Вацлав, создавая баррикаду, натолкнулся на целые залежи трухлявой древесины, которая тут же была брошена на растопку, но, на счастье, среди общей кучи трухи нашлось целых два крепких и довольно больших полена. Айкон, увидев, что дрова, пролежавшие под песком около тысячелетия, выглядят как новые, засомневался в том, что их стоило пихать в костер, ссылаясь на то, что древесина могла пропитаться взрывоопасной смесью, которая обеспечила консервирование. Однако выбирать не приходилось: первые завывания волколаков уже были слышны, вот только в этот раз они однозначно шли по следу людей, которые смогли избежать их прошлой ночью.

Баррикада у Вацлава получилась довольно высокая и крепкая, но для голодных и озлобленных волколаков она была всего лишь временным препятствием. Покопавшись в остатках моста, Айкон умудрился отломать кусок металлической арматуры из опор, которую он вознамерился использовать в качестве холодного оружия. Вацлав же достал из загашника единственный на их маленький отряд пистолет-пулемет и положил его рядом с собой. Такое оружие не было редкостью. Айкон видел множество самых разнообразных автоматов и пистолетов в своей когорте, даже парочку здоровенных ракетных установок. Дефицитом были патроны. Правильного способа их изготовления никто не знал, поэтому каждый патрон был на вес золота. У Вацлава же их была целая куча. Еще одно доказательство того, что разыскиваемые им старинные бумаги были очень ценными, раз Орм, старосты когорты, выдал полный боекомплект.

Костер поначалу не желал разгораться: то его задувал ветер; то спичка потухала прежде, чем ее успевали донести до заложенных посреди трухи и сухих веток клочков бумаги. Где-то попытки с десятой Вацлаву удалось разжечь огонь, но по его примерным подсчетам, горючих материалов могло не хватит до утра. Айкон подполз к краю моста и посмотрел вниз. Путей к отступлению он не нашел, ведь высота была приличная и амортизирующие суставы здесь уже не спасли бы. Оставалось лишь надеяться на то, что волколаки не смогут добраться их.

Первая половина ночи прошла спокойно. Айкон и Вацлав почти не спали, лишь изредка закрывая глаза и дремля несколько минут. Костер исправно горел, скрывая запахи людей своим дымом. Изредка он вспыхивал синим или зеленоватым цветом, когда в языки пламени попадались сконцентрированные в древесине химические соединения меди, бора или индия. Волколаки, как и прочие животные до них, всегда стремились уйти подальше от запахов дыма и гари, которые ассоциировались у них с бесплотным свирепым убийцей, сжигавшим их заживо. Однако весь горючий материал уже подходил к концу, костер медленно догорал, питаясь всего тремя палочками. Дыма становилось все меньше. Пару раз несколько волколаков прошли мимо, не заметив двух людей, спрятавшихся за баррикадой, но скоро они должны были почуять запах своей добычи даже сквозь дымящиеся корни верблюжьей колючки. Это был лишь вопрос времени.

Счет времени бессонной ночью был утерян. Айкон не мог точно сказать, сколько минут он честно следил за костром, а сколько впадал в кратковременный сон. Все это напоминало ему опять все то же первое дежурство в когорте, правда, волколаки, бродившие совсем рядом не давали возможности расслабиться и представить, что за твоей спиной находятся безопасные стены. Вацлав же умело скрывал свой страх, ведь на счету у него была не одна вылазка за пределы когорты. Этот ветеран побывал практически во всех доступных ему уголках Земли, включая жаркие просторы Африканского континента.

− А какая ситуация была для вас самой сложной? − прошептал Айкон, решив скоротать ночь за разговорами. − Я имею в виду, какой поход был самым трудным?

− Наверное, мой путь между когортами в Якутии, − так же шепотом ответил Вацлав, протягивая юноше несколько порядком подсохших пряников. − Расстояние было маленькое, можно было преодолеть его за день и полночи, но оно вылилось для меня в самое жуткое путешествие.

− Из-за волколаков? − Айкон услышал вой зверя в ночи и решил, что его спутник заговорит о них.

− Нет, волколаки на самом деле просто досадные мошки по сравнению с тем, что прячется в самых негостеприимных местах нашей планеты, – Вацлав откупорил свою фляжку с водой и отхлебнул немного, чтобы промочить горло. − Я тогда был с одним из своих боевых товарищей. Мы с ним вместе прошли насквозь почти всю Южную Африку. Нам дали самое простое задание: перенести из одной когорты в другую запасы провизии: крупы, зерно, консервы. Из южной в северную. В последней случилось нашествие саранчи, поэтому почти все запасы провизии были уничтожены. Дорогу тогда размыл кислотный дождь, поэтому добраться до северной когорты можно было только пешком. Все казалось просто, мы почти добрались до цели и уже считали минуты до того, как мы завалимся на ближайший рынок и купим себе все, что душа пожелает, благо плата за работу была достойная.

