Читать книгу «Магистр ее сердца» онлайн полностью📖 — Оливии Штерн — MyBook.
image

Глава 2. Переезд

Оставшись одна в голубой гостиной, Алька обессиленно опустилась на край дивана. Тот страх, что двумя часами раньше щекотал едва заметно, теперь ворочался в груди беспокойной колючей личинкой. От дурного предчувствия пересохло во рту, как будто что-то совсем нехорошее должно вот-вот произойти. Но ведь… Мариус не даст их в обиду, их обоих?

Она принялась механически расстегивать шубку, все же во дворце было натоплено, потом сняла ее и аккуратно положила на подлокотник дивана. Снова уселась. Разгладила подол платья. Вспомнила, как покупали его, и как она ненавидела Мариуса за то, что заставляет терпеть эту боль, раз за разом разворачивая к той, прошлой жизни, до того, как приор Надзора поставил печать. Она-то ненавидела, а он взял – и изменил весь мир, к добру ли, к худу ли… Алька вздохнула и принялась от нечего делать разглядывать комнату.

Пока что она была совершенно одна, стража осталась по ту сторону дверей. Пить хотелось жутко, но воды не было. Правда, в серебряной вазе красовалась кисть винограда – спелая, нежно-зеленая, и Алька отщипнула ягоду. Вкус оказался почти божественным, она даже зажмурилась, когда на язык брызнул сок. Потом взяла еще ягоду. Может быть, все как-нибудь обойдется, а страхи – это всего лишь глупые страхи?

Она поднялась, обошла комнату. Под одним из окон, на пуфике, внезапно обнаружился альбом с акварелями, и Алька уж собралась взять его и полистать, поскольку сама рисовала, да и вообще, была к картинам неравнодушна, но тут одна из дверей распахнулась, и на пол с громким шорохом полетели свитки.

– Крагхов хвост, – выругался их владелец приятным и низким женским голосом.

Через порог ступила высокая женщина в темно-синем закрытом платье. Часть свитков она все же удержала, но прочие, примерно с десяток, шаловливо раскатились в разные стороны.

– Крагхов хвост, – с чувством сказала она, глядя на такое безобразие, – опаздываю.

У нее приятное лицо, подумала Алька.

Интересно, кто она?

И, не раздумывая, бросилась помогать собирать свитки.

– Пастырь с вами, ниата, я бы и сама управилась, – прозвучало сверху, – мне так неловко… Вечно наберу полные руки, а потом все выскальзывает и падает.

Алька подобрала последний свиток, выпрямилась, подавая собранное незнакомке. И подумала, что у той очень добрые глаза. И очень красивые. К зрачку мохово-зеленые, а к внешней стороне радужки темно-серые. В густых загнутых ресницах. А еще женщина была сильно старше самой Альки, о чем говорили тонкие морщинки на лбу и в уголках глаз.

– Спасибо, – сказала женщина, – я вас никогда здесь не видела. Кто вы?

Тут Алька растерялась. Сказать, что невеста Эльдора? А нужно ли об этом кому-либо знать во дворце? Соврать, что прислуга? Нет, так вообще не пойдет.

– Я, – она запнулась, но потом все же выговорила, – Алайна Ритц. Я здесь… с ниатом Эльдором. А он пошел на совет, и я жду.

– Энола Дампи, – представилась женщина и сделала движение, как будто хотела протянуть руку, но вовремя вспомнила, что держит охапку свитков, и смущенно рассмеялась.

– Я тоже вот, на совет спешу, – добавила, с улыбкой глядя на Альку, – Ух, честно говоря, я только вздохнула с облегчением, когда узнала, что прежний магистр отправился к Пастырю. Невыносимый был просто тип, ну просто бр-р-р-р. А вы, наверное, жена магистра Эльдора?

Алька поняла, что краснеет. Может, и нужно было соврать, но не получилось.

– Нет… Пока нет. Невеста.

