Швец
Новогодняя иллюминация торгового центра бьет по глазам. Ёлки, распродажи, акции, разноцветные шары, гирлянды и рождественские мелодии, пробивающиеся сквозь гул толпы. Раздражающее действо.
– Там мишка белый! На барабане играет! – восклицает Марья и дёргает Варвару за рукав, – пойдем, пойдём посмотрим!
– Беги, я догоню, – отпускает она ее и резко разворачивается ко мне лицом. – Не нужно ее покупать. Ясно? – глаза вспыхивают гневом, ноздри подрагивают.
– Ты ничего не попутала? – Спрашиваю ее низким шёпотом. – Я сам решу что и когда купить своей дочери.
– Ты думаешь, я не знаю, что ты можешь завалить ее игрушками с головой, Швецов? – пылит она. – Я испытала это на себе. Думала, что ты так чувства выражаешь… – начинает дрожать ее голос. – а ты! – Сделав вдох, Варвара осекается. – А ты просто откупаешься. Ах, какой замечательный!
– Рот закрыла сейчас, – рявкаю и притягиваю ее к себе вплотную, рванув за предплечье. – Что-то ты ни разу не отказалась. М? От подарков. И от денег…
– Если бы я могла, я бы все вернула, – отвечает она мне тоном оскорбленной королевы.
– Вот и возвращай, – шиплю с угрозой. – Занимайся дочерью, пока разрешаю.
Вижу боковым зрением, как правая ладонь Вари приходит в движение и резко дергается вверх. Перехватываю ее возле своей щеки.
– Не вздумай, – отрицательно качаю головой.
– А то что? – оскаливается. – Дочери лишишь?
– Пожалеешь… – качаю головой.
– Пусти, – всхлипывает Варвара и дергает рукой. – Больно…
– Там мишек дарят, – подбегает к нам Марья с горящими, счастливыми глазами, – во! Размахивает рекламным проспектом. – Мне бумажку дали. Мам… – переключается на Варвару. – Мы же пойдём за мишкой… Ну пожалуйста…
– Ненавижу тебя, – одними губами говорит мне Варя. Выдёргивает руку и поворачивается к дочери. – Ну-ка покажи, что там за бумажка…
Рассматривает акцию детского магазина, где при покупке тюбинга или снегоката действительно дарят в подарок плюшевую игрушку.
– Машунь… – начинает виновато.
Выхватываю у неё из рук проспект.
– Конечно пойдём, – подмигиваю ребёнку, – только если покажешь, где магазин.
Смутившись, Марья снова вжимается в бок матери. Я вижу, как сильно ей хочется пойти за мишкой, но без слова Вари она не решается.
– Там же киндер купим, – подпитываю я детскую фантазию.
– Мамочка, можно? – заглядывает Варваре она в глаза. – А то мишек разберут… – начинает дрожать слезами голосок.
– Ну хорошо, – я сдаётся Варя.
Панорамный лифт отвозит нас на самый верхний этаж торгового центра. И, в принципе, становится сразу понятно, куда так сильно спешит весь народ. Продуктовый, салоны техники и детские магазины. Делаю у себя в голове пометку, что если все сложится, и я задержусь в этом городе, то вполне можно будет вложиться в подобный бизнес.
– Сделайте нам в лучшем виде, – подаю я рекламный проспект продавцу-консультанту.
– Для девочки? – уточняет она.
– Конечно, – киваю.
Варя жжет меня осуждающим взглядом и, как только дочь убегает вглубь магазина, снова срывается.
– Зачем ей снегокат? Где она будет на нем кататься? Где я его буду хранить?
– Марья в квартиру не вернётся, – отвечаю жестко. – Перевари уже эту мысль и прекрати истерику. А рядом с моим домом есть прекрасный лес. Там можно и лыжи, и снегокат попробовать. Ты бы, кстати, делом занялась, пошла бы купила дочери вещи которые нужны на первое время, – рывком подкатываю тележку и всовываю ей в руки.
Варвара резко уходит с ней к стеллажам с одеждой, а я на всякий случай подхожу к дочери. Просто потому что не верю, что ее мать не предпримет попытку сбежать.
