Лама Гонпо Цетен не был похож на ламу: он производил впечатление выдумщика. Но в действительности он никогда никому не врал – напротив, он был серьёзным практикующим. Он испытывал искреннюю преданность к Дешунгу Тулку и Кхьенце Чокьи Лодро. Это была такая преданность, какая обычно рождается в результате полного осознания благих качеств учителя. Он считался исключительно сведущим учеником, хорошо разбиравшимся в философии, но я не знаю, насколько это соответствовало действительности. Я могу точно сказать лишь то, что он хорошо знал текст «Слова моего всеблагого учителя», основные положения текста «Путь и плод», а также несколько сущностных наставлений дзогчен. Это был один из тех практикующих, кто пробует выполнять соответствующую практику после каждого полученного учения.
Таши Намгьял, помощник Кхьенце Чокьи Лодро. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце
Лама Гонпо Цетен. Фото предоставлено Шерабом Гьялценом
Лама Чогден (Джамьянг Лодро Чогден), помощник Кхьенце Чокьи Лодро, чопон. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце
Мы провели вместе три недели в Сиккиме, и выяснилось, что он может многое рассказать о Ринпоче. Поэтому, когда позже Шераб Гьялцен, Лама Гонпо Цетен и я встретились в монастыре Кангьюра Ринпоче в Дарджилинге, я попросил Ламу Гонпо Цетена рассказать о Ринпоче побольше.
Чогден был помощником Ринпоче во второй половине его жизни. Он много беседовал о Ринпоче с моим отцом, когда мы путешествовали на озеро Цо Пема. Именно тогда я узнал от него множество новых историй. Через несколько месяцев после возведения на трон Янгси Ринпоче Тхубтена Чокьи Гьяцо (Дзонгсар Кхьенце Ринпоче) Чогден навестил нас в Бире и пробыл в нашем доме несколько месяцев. Это была прекрасная возможность расспросить его о Ринпоче поподробнее. Однако он обладал довольно специфическим характером, был немного замкнут и не спешил открыто обо всём рассказывать, как это обычно делали Таши Намгьял и другие.
Раконг Сотра был правителем Хора и некоторое время был одним из помощников Янгси Ринпоче (Дзонгсар Кхьенце Ринпоче). Он отличался определённой аристократичностью и никогда не допускал в разговоре вольных тем, поэтому от него было невозможно услышать истории о том, каким был Ринпоче в своей повседневной жизни.
Раконг Сотра, Сикким, вторая половина 1960-х гг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце
Для иностранцев доступ в Тибет был открыт в конце 1980-х годов, и тогда я смог впервые посетить монастырь Дзонгсар. Позже я побывал там ещё несколько раз. Там я впервые встретил своего дядю Оргьена и многих других монахов, которые были близки с Ринпоче.
Я также проводил много времени с Певаром Тулку, от которого получил множество посвящений, передач и наставлений. Когда нам доводилось разговаривать, Певар Тулку много рассказывал о Ринпоче. Но, несмотря на то что он достаточно подробно описывал свои переживания, связанные с отношениями гуру – ученик, в его рассказах не было подробностей о повседневной жизни Ринпоче, о его поступках, о том, как он практиковал и молился. Его истории ощущались так, как будто были выбиты в камне: каждый год он слово в слово повторял одно и то же. Даже тон его голоса и жесты рук оставались низменны! Полагаю, он обладал совершенной памятью.
Как только Кхенпо Кунга Вангчуг прибыл в институт Дзонгсар в Бире, все мы пришли его навестить и выразить своё уважение, поскольку испытывали по отношению к нему искреннюю преданность, причиной которой была его собственная преданность Ринпоче. Казалось, он был благословлён естественной преданностью. Мы все испытывали к нему самые тёплые чувства. Однако, несмотря на то что мы постоянно расспрашивали его о чём-нибудь интересном – особенно о Ринпоче, он всегда переводил тему на истории о шедре Кхамдже, о принятых там правилах и предписаниях и обо всех бесчисленных посвящениях, передачах и наставлениях традиции сакья – в основном из сборника «Собрание садхан», которые он получил. Он почти ничего не рассказывал о характере, качествах и поступках Ринпоче.
Кхенпо Ринчен был тем человеком, с кем я чаще всего разговаривал о Кхьенце Чокьи Лодро, и он всегда очень точно и подробно отвечал на все мои вопросы. Он много рассказывал о своих разговорах с Ринпоче в те времена, когда был его помощником в паломничестве по Тибету. Кхенпо подробно описал даже то, как они всякий раз выражали почтение каждому символу тела, речи и ума, встречавшемуся им на пути. Недавно я прочитал его собственную биографию, и в ней как раз содержатся все те истории, которые он рассказывал мне.
Будучи ещё совсем юным, Тартанг Тулку чувствовал, что ему во что бы то ни стало нужно получить учения в Деге. Поэтому он попросил у своего первого коренного учителя Тартанга Чогтрула Тхубтена Чокьи Давы разрешения туда съездить.
