5. В юридической литературе всегда уделялось и уделяется большое внимание системе обязательств. Создается впечатление, что система обязательств – это некий краеугольный камень, лежащий в основании всего нормативно-правового материала, и что расположение отдельных видов обязательств в определенной системе предначертано изначально. Вот и в уже упоминавшейся выше рецензии на книгу О. С. Иоффе О. А. Красавчиков, В. Ф. Яковлев и В. С. Якушев указывают на необходимость «четко и последовательно проводить классификацию рассматриваемых явлений» и в связи с этим критикуют высказанное О. С. Иоффе положение о том, что система обязательств «может быть построена лишь на основе использования комбинированного классификационного критерия, соединяющего экономические и соответствующие юридические признаки» (§ 2 гл. 1 разд. I первой части. С. 24). «С этим согласиться нельзя, – говорится в рецензии, – во-первых, потому, что система обязательственного права, подобно системе права в целом, познается, а не строится наукой. Во-вторых, потому, что даже в пределах формальной логики допускается последовательное применение избранных признаков разграничения (классификации), а не произвольное комбинирование критериями, заключающими в себе как экономические, так и одновременно юридические феномены».[22]
Суждения глубокоуважаемых авторов рецензии формалистичны и никоим образом не опровергают позицию О. С. Иоффе. Во-первых, что касается критерия систематизации, то, несомненно, что применительно к обязательствам соотношение общего, отдельного и особенного обнаруживает единство и различие отдельных видов обязательств именно в переплетении экономических и правовых признаков. Любой иной критерий классификации обязательств не соответствовал бы действительности и не позволил бы выявить системообразующие связи и зависимости в системе обязательств. Упрек в адрес О. С. Иоффе в том, что он осуществляет «произвольное комбинирование критериями», абсолютно безоснователен. Экономическая основа и ее правовая сторона в их переплетении, но с решающей ролью экономических признаков обязательственных правоотношений – вот классификационный критерий, который последовательно применяет О. С. Иоффе при систематизации обязательств. Опираясь на этот критерий, О. С. Иоффе выявляет общие и отличительные признаки близких договорных обязательств, которые имеют единую экономическую основу, но различные правовые признаки.
Во-вторых, что касается построения и познания системы обязательств, то, естественно, О. С. Иоффе представил ту систему, которая была им выявлена аналитическим путем – путем познания объективно существующей системы обязательств. Уважаемые рецензенты, к сожалению, не поняли, что у О. С. Иоффе речь идет о «построении» научно обоснованной, т. е. идеальной, системы обязательств, которая является результатом исследования («познания») объективно существующей системы обязательств. Но значение подлинно научного познания в сфере правовой действительности и состоит в том, что научно обоснованные результаты (выводы) не утрачивают своей силы (действенности) и после изменения тех конкретно-исторических условий, при которых они были достигнуты и сформулированы.
6. Возможно, читателям покажется странным, что О. C. Иоффе не пишет специально о системе обязательств. Ни в первой части («Общее учение об обязательствах»), ни во второй части книги («Отдельные виды обязательств») нет обоснования всей системы обязательств.[23] Вместо предварительного представления системы обязательств О. С. Иоффе излагает свой подход к рассмотрению отдельных видов обязательств и поясняет: «…чтобы выявить специфику конкретного обязательства, нужно проанализировать ее проявление в таких элементах, как субъекты и объекты, форма и срок, права и обязанности сторон, а также в плановых предпосылках, когда обязательство на них основывается» (Вводные положения разд. I второй части. С. 202).
О. С. Иоффе не стал давать вводную о системе обязательств в целом, потому что система обязательств представлена всем содержанием его книги, расположением материала и оглавлением. Обоснование системы обязательств и есть ее «построение» в том виде, в каком она предстает в процессе научного познания.
