– Какие сутки держится температура? – Направляю свет мальчишке в горло и не вижу ничего такого, что могло бы так его подкосить.
Чувствую себя крайне неуютно под тяжёлым взглядом своего нового знакомого.
– Первые, кажется. – Он хмурится. – Вы просто скажите, чем лечить и все. Зачем задавать вопросы, тратить драгоценное время, когда факт болезни очевиден, – нервно подглядывает на экран телефона и сбрасывает звонки. – У вас же все по протоколам, даже думать не надо!
– Чем уже лечитесь? – Великодушно игнорируя его умозаключение, беру листок бумаги, чтобы написать назначения. – Есть ли на что-то аллергия?
– Понятия не имею, – он с раздражением разводит руками.
– Борис Дмитриевич, – я читаю имя мужчины по данным в карте. – Может быть, вы позвоните маме мальчика, – кладу ручку на стол и поднимаю глаза. – У ребёнка фарингит, но судя по зажиму складок он имеет не только вирусную, но ещё и психологическую причину.
Он молча достаёт телефон и скользит пальцами по экрану.
«Какие красивые у него руки…» – отмечаю про себя, но тут же даю мысленную затрещину. – «Нашла на кого пялиться, Аня. Хам, отвратительный отец а, учитывая деятельность, ещё и человек так себе.»
До меня доносятся тягучие гудки.
– Алло, Басов, – раздаётся в трубке капризное. – Говори быстро, если звонишь по делу. Я вся в жидком загаре, если высохну неровно, то придётся перекрашивать.
Бросив на меня обвиняющий взгляд, отец мальчика отходит к окну.
– Мы с Васей у врача. Тут интересуются, есть ли у него аллергия, как давно повышена температура, и не было ли стрессов?
– Ну откуда мне знать! Позвони няне и не мешай…
– Марина! – Неожиданно он рявкает так громко, что мы с Васей вздрагиваем. Видимо, Марина не пожелала вести диалоги о сыне и положила трубку. Бормоча ругательства, Басов отводит телефон от уха.
Пытается ещё несколько раз набрать номер, но ему никто не отвечает.
Мальчик, ерзая на стуле, привлекает к себе внимание.
– Мне только мёд нельзя, – говорит сиплым шёпотом. – Галина Васильевна мне с блинами давала, и я потом чесался. А мама с папой совсем не дружат.
– Понятно, – отвечаю ему, понижая голос, – а кто такая Галина Васильевна?
– Няня…
– Прошу общаться с ребёнком только через меня! – Агрессивно прерывает наш диалог Борис, а Василий вжимает голову в плечи.
Я впиваюсь осуждающим взглядом в мужчину, мысленно недоумевая, почему вообще у таких «так себе» родителей рождаются обычно прекрасные дети.
– Знаете что… – закипая от несправедливости ситуации и обиды за ребёнка, тоже повышаю голос. – Вам стоит всерьёз пересмотреть принципы воспитания сына, а также жизненные приоритеты. Вы знаете, что основная часть детских болезней имеет психосоматический характер? У вас тот самый случай. В частности, больное горло – это невозможность высказать свои обиды и мнение родителям.
– Вы точно врач? – он прищуривается. – А то несёте какую-то оккультичную чушь, вместо того, чтобы просто выписать ребёнку таблетки! Тратите мои деньги. Между прочим, сегодня вы уже стоите мне почти пятьдесят тысяч рублей вместе с испорченной рубашкой! Меня уверяли, что в этой клинике собраны лучшие врачи города, но, видимо, придётся подкорректировать состав, – заканчивает угрожающе.
– Хорошо, – я киваю, – сейчас напишу вам подробное лечение.
Размашистым, немного нервным почерком заполняю бланк с двух сторон, ставлю печати и подаю.
– Пожалуйста! Прочитайте, может быть, будет что-то не понятно или слова незнакомые, – не сдерживаясь, заканчиваю ехидно.
Отец мальчика пробегается глазами по листу бумаги. Я вижу, как вздрагивают его ноздри, губы растягиваются в оскал, а по скулам начинают ходить желваки. Но остановиться больше не в моих силах.
– Значит, чай с малиной, почитать сказку, обнять, дать жаропонижающее и посмотреть вместе мультики?
– Другого лечения у меня для вас нет, – развожу руками. – Антисептики вам не нужны, а практически все леденцы имеют исключительно отвлекающий характер и содержат в составе мёд, на который у вашего сына аллергия.
– Я все понял… – зло цедит сквозь зубы. – Советую вам купить бубен, цветастую юбку и искать новую работу!
Хватает мальчишку за руку и ведёт к двери.