«Когда я был молод, я тоже ездил в Деге и принял от Кхатога Ситу сначала начальные монашеские обеты, а затем и полные, – ответил Тартанг Чогтрул. – От него же я получил множество посвящений и передач. Там я также получил передачу „Драгоценность учений терма“ от Пенора Ринпоче.
Кхенпо Кунга Вангчуг, 2004. Фото предоставлено Филипом Филиппу
Тартанг Тулку, примерно 1958. Фото предоставлено Тартангом Тулку, фотограф неизвестен
Когда я оттуда уезжал, то пообещал себе, что снова вернусь сюда однажды, чтобы повидать своих учителей. И если я в чём-то и раскаиваюсь больше всего, так это в том, что так и не смог выполнить это обещание.
Мастера, которые дают там учения в наши дни, скорее всего, не могут сравниться с теми, у которых учился я. Кхьенце и Конгтрул уже покинули нас. Остались, конечно, их ученики, например Кхатог Ситу и Шечен Гьялцаб. Кто знает, какими стали ламы в наши дни? Впрочем, должен быть кто-то, кто обладает необходимой квалификацией и от кого вполне можно получать учения. Да и говоря честно, если уж ты так серьёзно настроился поехать – а подобное путешествие должен хотя бы раз в жизни совершить каждый, – то я даю тебе своё благословение».
Тартанг Тулку рассказал мне, что встречал в Деге множество учителей, но никто из них не мог сравниться с Кхьенце Чокьи Лодро. Поэтому он решил остаться в монастыре Дзонгсар[2], где впоследствии получил множество посвящений и сущностных наставлений. Они с Ринпоче были очень близки, как, впрочем, и мы с ним самим, и благодаря этому я услышал немало интересного, включая то, как они развлекались играми.
Из всех, с кем мне когда-либо приходилось общаться, наиболее подробно жизнь учителей умел описать Гонгна Тулку. Он никогда не проявлял предвзятость или предубеждение, никогда не преувеличивал и никого не критиковал. Даже его истории о повседневной жизни были так или иначе связаны с Дхармой и служили источником вдохновения для слушателей. Я часто с ним виделся. Честно сказать, когда ты видишь его воочию, то поначалу не ощущаешь особой преданности. Тем не менее мы оставались близкими друзьями на протяжении многих лет, и со временем я пришёл к выводу, что он настоящий учёный. Никто не мог точно сказать, достиг ли он духовной реализации, но с уверенностью можно утверждать, что он был держателем (и сохранял её в совершенной чистоте) линии передачи посвящений, передач и наставлений. Но, главное, он провёл в монастыре Дзонгсар много лет, причём одновременно с Ринпоче.
Те из нас, кто с уважением относились к Гонгна Тулку, старались быть ему полезны и постоянно ему во всём помогали. Мы провели с ним много времени в Непале и Сиккиме. Но я не могу утверждать с уверенностью, что помню всё, что он тогда мне рассказывал. Если бы только мне пришло тогда в голову делать записи, мы сейчас знали бы о жизни Ринпоче намного больше, чем можно обнаружить в опубликованных биографиях.
Пожилой лама, которого звали Цеджор, из Ривоче, что в Нангчене, близ монастыря Чоклинг в Восточном Тибете, написал книгу о времени, которое провёл с Ринпоче, будучи его помощником, с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, и до шестидесяти четырёх лет. В Деге ни для кого не секрет, что Цеджор был личным помощником Ринпоче почти всю свою жизнь, до самого момента, когда тот уехал в Лхасу.
Слева направо: Драяб Лама, Лама Кунга, Лама Чогден, Гонпо Цетен, Гонгна Тулку, Кхьенце Чокьи Лодро, Кадро Тулку, Таши Намгьял, Досиб Тхубтен, Друнгьиг Церинг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце, фотограф Ради Еше
Я был в Кхаме пять раз, и каждый раз заставал там Цеджора живым и здоровым, что позволяло мне снова и снова расспрашивать его о жизни Кхьенце Чокьи Лодро. Цеджор был хорошим рассказчиком, и не хуже него в этом деле был дед Дзонгсара Кхьенце Ринпоче – Лопон Сонам Сангпо. Из всех живых существ, что бродили по этой земле под покровом ночного неба, никто бы не смог рассказать историю так искусно, как это получалось у Цеджора и Лопона Сонама Сангпо, – рассказать так, чтоб ум слушателей установился в такое комфортное состояние покоя. Они даже помнили точные даты событий, случившихся пятьдесят лет назад! Я помню, что задавал им бесконечное количество вопросов.