Вместе с тем разработанный им классификационный критерий О. С. Иоффе применяет для определения самостоятельности отдельных видов договоров, особенно в тех случаях, когда вопрос о том или ином виде договоров вызывает споры в юридической науке. Итоговые выводы О. С. Иоффе делает в результате сопоставления договоров, генетически связанных между собой. «Нормам, рассчитанным на регулирование отношений между гражданами, – подчеркивает О. С. Иоффе, – нельзя придавать общее (родовое) значение и распространять их на нормы, которые регулируют отношения между организациями. Это в такой же мере недопустимо, как неправильно считать поставку разновидностью купли-продажи или подряд на капитальное строительство разновидностью обычного подряда» (§ 1 гл. 2 разд. VII второй части. С. 672). Столь категорическое утверждение свидетельствует, что О. С. Иоффе придает самостоятельное значение тем правовым формам – видам договоров, специфика которых требует специального правового регулирования. В то же время он не отрывает правовую форму от ее экономического основания и поясняет: «Купля-продажа и поставка точно так же, как подряд и подряд на капитальное строительство, – самостоятельные договоры, но первые являются разновидностью обязательств по реализации имущества, а последние– обязательств по производству работ» (Там же. С. 672). При обосновании самостоятельности договора поставки О. С. Иоффе показывает отличия поставки от купли-продажи, но при этом обращает внимание на то общее, что связывает эти договоры: «Оба они юридически опосредуют возмездно-денежную реализацию имущества, которая по своей экономической сущности есть не что иное, как купля-продажа»[24] (§ 1 гл. 2 разд. I второй части. С. 232).
Такое же обоснование дается заемным обязательствам: «По аналогичным соображениям нельзя отказать в самостоятельности займу, непосредственно регулируемому ГК [РСФСР 1964 г.], и банковскому кредитованию … организаций. Но это ни в коей мере не препятствует признанию каждого из них разновидностью заемных обязательств в широком смысле выраженного в ст. 269 ГК [РСФСР 1964 г.] родового понятия…»[25] (§ 1 гл. 2 разд. VII второй части. С. 672–673).
Таким образом, несмотря на наличие особенных, не совпадающих, юридических признаков в договоре каждого вида, составляющем вместе с договором другого вида пару взаимосвязанных по предмету договоров (их можно было бы называть смежными): купля-продажа и поставка, подряд и подряд на капитальное строительство, заем и банковское кредитование организаций, – единство экономической основы смежных договоров обусловливает совпадение их наиболее сущностных правовых признаков: объекта, содержания, цели (направленности на определенные правовые последствия), а это в свою очередь предопределяет совпадение, по крайней мере, в ряде аспектов, правового регулирования соответствующих отношений, что проявляется в наличии некоторого числа правовых норм, распространяющихся на оба из смежных договоров.
Трудно сказать, воспользовался ли российский законодатель выводами О. С. Иоффе в своей правотворческой деятельности, но несомненно одно: виды обязательств сгруппированы в ГК РФ с учетом единства их экономической основы и общности основных правовых признаков. Законодатель прямо называет поставку видом договора купли-продажи (п. 5 ст. 454 ГК РФ), а строительный подряд видом договора подряда (п. 2 ст. 702 ГК РФ), но и договор купли-продажи, и договор подряда определены в ГК РФ не как договоры с участием граждан, а как родовые базовые понятия, что служит основанием для определения состава договорных обязательств каждой группы и дает основания для использования различных приемов юридической техники в целях, как правило, экономии нормативного материала и устранения дублирования одинаковых по содержанию правовых норм.
7. В обязательстве каждого вида О. С. Иоффе выделяет юридический и материальный объекты, не всегда отдавая должное волевому объекту обязательства, хотя согласно его концепции в гражданском правоотношении имеются три объекта: волевой, юридический и материальный. Такой подход вызвал критику со стороны одного из выступавших при обсуждении книги О. С. Иоффе на уже упоминавшемся выше заседании кафедры гражданского права и процесса факультета истории и права Ярославского государственного университета – старшего преподавателя В. И. Чернышова, который «обратил внимание на нечеткость позиции О. С. Иоффе относительно объекта обязательственного правоотношения».[26] Однако эта двуобъектность обязательств (волевой объект особого значения для классификации не имеет, поскольку в любом правоотношении волевой объект – это юридическая обязанность обязанного лица – должника) отражает так же, как и критерий, положенный О. С. Иоффе в основание классификации обязательств, две стороны регулируемых отношений: экономическую и правовую.