− И что же случилось? − поинтересовался Айкон, подождав пока Вацлав молча разворошит затухающий костер и подкинет в него последние веточки от верблюжьей колючки.

− Атомная завеса, − ответил Вацлав, возвращаясь на свое караульное место у баррикады. − Одна из самых сильных, что я видел. Ты ведь прекрасно знаешь, что находится на пути у атомной завесы опасно для жизни даже для нас. Это стихийное бедствие, которое можно назвать адской смесью между взрывной волной, песчаной бурей и цунами. В общем, мы спрятались в пещере, чтобы переждать. Завеса шла долго, поэтому мы с товарищем, решили немного вздремнуть. Пещера была маленькой, никакой опасности мы не видели, однако, мы ошиблись. Я проснулся где-то через час, от того, что что-то внутри пещеры скреблось, как мышь в шкафу. Когда я понял, что произошло, мой товарищ и лучший друг уже был разорван на части самой ужасной тварью, которую я видел.

− Ужас! − Айкон уже начал жалеть, что попросил рассказать эту историю.

− Да, это был ужас во плоти, − согласился Вацлав. − Эта тварь пряталась на потолке пещеры, куда мы даже не думали смотреть, ведь ожидали увидеть кого-нибудь, вроде волколаков, а не его. Уже потом спустя месяц я узнал, что это был за зверь. Камазотц. Так его звали. У майя, южноамериканского племени, жившего на Земле еще до Войны, были легенды о дьяволе, которого так звали. Теперь же это имя носит этот зверь. Он похож на громадную летучую мышь. Она настолько ненасытна, что кусает жертву один раз, разом выпив половину всей его крови, а потом бросает добычу и летит за следующей жертвой. Возможно, это и был дьявол майя. Как бы то ни было, я перепугался, бросил обоз с едой, который мы загнали в пещеру и бросился прямо в бушующую атомную завесу. С меня заживо сдирало кожу, зрение стремительно снижалось, из организма испарялась вода. Еле живой я добрался до когорты.

− Ты больше не видел это существо? − Айкон испуганно прижался к куску мостового борта.

− Я не стал возвращаться в пещеру, − Вацлав еще раз помешал костер железным прутом. − Я просто сказал, где остались припасы. Камазотца убить не удалось. Он испугался огня и улетел. Я же, наверное, год торчал в этой когорте, заливая горе алкоголем. Собственно там я и оставил одну из своих почек. Понимаешь, у меня было такое состояние, что того и гляди с ума можно было сойти. Мы с другом прошли через все вместе. А он так глупо погиб. Во сне, даже не успев нанести той твари ни одного удара. А я сбежал как трус. Ну и плюс один только вид этой твари преследовал меня каждую ночь, стоило мне попытаться заснуть.

Айкон собирался было сказать, что любой убежал бы из пещеры, в которой засело чудовище, и что пройти через атомную завесу не есть трусость, но не успел. Раньше, чем его слова успели сорваться с губ, совсем рядом раздался оглушительный вой.

Вацлав, конечно же, среагировал быстрее Айкона, пронзив первого волколака, осмелившегося перепрыгнуть баррикаду, раскаленным металлическим прутом. Однако зверей уже было не остановить. Они почуяли запах людей сквозь дым, а раз в округе больше не пахло никакой дичью, то волколаки решили действовать коллективно, пытаясь задавить противника числом, а уже потом делить желанную добычу. Второго волколака Вацлав тоже сумел отогнать. Зверь угодил лапами в огонь, и его бурая шкура вспыхнула как сухая хворостина. Животное завыло от боли, которую ему причиняло пламя, и ринулся вперед. В темноте трудно было разглядеть, где кончается уцелевший кусок моста, поэтому не удивительно, что волколак почти сразу загремел вниз, переломав себе все кости. Голодные звери все наседали. Часть их них, конечно же, кинулась вниз, чтобы сожрать своего павшего товарища, но почти половина стаи продолжая наседать. В какой-то момент Вацлав не смог предугадать выпады хищников, чем волколаки не замедлили воспользоваться. Особо прыткий из них извернулся и впился своими загнутыми назад острыми зубами в ногу зазевавшегося мужчины. Вацлав вскрикнул. Зубы сразу же прошили все слои кожи и впились прямо в мышцы. Чувствительные носы волколаков почуяли кровь жертвы и торжественно завыли. Их триумф прерывал выстрел, которым Вацлав разнес голову волколаку, посмевшему его укусить.