– Невеста, – тихо повторила Энола Дампи, – что ж, милая, желаю вам удачи в этом ответственном деле. Спасибо, что помогли. Ну, а я, – картинно подкатила глаза, – я отправляюсь на совет. Посмотрю на вашего жениха, вернее, на нового магистра Надзора. Думаю, он милейший человек.

– Почему вы так думаете? – Альке внезапно захотелось, чтобы эта ниата со свитками не уходила. Внутреннее расположение, вот что почувствовала Алька.

А потом вспомнила королеву Велейру. Та ведь тоже казалась милейшей женщиной, а на деле оказалась ядовитой змеей.

И Арианну. Да, Арианну, которая своим предательством едва не загубила Мариуса.

– Потому что только милейший человек может жениться на такой милейшей особе, – сказала Энола Дампи, – я бы поболтала с вами, дорогая, но надо идти. Совет, понимаете ли. Разве что… попрошу вас открыть мне следующую дверь, не то я до завтрашнего дня на совет не попаду…

Алька кивнула и пошла открывать дверь.

А потом снова осталась одна и решила все же посмотреть тот альбом с акварелями, который приметила на пуфике. Она взяла его, вернулась на диван и принялась рассматривать чужие рисунки.

Наверное, акварели принадлежали кисти совсем юной особы. Все было розовеньким, лиловым, золотистым. Цветы, бабочки, головы благородных единорогов. Замок в тумане. Восход над морем. Алька-то и моря никогда в жизни не видела, только на картинках. Она вздохнула. Было бы, наверное, здорово, чтоб съездить на побережье вместе с Мариусом. Но теперь-то уже не получится… Занят он будет целыми днями. Государственные дела, они ведь важнее.

Ей стало так грустно, хоть плачь. А альбом как раз был раскрыт на странице, где над букетом чайных роз порхала яркая южная бабочка. Здесь таких точно не водилось. А может быть, их вообще нигде не водилось, а была бабочка плодом воображения той девочки, которая рисовала в этом альбоме…

Алька смотрела, смотрела на бабочку.

И снова тоска грызла сердце.

Почему у них с Мариусом не может быть так, как у обычных людей?

И сама же себе ответила: да потому, что Мариус Эльдор – не обычный человек. Не бывает так, чтоб было все и везде, наоборот, где-то убыло, а где-то прибыло. В их случае, наверное, прибыло по части должности жениха – но убыло по части того времени, которое он сможет проводить с невестой. Так-то. По-иному не получается.

Впрочем, и сама Алька тоже не была обычным человеком, и это глупо отрицать. Особенно когда в ванной пальцы заискрили.

Это была магия, сказал Мариус.

Что удивительно, Алька не чувствовала в себе почти никаких изменений. Разве что иногда перед мысленным взглядом мельтешили какие-то странные точки, очень далекие, но чувство было такое, как будто Алька с ними связана. И все. Мариус сказал, что ее дар обязательно нужно будет исследовать, но пока как-то руки не дошли.

И вот теперь, глядя на нарисованную бабочку, Алька поймала себя на мысли, что ей очень хочется сделать что-нибудь этакое, магическое.

Она воровато огляделась, убедилась, что обе двери плотно закрыты, что никто за ней не следит. А потом, положив пальцы на бабочку, попыталась обратиться к тому, что Мариус называл резервом.

Где-то внутри нее есть невесомая бочка, полная магии. Как зачерпнуть из нее? Неведомо.

Да и как можно зачерпнуть из того, чего не видишь и не осязаешь?

Может быть, вот это тепло в груди и есть тот самый загадочный резерв?