– Всего хорошего! – Отзываюсь ему в тон. – Когда будете решать вопрос моего трудоустройства, не забудьте, что органы опеки не дремлют.
Ответом мне служит смачный хлопок двери. Кошмар… С колотящимся от адреналина сердцем тру руками лицо. Что вообще на тебя нашло, Аня. Ну неужели первый раз непутевых родителей видишь? Да полно их было. Почему сцепилась то? Ещё и при ребёнке.
Встаю с кресла и подхожу к кулеру с водой. Пока наливаю стакан, замечаю, что руки дрожат. Что если этот хам правда сможет помешать моей работе? Ксюша, конечно не даст в обиду, ей мне не нужно доказывать свою профпригодность. Но этот Басов явно небедный и непоследний человек.
В дверь раздаётся стук.
– Можно? – в проёме появляется тучная немолодая женщина.
– Конечно, – киваю, – проходите, пожалуйста.
– Так, Калерия Львовна, во сколько вы обычно ужинаете?
Лично мне даже не нужен ответ на этот вопрос, но пациента всегда стоит подводить к выводам и решениям плавно.
– Ну вот пара последняя у заочников в восемь часов заканчивается. Плюс время на дорогу и что-то быстро приготовить. Муж тоже со слушаний поздно возвращается. Около девяти вечера садимся за стол.
– А потом сразу спать?
Уточняю со вздохом.
– Ну какие-то дела, в душ, и да. Получается, что едим перед сном. Но как связан режим моего питания с чисто профессиональной проблемой? Я – уже пятнать лет, как педагог. – Сипит на надрыве женщина. – Попробуйте два часа подряд говорить на аудиторию в сто человек.
– Я понимаю, – мягко соглашаюсь, – но потеря вашего голоса совершенно никак не связана с перенапряжением. Я вижу на ваших складках рефлюксный ожог. Если вы на минуточку задумаетесь, то сможете провести параллель между днями острой болезни и продуктами, съеденными на ужин. Во все остальное время удаётся отделаться першением и утренним кашлем.
По серьёзному лицу женщины видно, что мои предположения бьют точно в цель.
– То есть вы хотите сказать, что если я буду ужинать на пару часов раньше, то моя проблема уйдёт сама собой? – Переспрашивает недоверчиво.
– Именно так, – качаю я головой. – К тому же уйдёт лишний вес и наладится обмен веществ.
Телефон на столе загорается экраном и начинает вибрировать. Машинально читаю сообщение.
Ксюша: «Срочно зайди!!!!!!!» – Какие красноречивые восклицательные знаки.
Сердце разгоняется. Чувствую, что причина паники – никто иной, как Басов Борис Дмитриевич.
– Хорошо, – голос пациентки отвлекает от телефона. – У меня завтра конференция. Есть ли хоть какая-то надежда восстановиться за сутки?
– Самое главное – покой, – отрываю листок из блокнота и пишу название лекарства. – Никакого хлеба, орехов, кислых соков и им подобного. Вот это лекарство рассасывать каждые два часа в течение суток. – Подаю назначение женщине вместе с картой. – Надеюсь, что все получится.
– Спасибо, – она встаёт со стула и немного манерно подхватывает сумочку. – Все хорошего.
Выходит в коридор, а я беру в руки телефон, гоняя в голове варианты оправданий собственного поведения. Сейчас у меня между пациентами окно в пятнадцать минут. Сделать вид, что была занята, не получится. Придётся идти.
– Можно? – Стучась, заглядываю к подруге в кабинет.
– Нужно! – Она подскакивает из кресла и начинает менять шагами расстояние от окна до стола. – Ну зачем ты ему начала опекой угрожать? – Всплескивает руками.
– Ксюш, да сама не знаю, – моментально понимаю о ком речь и расстроено пожимаю плечами. – Прям завёл меня.
– А у него предвыборная кампания на носу, – она хватает со стола листок бумаги и несёт мне. – На, вот, полюбуйся. То хрен у них что подпишешь, а тут приказ за десять минут состряпали. – Падает в кресло. – И я ничего не могу сделать! – Психуя, хлопает ладонями по столешнице.
Я пытаюсь прочитать текст. Руки трясутся, а буквы расплываются.
– «… отстранить от работы на срок до шестидесяти календарных дней…» – зачитываю в слух, чувствуя, как голос проседает.
– Ох… – я стекаю на ближайший стул. – Может, просто надо извиниться, – спрашиваю с надеждой. – Или расписку о неразглашении написать. Да не нужны мне его секреты. Не может мужик с женой и сыном справиться эка невидаль!