Марья крутится между вешалок с цветными пуховиками. Один серебристый с единорогами явно нравится ей больше всех.
Тяжело вздыхает и, заметив меня, резко отдергивает от пуховика руки, пряча их за спину.
– Нравится? – интересуюсь.
Кивает.
– Мама мне купит на следующий год, – говорит с гордостью.
– Давай сейчас купим, – предлагаю ей снимая пуховик со стойки.
– А сейчас дорого, – опускает глаза Марья. – Скидочки нет.
– Это не страшно, – говорю ей с улыбкой. – Ну так что? Берём? Давай померим.
– А киндер тогда не купим? – тихо спрашивает она.
– Почему? – искренне удивляюсь, не понимая, как в ее голове связаны эти два факта. – Купим. И киндер, и мишку заберём.
– Тогда хорошо, – вспыхивают ее глаза.
– Ну пойдём на кассу? – подаю я ей руку.
С острожной заминкой, но Марья все-таки удостаивает меня чести своей ладошки.
Почувствовав ее, цепенею. И боюсь сжать. Сердце начинает лупить в груди.
Продавщицы смотрят на нашу пару с нескрываемым интересом и умилением. Молоденькие кассирши пытаются открыто флиртовать со мной через Марью, отвешивая ей комплименты. Вручают медведя, пробивают снегокат. Интересуются, где же мы обычно гуляем. Осекаются, увидев подошедшую к нам Варю.
– Что это? – она шокировано смотрит на пуховик и сладости.
У самой в корзине все очень скромно. Пачка трусов, колготки, пижама, две футболки и простое платье.
– Потом поговорим, – отвечаю ей, предупреждающе понижая интонацию.
Марья, уловив настроение матери, настороженно затихает и перестаёт мне улыбаться, забирая ладошку.
Хочется за это рявкнуть на Варвару, но я знаю способ, как поставить ее на место иначе.
Забираем пакеты и выходим из детского магазина.
– Теперь ты, – говорю Варе тоном, не подразумевающим споров и киваю головой на магазин нижнего белья. – Вперёд.
– Нет, – цедит сквозь зубы она. Больше эмоций просто не позволяет присутствие Марьи. – Я обойдусь. Привезу из дом. Но при тебе не стану…
– Не зли меня, – качаю головой.
– Ненавижу тебя, – снова читаю по ее губам.
– Ты повторяешься, – усмехаюсь в ответ.
Подхватив дочь за руку и оставив меня с пакетами и снегокатом, Варвара уходит в магазин белья.
Набираю водителя и прошу подняться за пакетами. Не хочу оставлять девочек одних, да и шоу предстоит слишком заманчивое.
Варя
Стыд жжет щеки. Пытаюсь трясущимися пальцами отыскать среди вешалок с комплектами белья свой размер.
Если бы я только тогда знала, если бы имела хоть какой-то опыт с мужчинами… никогда и ни копейки у него бы не взяла! И спасать бы его не стала. Да, пусть бы так и лежал в той чертовой бане! С пробитой головой, в крови и крабовым салатом вместо мозгов. Я тогда ещё удивлялась, это что же так можно было не поделить и сколько выпить, чтобы начать друг другу о головы салатники стеклянные разбивать?! А сейчас бы сама с огромным удовольствием добавила. Ух! Как размахнулась бы и по черепушке, да чтобы наверняка.
Наглый, зарвавшийся хам! Извращенец! Мужлан! Неужели мне когда-то нравилась его сила? О, да у меня просто коленки от нее дрожали! Казалось, что я ощущаю его присутствие каждым волоском на теле, каждой мурашечкой!
– А как мне мишку назвать? – толкает меня в бок Марья.
– Миша, – машинально предлагаю я ей самый очевидный вариант.
– Нееееть, – тянет, разглядывая его. – Он не Миша. Он – Саша.
– Почему? – дёргаюсь я от этого имени и прикусываю язык, чтобы резко не высказаться по поводу отвратительности этого имени.