− Вы в порядке? − в одной руке Айкон сжимал полыхающий корень верблюжьей колючки, а в другой увесистую дубинку, из дубового сука, которой он уже успешно проломил несколько волколачьих голов.

− Бей их, − прокричал Вацлав, начав тотальный отстрел прыгающих через баррикаду волколаков. − Нужно перебить запах моей крови их кровью, тогда звери отступят. Они почуют, что терпят поражение.

Айкон не был так уверен в словах своего боевого товарища. Волколаков полегло уже достаточно, но они все равно продолжали упорно лезть через баррикаду, навстречу смерти, словно лемминги. Айкон лично не видел ни одного лемминга, но из научных трактатов по зоологии, сохранившихся с двадцать первого века, он прекрасно знал, что лемминги имели коллективные суицидальные наклонности. Волколаки сейчас вели себя точно так же. Им было начихать на сохранности собственной жизни, словно эволюция выключила у них инстинкт самосохранения. Площадка у костра уже была сплошь усеяна трупами хищников, но они все не успокаивались. Отмахиваясь огненным корнем от очередного зверя, Айкон невольно заметил, что каждый новый волколак, перемахивающий баррикаду Вацлава, оказывается сильнее и хитрее предыдущего, словно вперед всей стаи вырвались неопытные и самые слабые звери в качестве пушечного мяса.

− Берегись! − прокричал Вацлав, голыми руками удерживая пасть волколака, нацелившегося ему в плечо.

Поначалу Айкон не понял, чего именно ему надо беречься. Ситуация особо не изменилась, разве что баррикада слегка обрушилась обеспечив хищникам более свободный проход. А потом он понял. Перед костром стоял огромный черный волколак, который, стоя на четырех лапах, доходил Айкону до пояса. Встань такой зверь на задние лапы, он мог бы свободно положить передние на плечи даже Вацлаву, который был на голову выше Айкона. Черная шерсть этого волколака была густой, скомканной, местами даже слипшейся от старой засохшей крови, но даже она не могла скрыть массивных мышц, перекатывающихся под кожей при любом движении зверя. Красные, налитые кровью глаза, вместе с леденящим кровь оскалом челюстей без губ, четко дорисовывали уже и без того сформировавшийся облик вожака волколачьей стаи. Айкон махнул пару раз перед мордой зверя огненным корнем, но вожак даже не моргнул. Рыча, он медленно двигался навстречу человеку, прикидывая, с какого бока его укусить. Айкон тоже был весь на взводе. Дубина в руке внезапно стала жутко тяжелой, словно состояла из свинца или титана, а горящий корень верблюжьей колючки медленно затухал и начинал нещадно дымить, закрывая обзор. Айкон не видел, что стало с Вацлавом, но зато от глаз юноши не укрылось, как вожак стаи приготовился к прыжку. Превратившись в подобие натянутой пружины, Айкон дождался прыжка зверя и, вовремя увернувшись от смертоносных клыков и когтей, которыми вожак метил ему прямо в горло, резко опустил дубину прямо на голову хищника. Удар слегка отклонился от заданного курса, но эффект оказался даже лучше. Получив сокрушительный удар в челюсть, выбивший ее из суставов, черный волколак отлетел на несколько метров и насадился прямо на железный прут, торчащий из остатков дорожного покрытия, которое когда-то пролегало по мосту. Остальные волколаки как по команде бросились в рассыпную.

− Отличный ход, − послышался голос Вацлава. − Следующую ночь мы сможем провести в открытом поле с чистой совестью, волколаки не вылезут из укрытий, пока не появится новый вожак.

Сначала Айкон испугался. Вацлав сидел возле баррикады поверх убитых им волколаков и зажимал рукой рану на ноге. Штаны пропитались кровью, на песке рядом уже натекла приличная струйка крови.

− Нечего смотреть, − своим голосом Вацлав вывел Айкона из оцепенения. − Подай мне резиновый шнур из моего рюкзака. И пару бинтов заодно.

Айкону еще не приходилось видеть, как оказывают первую помощь. В когорте никто особо не рвал на себе собственную плоть. Вацлав орудовал средствами первой помощи так, будто занимался этим испокон веков. Сначала он затянул резиновый шнур выше раны, а потом щедро полил ее из маленькой фляжки. Судя по запаху, Айкон решил, что в ней был какой-то алкогольный напиток. Вацлав зашипел, видимо, вылитый в рану алкоголь возвращал боль, полученную после укуса, либо добавлял новую. Однако кровотечение прекратилось. Сложно было сказать, что этому поспособствовало: примитивное лечение или повышенная активность тромбоцитов и всей свертывающей системы крови. Вацлав же быстро туго перевязал рану бинтом и только после этого развязал резиновый шнур.