– Все. Главный подписал. – Отзывается подруга. – И мне ещё по шее выдал. Скажи спасибо, что просто в отпуск отправили. Я как могла… Не думаю, что его устроит расписка.
– Чего делать то? – Я с отчаянием смотрю на бумажку в своих руках. – Снова переезжать? Так хотела тихонько подзаработать, чтобы адвоката получше нанять.
Обида на весь мужской род подкатывает к горлу комом и начинает першить в горле.
– Ну вот и как теперь быть? – всхлипываю.
– Ну не реви, – хмурится Ксюша. – Я поспрашиваю у знакомых. В стоматологию куда-нибудь пристроим тебя медсестрой. Зарплата, конечно, так себе. Но временно – пойдёт.
– Вот честное слово, – стираю пальцами с щёк слёзы. – Вот кто мог подумать, что этот мужик такой гад. А ты ещё говорила, что в столовую придём… – бормочу себе под нос.
– Так это ещё и из столовки? – Выкатывает глаза подруга. – Ну ты везучая, ничего не скажешь!
– Я думала, ты его видела. – Шмыгаю носом.
– Да нет, конечно. – Ксюша разводит руками. – Мне главный позвонил и огорошил.
– Прямо сейчас уходить? – Уточняю растеряно. – Там ещё два пациента по записи.
– Иди, отдохни, – вздыхает подруга, – Вечером позвоню тебе, скажу по стоматологиям. Пока посижу пообзваниваю.
Выхожу из здания клиники и оглядываюсь по сторонам. Домой совсем не хочется. На душе плещется какое-то неудобоваримое чувство.
«Разве это справедливо?» Чтобы вот так взять и натоптать грязными ботинками в чужой жизни. А если бы у меня были дети? Да разве птиц такого полёта могут волновать обычные люди? – Да его даже собственный ребёнок не волнует! Чего о других то речи вести. Побольше положить себе в карман – вот он основной смысл жизни.
Почему-то подобные персонажи в моем воображении всегда выглядят, как Скрудж Макдак, который заныривает по утрам в собственную сокровищницу на заставке диснеевского мультика. Этакий жирный селезень столичного откорма… Главная абсурдность моего положения в том, что я никогда бы не стала жаловаться в опеку. Ну на сам деле – это не тот случай. Миллионы детей в нашей стране живут в более грустных условиях. Любовь… ну подумаешь, зато сыт и образован.
Меня, конечно, прямо разрывает от внутреннего гнева, но писк светофора возвращает в реальность и заставляет переключить внимание на проезжую часть и прохожих.
Справа от перехода расположен небольшой парк. Решаю, что я вполне заслужила антистрессовую терапию в виде уличного фастфуда. Обедать же как-то нужно. В мобильном барбекю покупаю себе кукурузу на палочке, сажусь на лавочку, и только я с наслаждением вгрызаюсь в сочную, слегка подсоленную мякоть, как в сумочке начинает звонить телефон.
Со вздохом сожаления вытираю салфетками пальцы и принимаю вызов. Этот игнорировать ни в коем случае нельзя. Иначе…
– Господи, доченька! – Мамино визгливое второе сопрано разрывает мои перепонки, и я делаю динамик потише. – Мне только что позвонил Николай и сказал, что ты пропала без вести! Сменила телефон! Ой мамочки, – она говорит без остановки и переходит на французский, – Пьер, дорогой, принеси воды. Все хорошо, да. – Снова переходит на русский, не давая вставить мне даже слова. – Твой водевильный хмырь, значит, окончательно допился. До белочки! Чуть до инфаркта не довёл меня. Говорит, что по твоему номеру ему включается автоответчик и предлагает кастрировать кота со скидкой по промокоду «брысь».
На этом месте маминого словесного потока меня разрывает смехом. Ай какая я молодец. Настроение ползёт в верх.
– Мам, мамочка, – отсмеявшись, пытаюсь ее прервать. – Я на самом деле ушла от Николая. А в его телефоне изменила всего две цифры в своём контакте, чтобы не звонил. Сейчас гощу у подруги. Ты извини… – делаю паузу. – Как-то не хотелось тебя волновать.
– Что значит не хотела волновать? – Бушует мама. – Немедленно прилетай.
– У меня все хорошо правда, – говорю, как можно убедительнее.
Мамин муж Пьер очень не любит, когда его спокойный мир нарушают дети. Даже взрослые. В мои шестнадцать он просто вызвал меня в кабинет и открыто сказал о том, что был бы рад, если бы я поискала себе съемное жилье. Что готов его оплачивать, в том числе и учебу в колледже, но попросил, чтобы мама не знала о нашем договоре.