– Потому что он на дядю Сашу похож, – заключает дочь. – Большой и тёплый… – сбегает к небольшому диванчику, где уже сидит Бо, и забирается на него с ногами.
Я чувствую, как к глазам подкатывают непрошеные слёзы обиды. Вот как это у детей работает? Почему? Знает его чуть больше часа, а уже ходит за руку и игрушки именем называет. А что будет, когда увидит дом? О, я уверена, что он огромен и прекрасен. Швецов никогда не отказывал себе в роскоши. Он даже в квартире, где жил, умудрился установить настоящий камин и организовать спортзал.
Конечно, можно сейчас подойти к дочери и по большому секрету рассказать, что на самом деле дядя Саша – это Бармалей. Что очень плохой и хочет нас разлучить. Забрать ее в Африку. Что с ним ни в коем случае нельзя дружить или принимать подарков…
Только зачем? Что это изменит? А если и изменит, то точно не в лучшую сторону. Ибо Швецов, раз уж узнал, от прав на дочь не отступится. Не по понятиям. Но не понимая устройства детской психики и потерпев неудачу в попытке сближения в первый раз, вряд ли будет пытаться наладить контакт снова. Так зачем лишать ребёнка пусть своеобразного, но неравнодушного к ней человека? Отца. А если я заболею? Ну вот просто что-то случится? Я не железная, в конце концов!
Да и повергать Марью в состояние перманентного страха и шока… Ведь она больше всего на свете боится, что я за ней не приду! Что ее у меня кто-то отберёт. Детям то в группе рот не заткнешь. Все понимают, разговоры взрослых ловят, на каком-то своём «тарабарском» переживают, обсуждают… Я когда впервые услышала эти мысли сквозь Машкины рыдания, чуть не поседела. Хотела перевести в обычный круглосуточный сад, но оказалось, что в городе таких нет. Точнее есть, но только за деньги или для детей государственных служащих с предоставлением графика.
Я хочу видеть на лице дочери счастливую улыбку, вот как сейчас. Тот кто скажет, что счастье не купишь за деньги, просто никогда по-настоящему в них не нуждался. Конечно, если ты говно-человек, то купить любовь ребёнка они не помогут, но говном Швецов никогда не был. Сволочью – да. Иногда жестокой, но всегда справедливой. Потому, я очень надеюсь, что если не буду мешать его сближению с дочерью, он тоже пойдёт мне на встречу. Ради Марьи. А если нет… то взорвать эту бомбу будет никогда не поздно.
– Давайте я вам помогу, – ко мне подходит улыбчивая девушка-консультант и ловко находит мой размер. – Померьте ещё обязательно этот, – подаёт мне вешалку с соседнего стеллажа, – и этот, – всовывает в руки какое-то совершенно нереальное белоснежное кружево, которое я бы никогда сама не взяла.
– Спасибо, – киваю ей. – Машунь, – окликаю дочь, – не балуйся. Просто посиди. Я в примерочную быстро.
Кивает, даже не поднимая глаз от игрушек.
Захожу за занавеску, снимаю верхнюю одежду и… обессилено прислоняюсь лбом к зеркалу. Плечи начинает знобить. Нет. Не могу раздеться. Я думала, что смогу сделать вид, что меня это совсем не трогает, да и, в конце концов, не голой же ходить, раз в дорогие тряпки одевают, но нет… Циничность не рождается.
Зато в груди непрошено появляется тот забытый трепет от мужской принадлежности и власти. От ожидания. Когда, встретившись с тобой в людном месте он просто спрашивает: «Какой цвет?» Ты отвечаешь: «Красный»… И горишь потом от его взгляда весь вечер. Будто голая…
Это нельзя контролировать. Это как эмоциональный якорь. Возможно, он бы прошёл, если бы в моей жизни случился другой мужчина, но мне просто подумать об этом было некогда.
Шторка за спиной отодвигается. Даже с закрытыми глазами я знаю, что это Швецов. Его пальцы скользят по моему позвоночнику от шеи до копчика. Тело моментально отзывается. Бедра сводит.
О проекте
О подписке