Теперь следовало бы объяснить, почему я уверен, что могу рассказывать вам о жизни Кхьенце Чокьи Лодро. Если я этого не объясню, то те, кто считает, что они были с Ринпоче более близки, или полагает, что знает о нём гораздо больше, могут решить, что я проявляю заносчивость, возомнив, что могу рассказать им что-то, что они не знают сами. Как в той истории, где Миларепа сказал Речунгпе: «Я более близок с Типу Сангагом Донгпо, чем ты. У Ваджрайогини нет ученика лучше, чем я». Поэтому я начну с объяснения сложившейся ситуации.
В целом, когда лама появляется в этом мире, от него ждут, что он будет действовать на благо живых существ. Поэтому ему следует давать учения и продолжать линию посвящений, передач и наставлений. Он таким образом осуществляет активность трёх сфер. Позже составляется его биография, чтобы подробно описать, как он осуществлял эти три вида активности Дхармы. Обладает лама высоким положением или низким, проявил он какие-либо знаки реализации или нет – в его традиционной биографии всегда перечисляются одни и те же события: рождение, отречение и обучение; список выполненных уединённых ретритов; степень реализации, определяющаяся по тому, как он осуществлял активности на благо существ, строя монастыри, образовательные учреждения и ретритные центры; как он установил систему регулярных друбченов и ритуальных танцев; как он развивал доверенную ему линию посвящений и передач. Все эти обязательные пункты, которые содержит любая традиционная биография, делают их все очень схожими.
Лама Сонам Сангпо, дедушка Дзонгсара Кхьенце Ринпоче по материнской линии. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце
В то же время другим аспектам жизни учителей не уделяется совершенно никакого внимания. Например, среди множества биографий Лонгченпы нет ни одной, где упоминалось бы о его росте и телосложении. Как выглядят современные ламы, всем известно. Если у какого-то ламы короткая шея и внушительный живот, то, делая статую, его изображают с короткой шеей и округлым животом. Но в традиционных биографиях не найти ни описания внешности ламы или его характера, ни даже намёка на то, какой образ нам представлять. И главное, для утаивания подобной информации нет совершенно никаких причин. Лично я не считаю, что визуализацию ламы таким, какой он был в реальной жизни, можно считать помехой для созерцания.
Я помню одно исключение из общего правила – комментарий всеведущего Чокьи Нангва о том, как рисовать древо прибежища. В этом комментарии содержится подробное наставление о том, как рисовать всех мастеров линии передачи другпа кагью – их внешность, одежду и даже выражения лиц. На мой взгляд, это и есть самый правильный подход.
Точно так же Минлинг Лочен включил в свои наставления о том, как рисовать цагли для посвящений цикла «Обобщённая сущность мудрости всех будд», включая описания внешности всех лам, в том числе Лонгчена Рабджама. Но современные авторы не признают их источники информации достоверными, что автоматически означает, что у нас нет возможности обращаться к оригинальным устным наставлениям и письменным работам, на которые опирался в своих наставлениях Минлинг Лочен. Однако он недвусмысленно описывает, что, например, у Сангдага Дробугпы лицо было красного цвета, что у него был второй подбородок и что именно так его голова и должна быть изображена. Само это утверждение, без сомнений, указывает на то, что Минлинг Лочен пользовался достоверными источниками информации. Таким образом, совершенно очевидно, что подобные детали никак нельзя считать незначительными. Ведь сложилась же каким-то образом существующая система, согласно которой некоторые ламы изображаются с бритыми головами, а другие, например, с бородами. Но как именно она сложилась, мы не имеем никакого представления. Нам стоит придерживаться этой системы и впредь, следуя общепринятой традиции, но будет также очень полезно, если мы сможем в будущем изображать мастеров так, как они выглядели в реальной жизни.
Рабджампа Оргьен Чодраг, ученик Минлинга Терчена, провёл глубокое исследование жизни великого Пятого Далай-ламы и составил подробное описание его характера и повседневных поступков. Издание и распространение этого текста были запрещены на протяжении многих лет, но сейчас мне представилась возможность его прочесть, и я был просто поражён тем, насколько уникален этот текст. Оргьен Чодраг пишет, что, когда все официальные лица из окружения Пятого Далай-ламы, включая личного секретаря, отлучались по делам, он посылал своих помощников купать лошадей в пруду, который находился на заднем дворе дворца Потала. И если те не возвращались к чаепитию, то он сам готовил чай, произнося имя каждого помощника, когда разливал готовый чай по кружкам, чтобы приберечь для тех, кто опаздывал, их порцию чая. Если это правда, то это характеризует Пятого Далай-ламу, духовного и официального лидера Тибета, как исключительно заботливого человека, уделявшего внимание каждой мелочи.
В современных книгах, например в работах Гендуна Чопела или Бабы Пхунцога Вангьяла, исторические фигуры описываются таким образом, что читателям не составляет труда представлять себе этих людей, которых они никогда не видели. Я уже давно размышляю о том, что если бы традиционные тибетские авторы биографий начали писать так, чтобы показывать великих мастеров как реально живших людей, то их истории жизни заиграли бы новыми удивительными красками. Жаль, что до сих пор никто этого не делал.
О проекте
О подписке