Цитаты из книги «Музыкофилия»

У Майкла была ключевая синестезия; он видел фиксированные цвета, связанные с игрой, градациями, арпеджо – то есть со всем, что обозначается тем или иным ключом. Это было всегда, во всяком случае, сколько он себя помнит. Так же давно у него был абсолютный слух. Сам этот факт делал для него неповторимыми и сами ключи. Соль-диез минор, например, имел совсем иной оттенок, нежели просто соль минор, так же как для всех остальных различаются мажорные и минорные ключи. Действительно, сам он считает, что у него никогда не было бы никаких синестезий, если бы не абсолютный слух. Каждая клавиша, каждый регистр имеют для него неповторимый вид, так же как и неповторимое звучание. Цвета были строго постоянными и фиксированными с самого раннего детства. А появились они спонтанно. Их невозможно изменить ни усилием воли, ни воображением. Майклу эти цвета кажутся абсолютно естественными, можно даже сказать – предписанными. Цвета высокоспецифичны. Например, соль минор не просто «желтая», она цвета охры или гуммигута. Ре минор напоминает «кремень или графит»; фа минор – «землистая, похожая на пепел». Майкл с трудом подбирает подходящие слова. С равным успехом он бы подбирал название для краски или цветного мела. Цвета мажорных и минорных тональностей всегда находятся в некотором соотношении друг с другом (например, соль минор имеет приглушенный охристый цвет, а соль мажор – ярко-желтый цвет). Но в остальном сам Майкл затрудняется вывести какую-то систему или какое-то правило, по которому каждой ноте ставится в соответствие определенный цвет. Одно время Майкл думал, что эти ассоциации навеяны игрушечным пианино, на котором он играл в раннем детстве, – у пианино были разноцветные клавиши, но сам композитор сейчас их уже не помнит. Кроме того, у него слишком много цветных ассоциаций (четырнадцать для мажорных и минорных ладов, еще полдюжины для тональностей), чтобы это объяснение можно было считать правдоподобным. Кроме того, некоторые ключи имеют странные оттенки, которые сам Майкл затрудняется описать, так как никогда не видел их в реальной жизни[72].

Выдающийся современный композитор Майкл Торке испытал на себе глубокое влияние цветомузыки. Поразительный музыкальный талант Торке проявился очень рано, и в пятилетнем возрасте мальчику купили пианино и повели к учительнице музыки. «В пять лет я уже был композитором». Преподавательница делила музыкальные пьесы на части, а Майкл, играя, аранжировал их в разном порядке. Однажды он сказал учительнице: «Мне нравится та голубая пьеса». Учительница засомневалась, правильно ли она расслышала ученика. – Голубая? – переспросила она. – Да, – ответил Майкл, – вот эта пьеса в ре мажоре… Ре мажор голубой.

Из всех форм синестезий музыкальные синестезии – особенно цвета, представляющиеся человеку при прослушивании музыки или при мыслях о ней, – являются самыми распространенными и, возможно, самыми драматичными и красочными. Мы не знаем, распространены ли музыкальные синестезии в большей степени среди музыкантов или просто музыкальных людей, но музыканты, естественно, больше, чем другие люди, осведомлены об этом феномене

синестезия – это физиологический феномен, зависящий от целостности определенных участков коры и от связей между ними. В данном случае это была связь между специфическими корковыми областями, необходимыми для осуществления восприятия или представления цвета.

Пожалуй, самыми яркими из них являются автобиографические воспоминания Жака Люссейрана, писателя и героя французского Сопротивления, человека, музыкально одаренного, начавшего играть на виолончели еще до того, как в семилетнем возрасте он потерял зрение. В своих мемуарах, озаглавленных «И стал свет», он постоянно подчеркивает значение, какое приобрела в его жизни музыка после того, как он ослеп: «Первый концертный зал, который я посетил в восьмилетнем возрасте, значил для меня в ту минуту больше, чем все волшебные сказочные царства. Вход в зал был первой ступенью на пути к истории любви. Настройка инструментов стала помолвкой. Слезы благодарности лились из моих глаз всякий раз, когда оркестр начинал петь. Мир звуков для слепого, какая это милость! Для слепого музыка – хлеб насущный. Слепой должен все время питаться ею, как настоящей едой. Музыка создана для слепых людей».

Треть или большая часть коры человеческого головного мозга занята обработкой зрительных стимулов, но если зрительная стимуляция вдруг прекращается, то в коре начинает происходить кардинальная перестройка и реорганизация, приводящая к полной смене картирования функций. Иногда у человека развивается очень высокая межмодальная чувствительность.

Быть однобоким вундеркиндом – это образ жизни, особая организация личности, даже если особая одаренность основана на единственном механизме или навыке.

Так это или нет, но факт остается фактом: значительное меньшинство, почти, возможно, треть всех людей обладает скрытыми или подавленными способностями вундеркиндов, и эти способности в какой-то степени можно выявить такими методами, как ТМС. Это и неудивительно, ибо различные патологические состояния – лобно-височная деменция, инсульты в доминирующем полушарии, некоторые травмы головы и инфекции, поражающие мозг, – могут в некоторых ситуациях приводить к пробуждению необыкновенных способностей.

Однобокая одаренность может иногда проявиться и в зрелом возрасте. Есть несколько единичных сообщений об этом феномене, который может возникнуть после черепно-мозговых травм, инсультов, опухолей и лобно-височной деменции, особенно если поражение локализуется в левой лобной доле.

Такие полушарные сдвиги могут, хотя и в меньшей степени, происходить и у взрослых, когда у них случается массивное поражение левого полушария головного мозга.