Алька прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Ну и что, что никогда такого не делала? Вон, когда нужно было в башню слетать, сумела ведь в крагха обратиться. А теперь? Теперь воспользоваться собственной магией. Даже не той, которая, по словам того же Мариуса, свободная, а своей, которая должна быть где-то глубоко внутри…

Внезапно кончикам пальцев стало горячо, словно прислонила к боку кастрюли. Алька невольно вскрикнула, отдернула руку – и очень вовремя. Из совершенно плоского альбомного листа неторопливо выдиралась та самая нарисованная бабочка. Как будто сквозь прозрачную пленку, сперва головка с усиками, туловище, а потом и крылышки. И была она точь-в-точь, как та, нарисованная, даже ярче.

Алька только и смогла, что растерянно ойкнуть, когда бабочка пару раз раскрыла и сложила крылышки, разминаясь, а потом попросту взлетела вверх, под потолок, оставив на рисунке пятно белой бумаги.

– Ох, – выдохнула Алька потрясенно.

Они не встречала ничего подобного. Как это? Она оживила рисунок? Сделала живым то, что было просто изображено на бумаге? Но ведь не бывает такого! Или теперь может быть все, что угодно?

Между тем бабочка порхала высоко наверху, а потом, словно устав, уселась на обои, сложила крылышки. Алька еще раз посмотрела в альбом. Да, точно. То место, откуда улетела напитанная магией южная красавица, было пустым и скучным.

Алька совсем растерялась. Ну надо же, испортила рисунок этой своей магией. Надо будет Мариусу рассказать… А если кто сейчас войдет и бабочку увидит? Что тогда?

И, словно в ответ на опасения Альки, одна из дверей медленно приоткрылась.

***

На пороге стоял ангел, иначе и не скажешь. Это была худенькая девочка, в прекрасном нежно-лиловом платье с воздушными оборками. Ее треугольное личико казалось фарфоровым, глаза были огромными, на пол-лица, носик аккуратный и розовые губы бантиком. Руки казались тоненькими прутиками, тонули в пышных кисейных рукавах по локоть, на изящных запястьях блестели золотые браслеты. Волосы… Альке оставалось только вздохнуть. У нее самой никогда таких не было и уже не будет – пышных, густых и редкого, очень светлого оттенка. Такого светлого, что, казалось, они просто белые. Волосы были завиты крупными локонами, завязаны на макушке в два тяжелых хвоста и тяжело ниспадали на узкие плечи девчушки.

«Откуда здесь ребенок?» – только и успела подумать Алька, в то время как воздушное создание решительным шагом пересекла гостиную и уставилась на альбом в ее руках.

– Простите, ниата, но это – мое, – решительно сказала она.

Голос напоминал перезвон тонких хрустальных бокалов.

Алька невольно посмотрел туда, где на обоях продолжала сидеть улетевшая с рисунка бабочка. Девочка пока что не видела белого пятна, потому что Алька закрыла его рукой.

«Будет совсем нехорошо, если заметит», – решила она и торопливо перелистнула страницу.

– Извините, – быстро сказала Алька, – он просто лежал здесь, а я… просто жду. Поэтому позволила себе ознакомиться с содержимым.

Решительно захлопнула альбом и протянула девчушке. Та отчего-то нахмурилась, но акварели забрала, посмотрела на Альку задумчиво, исподлобья.

– Магический совет, да?

– Да, – Алька кивнула.

Она ожидала, что девочка развернется и уйдет, но вместо этого та тяжело вздохнула, положила альбом на диван, и сама села рядом.

– Я тоже частенько здесь жду.

И умолкла, о чем-то размышляя.

Наверное, это была дочь кого-нибудь из придворных, решила Алька. А вслух просила:

– Вам, наверное, скучно сидеть здесь одной?

– Не то слово, – девочка пожала узкими плечами, – но что поделаешь. Вот если бы у меня была мама… Но она умерла очень давно, я ее и не помню. Ниата Дампи иногда со мной возится, но я знаю, что ей это неинтересно. Ей куда больше нравится возиться со своими артефактами, чем с моими куклами. Хотя однажды она мне целый дворец сделала кукольный, а еще механическую куклу на артефакте, она умела ходить и говорить «привет, Леона». Это меня так зовут. А вас?