8. К обязательственному праву относятся не только те институты, которые в систематике располагаются в одной плоскости как однопорядковые правовые формы, но и не укладывающиеся в те же логические ряды правовые формы, отражающие различные нетипичные в этом смысле обстоятельства, осложняющие содержание соответствующих правоотношений; такие правовые формы (институты) принято называть (специальными) правовыми конструкциями. Этим конструкциям как особым формам (институтам) обязательственного права в книге О. С. Иоффе уделяется должное внимание. Речь идет, в частности, о конструкциях предварительного и смешанного договоров.
Несмотря на то, что, как отмечает сам О. С. Иоффе, действовавшее тогда законодательство прямо не закрепляло каких-либо конкретных предварительных договоров, он выявляет признаки предварительного договора и формулирует его определение как соглашения о заключении договора в будущем (§ 1 гл. 2 разд. I первой части. С. 36).
Не был тогда предусмотрен в законодательстве и смешанный договор, но применение конструкции смешанного договора, как и предварительного договора, было объективно возможным. «При разграничении отдельных видов договоров, – подчеркивает О. С. Иоффе, – важная роль принадлежит понятиям типа, разновидности и смешанного договора» (Там же. С. 37). «Если … заключенный договор опосредует два или несколько разнородных отношений и объединяет условия, объективно необходимые для формирования обязательств различных типов, он становится смешанным договором» (Там же. С. 38).
Только через тридцать лет доктринальные конструкции смешанного и предварительного договоров получили закрепление в гражданском законодательстве России (п. 3 ст. 421 и ст. 429 ГК РФ). Тем самым история развития гражданского права в СССР и современной России подтверждает объективный характер обязательственного права, в том числе и тех его элементов (институтов, субинститутов, конструкций), которые в отдельные исторические периоды не получали отражения в законодательстве.
9. В советский период социалистическое право всегда противопоставлялось буржуазному праву, но, как правило, и в большинстве случаев, не в каких-либо конкретных проявлениях: институтах, отдельных правовых нормах, – а, главным образом, в целом – в общих началах и смысле закона; гораздо реже – в каких-либо конкретных вопросах. Такое же общее противопоставление, как уже указывалось выше, встречается и в книге О. С. Иоффе. «Буржуазное обязательственное право, – пишет он, – в такой же мере подчиняется целям капиталистической эксплуатации, как право собственности, как вообще все институты и отрасли буржуазного законодательства» (§ 1 гл. 1 разд. I первой части. С. 10). «При капитализме, – указывает О. С. Иоффе, – закон стоимости имеет всеобщее значение. В сферу его действия включаются или по крайней мере могут быть включены любые ценности. Поэтому такое же всеобщее значение имеет там и договор купли-продажи, посредством которого могут быть реализованы не только предметы потребления, но и средства производства, включая землю, промышленные предприятия, транспорт и т. п. Напротив, при социализме… закон стоимости утрачивает всеобщее значение, а потому ограничивается и сфера применения договора купли-продажи, используемого преимущественно для реализации предметов потребления и лишь в сравнительно небольших масштабах для реализации средств производства» (§ 1 гл. 1 разд. I второй части. С. 206).
Теперь положение изменилось и предметом («материальным объектом» по терминологии О. С. Иоффе) договора купли-продажи, заключаемого по свободному усмотрению сторон, могут быть любые вещи, кроме изъятых из оборота или ограниченных в обороте (п. 1 ст. 455 и п. 1 и 2 ст. 129 ГК РФ).