Она и не узнала. Я решила, что хочу уехать к бабушке в Россию. Деньги Пьера, конечно, не взяла. Детский максимализм счёл это предательством, а мама… Она очень любит Пьера, а он ее – свою музу. Они подходят друг другу.
– Аня! – Рявкает трубка. – Я надеюсь, что ты не беременна. Не вздумай от него рожать.
О Господи! Меня откровенно кривит. Даже десять лет в Париже не сделали маму тактичнее.
– Нет, мама, – отвечаю с нажимом. – У меня все хорошо. Помощь не требуется. Просто не выдавай Николаю меня. Скажи, что не дозвонилась. Как дела узнала в соц. сети. Как у вас дела? – Лихо перевожу тему. – Как новая коллекция Пьера?
– О, все прекрасно. – Тут же забывает о моих проблемах мама. – Каблук на мужских туфлях вообще вызвал настоящий фурор. Кстати, ты знала, что местные мужчины очень любят быть чуть ниже своей женщины. Поэтому Пьер создавал сразу парную историю… – мама щебечет, а я чувствую, как с моего плеча плавно спадает ремешок сумки.
Далее следует резкий рывок, я падаю спиной на лавочку и больно бьюсь лопаткой.
– Мне пора! – Сбрасываю звонок и наблюдаю, как мою сумку с документами и последними деньгами уносит человек в чёрной худи.
В моей правой руке – телефон. В левой – кукуруза. Что же я сижу! Подскакиваю с лавочки и, крича что-то из серии: «Украли! Ловите! Люди!», разгоняюсь следом за вором.
Мне везёт. Народу становится больше, а дорожки уже. Моему грабителю приходится ощутимо сбросить скорость, да и внимание на него начинают обращать более активно.
Сердце колотится, ветер свистит в ушах. Хватаю воздух жадными глотками, ощущая покалывания в левом боку. С уроков физкультуры так быстро не бегала.
Грабитель сворачивает на параллельную аллею. Я – следом. А дальше – происходит просто что-то невероятное. Моего обидчика одним рывком ловит мужчина в дорогом красивом костюме и в три точных движения скручивает, укладывая лицом на брусчатку.
Я подбегаю к своему спасителю.
– Спасибо, спасибо, спасибо вам! – Лепечу, задыхаясь.
Поднимаю с земли свою сумку, которую вор пытался выкинуть, поняв, что попался. Проверяю содержимое, и только после вижу, что на помощь моему спасителю подоспели какие-то мужчины, а он сам приближается ко мне. Слышу щелчки затворов фотоаппарата. Ну люди! Им бы лишь бы сфотографировать, когда другому плохо.
– С вами все хорошо?
Молодой мужчина останавливается от меня на комфортном расстоянии двух шагов, а я, как дурочка, только крепче обнимаю свою сумку и киваю в ответ. Отмечаю про себя, что мой спаситель молод. Строгий костюм делает его старше, но глаза искрят наглостью и харизмой.
– Хотел сказать, что нам с вами нужно сейчас решить важный вопрос.
– Какой? – Я хлопаю глазами, на секунду решая, что мужчина захочет попросить вознаграждение.
– Вашему обидчику всего шестнадцать. Если мы с вами вызовем полицию, то его, вероятно, посадят.
– О! – Я растеряно кошусь в сторону возни на брусчатке, и теперь действительно вижу, что из-под бесформенного худи торчит тощий паренёк.
– Вызываем? – Жмёт интонацией мужчина.
– Э… Нет, наверно. – Голова начинает идти кругом.
– Виктор Семёнович, все подъехали! Ждём! – Окликают моего спасителя.
– Ну тогда мои коллеги паренька немного припугнут, и отпустят с миром. Согласны?
– Да, – киваю, – Спасибо большое…
Неудачливого воришку уводят к дороге и сажают в чёрный джип, а «Виктор Семёнович» направляется под деревья цветущих вишен, где его ждёт много людей и аппаратуры.
«Модель?» Я провожаю его взглядом, а может быть, реклама. Уже успокоившись окончательно, я понимаю, почему моему обидчику сегодня не удалось убежать. На этой ветке аллеи брусчатка полностью снята, и ведутся ремонтные работы. А если б не они, и не этот «в костюме»… Даже думать об этом не хочу. Тогда я бы была достойна звания «неудачница месяца».
Ощущаю резкую боль в локте, разворачиваю руку, и вижу, что все-таки разбила ее пока падала. Нужно где-нибудь найти аптеку и промыть. Мало ли что. А пока просто антибактериальными салфетками протру. И сумку тоже.
О проекте
О подписке