– Алайна, – ответила механически Алька, переваривая вываленную девочкой информацию.

Значит, с ней иногда играет ниата Дампи, та самая, что поспешила на совет. И ее отец бывает на совете.

– У меня тоже нет мамы, – эти слова как-то сами собой соскочили с языка, – я тебя понимаю. Но у меня есть младший брат, он сейчас в школе для мальчиков.

Леона едва заметно улыбнулась. Она вообще, судя по всему, делала это не часто и была спокойным и серьезным ребенком.

– Вам понравились мои рисунки? – спросила она, снова беря альбом в руки.

– Очень, – правдиво ответила Алька.

И в этом не было вранья, ей действительно понравились воздушные акварели, исполненные истинно девчоночьей тягой к нежности.

– А какой больше всех? – требовательно спросила Леона, склонив голову к плечу.

Она совсем не торопилась уходить. Похоже, она отчаянно скучала весь этот день, а тут вдруг встретила человека, с которым можно просто поболтать.

Не дожидаясь, пока Алька ответит, она принялась листать альбом.

– Моя любимая акварель, это с чайными розами, – Алькино сердце пропустило удар, – почему-то я думаю, что моя мама любила чайные розы. Отец постоянно требует, чтоб приносили их в мою комнату. Постоянно, каждое утро на столе ваза с чайными розами. Иногда мне начинает казаться, что я их ненавижу. А когда я ему об этом сказала, он очень рассердился, сказал, это в память о матушке… Ой.

Алька похолодела.

Девчушка растерянно смотрела на совершенно белое пятно в том месте, где была бабочка. Потом перевела взгляд на Альку и спросила:

– Как же так? Тут же бабочка была…

Лицо девочки подозрительно сморщилось, губы задрожали, и Алька вдруг поняла, что если этот несчастный ребенок разрыдается, то она сама заплачет рядом с ней. Она вдруг словно увидела перед собой, как на ладони, жизнь этой девочки: вечно чем-то занятый отец, быть может, строгая нянька, молчаливая прислуга… и все. Никого больше. Еще и рисунок оказался испорчен.

И, понимая, что, возможно, совершает сейчас самую большую глупость в своей жизни, Алька приобняла Леону за плечи и указала под потолок, на стену.

– Вон она, Леона. Я не знаю, как это получилось… И не думаю, что об этом кому-то надо говорить.

– А, вон она где, – совершенно спокойно сказала девочка, как будто и не удивилась.

Алька вспомнила, что когда тебе десять лет, в чудо поверить очень легко. И принять его тоже просто.

– Жалко, что ее оттуда не достать, – тем временем рассуждала Леона, – я бы ее унесла к себе в спальню и играла бы с ней.

– Я могу попробовать ее достать. Не обещаю, правда, что получится…

Алька закрыла глаза, потянула руку к бабочке, одновременно пытаясь снова увидеть внутри себя те самые точки, мерцающие зеленоватым на черном бархатном фоне. Ей казалось, что связь с одной из этих точек чуть более сильная, да и сама точка светит чуть ярче.

– Она летит сюда! – радостно пискнула малышка, – как это у вас получилось?

– Сама не знаю, – пробормотала Алька, – пожалуйста, не говори никому… Пусть это будет ваш маленький секрет, а?

Порхая, бабочка подлетела совсем близко и опустилась на ладонь. Алька открыла глаза. Ей и самой хотелось рассмотреть поближе красавицу. Невероятно, но бабочка, похоже, была самой настоящей, живой. Усики подрагивали, бархатистые синие крылья с зеленоватым отливом трепетали. Бабочка перебирала тонкими лапками, и Алька чувствовала легкую щекотку на коже.

– Вот бы мне ее взять, – восторженно пробормотала Леона, – за крылышки не хочу, испорчу… Как же тогда?

1
...
...
8