Таким образом, при общей преемственности гражданского права России от советского гражданского права произошло определенное смещение акцентов в подходах законодателя к правовому регулированию отдельных видов и разновидностей отношений, смещение в сторону снятия установленных ранее правовых ограничений («общих и специальных запретов») социально-экономических прав и ограничений возможностей осуществления субъективных гражданских прав. Отмена названных ограничений обусловливает восстановление действия всех институтов общей и особенной частей обязательственного права как подсистемы (подотрасли) гражданского права, объективно отражающей динамику товарного производства и обращения вне зависимости от идеологии и политического строя государства.
10. Преемственность российского гражданского права от советского гражданского права с определенным смещением акцентов в сторону отмены необоснованных с точки зрения объективного права ограничений проявляется не только в отдельных институтах, но и в исходных, отправных положениях обязательственного права. На возможности использования в качестве непосредственного регулятивного материала самых общих положений, лежащих в основании гражданского права, построен институт аналогии.
В социалистическом гражданском праве допускалось применение аналогии закона и аналогии права. Несмотря на огромное количество нормативных правовых актов, советское гражданское законодательство не было беспробельным; по этой причине О. С. Иоффе уделяет повышенное внимание институту аналогии. Само понятие аналогии и условия ее применения были подробно охарактеризованы им в первой части курса гражданского права.[27] Но и в «Обязательственном праве» он неоднократно указывает на возможность возникновения правоотношений, не предусмотренных законом и потому регулируемых посредством применения аналогии (§ 2 гл. 1 разд. I первой части. С. 23; § 1 гл. 2 разд. I первой части. С. 36, 38; § 1 гл. 4 разд. I второй части. С. 296; § 1 гл. 1 разд. II второй части. С. 308–309; § 2 гл. 1 разд. X второй части. С. 783; § 1 гл. 2 разд. XI второй части. С. 847–848).
«Когда формируется не противоречащее закону, но и не предусмотренное им договорное обязательство нового типа, – пишет О. С. Иоффе, – его нормирование должно осуществляться по аналогии закона или в подлежащих случаях по аналогии права» (§ 1 гл. 2 разд. I первой части. С. 38). Это хрестоматийное положение, своего рода юридическая аксиома, но какое важнейшее методологическое значение оно приобретает в связи с осуществленными в стране радикальными реформами и изменением ее государственного и социально-политического строя! Аналогия права – это применение общих начал и смысла действующего гражданского законодательства. Но каковы же в настоящее время общие начала и смысл современного гражданского законодательства России? Имеются ли в них отличия от общих начал и смысла советского гражданского законодательства? Насколько существенны эти отличия?
Российский законодатель стремился дать ответ на эти вопросы. Пакет самых общих положений закреплен в ст. 1 ГК РФ, название которой – «Основные начала гражданского законодательства» – соответствует назначению первой статьи Кодекса. Дополнительно к «основным началам», означающим в этой взаимосвязи «общие начала» гражданского законодательства, в п. 2 ст. 6 ГК РФ указывается на требования «добросовестности, разумности и справедливости», которые должны учитываться при применении аналогии права. Значение общих начал имеют также и некоторые другие правовые нормы из числа норм, содержащихся в ст. 1–16 подразд. 1. «Основные положения» разд. I. «Общие положения» части первой ГК РФ, гл. 1. «Гражданское законодательство» и гл. 2. «Возникновение гражданских прав и обязанностей, осуществление и защита гражданских прав».
«Смысл гражданского законодательства» – это направленность правовых норм на установление определенного баланса интересов, а соответственно, и баланса субъективных прав участников гражданских правоотношений. В дореформенный период смысл гражданского законодательства проявлялся в обеспечении приоритета государственных и общественных интересов над индивидуальными (личными, частными). Гражданское законодательство России направлено на обеспечение паритета (равновесия) публичных и частных интересов. Из такого смысла надо исходить при применении аналогии права.
Общие начала и смысл современного российского гражданского права (законодательства) соответствуют общечеловеческим гуманистическим традициям, получившим отражение в международных документах, российской Декларации прав и свобод человека и гражданина и Конституции РФ. В той мере, в какой общие начала и смысл социалистического гражданского права соответствовали общечеловеческим гуманистическим ценностям, они восприняты современным российским гражданским законодательством.
О проекте
О подписке