головой, – кто это был?

– Простите, я не знаю.

– Вы хотите сказать, что на станции никого, кроме вас и Лускера вчера не было?

– Вы были.