− Где ты этому научился? − поинтересовался Айкон, помогая боевому товарищу подняться.

− Долгая история, − ответил Вацлав. − Мы с моим покойным другом выудили несколько медицинских конспектов из уцелевшей ветки московского метро в нашу первую вылазку из когорты, чтобы потом выгодно толкнуть в Научном Центре. Само собой, оставили при себе несколько нелегальных копий, чтобы изучить и, во возможности, еще раз их продать. При случае расскажу в деталях. А сейчас надо идти дальше. До рассвета конечно еще далеко, но волколаки, как я уже говорил, пока вышли из игры. Нужно двигаться, а то я теперь, как видишь, в бегуны не гожусь.

До рассвета люди смогли преодолеть небольшое расстояние. В начале, Вацлав настоял на том, чтобы Айкон содрал часть шкуры вожака волколаков, как трофей и показал, как его сохранить до возращения в когорту. Затем они спустились в русло пересохшей Волги, и, держась рядом с обломками моста, начали медленно продвигаться вперед. Примерно часа через три, Вацлав устало привалился к невысокой березке с надувшимся стволом, чтобы передохнуть. На бинтах проступило несколько кровавых пятен, но жизни Вацлава это не угрожало. Предоставив спутнику отдых, Айкон сбегал на разведку и добыл немного воды, не забыв предварительно профильтровать ее для Вацлава. С рассветом в каньон вылезли вепри. Они расхаживали среди обломков моста, выискивая корешки и мелких насекомых, вроде вездесущих рыжих тараканов. Айкон благоразумно не стал подходить к ним близко, решив, что вепрю будет не достаточно одного удара дубины по голове. К слову сказать, ее Айкон тоже взял с собой, решив, что сделает из нее полноценное оружие, если вернется в свою когорту.

Вацлав тоже не сидел сложа руки, несмотря на то, что был ранен. Айкон застал его за ковырянием ствола березы острым перочинным ножом. Аргументировав это тем, что березовый сок крайне полезен, Вацлав глубоко всадил нож в сточенную кору и подставил кружку под струю сока. Вдоволь напившись целебной природной жидкости, которая чудом не пострадал от ядерных испарений, Вацлав протянул кружку Айкону, и, пока тот пил, рассказал ему о том, как раньше, до изменения мира, сок появлялся только весной. Сейчас же березы, как впрочем, и многие другие деревья, накапливали сок про запас, чтобы пережить, скажем, атомные завесы. Когда и Айкон распробовал вкус березового сока, Вацлав бережно заколотил дырку в стволе куском глины, чтобы не лишить дерево его драгоценных запасов.

Дальнейший их путь до города ни чем не отметился. Ни чудовищ, ни атомных завес, ни кислотных дождей. Жара, правда, никуда не делась, да и ветер периодически поднимал в воздух тучи стеклянного песка, из-за чего людям периодически приходилось закрывать глаза, но по сравнению с прошлой ночью это были сущие мелочи. Выбраться из русла реки тоже получилось с первого раза и без проблем. Айкон правда при подъеме расцарапал руки о каменную крошку, но такие царапины не стоили того, чтобы ради них смещать слои кожи для защиты.

Город выглядел совсем не так, как представлял его себе Айкон. В его голове складывалось картинки брошенных домов; пустынных улиц, занесенных песком и ветра, завывающие средь безлюдных кварталов. В реальности все было совсем не так. Дома были не то что разрушены и брошены, они превратились в безумные руины, валяющие в таком хаотичном порядке, что представить страшно. Дороги были разворочены, словно по ним проехала целая армада танков. Вацлав правда заикнулся о том, что дороги всегда так выглядели, после чего подавил смешок и заметил, что хоть что-то не изменилось после разрушительной войны, изменивший все пейзажи планеты. Айкон же был готов поспорить, ведь посреди дорог в двадцать первом веке явно не было широких трещин ведущих к пересохшим подземным рекам и, по счастью, таким же высохшим канализациям. Хотя из одной такой трещины, попавшейся на пути, валил дым, словно где-то на дне активно работал горячий источник. Принюхавшись, Вацлав определил, что в воздухе много сероводорода и поспешил убраться от этой трещины подальше. Из всех представлений Айкона о заброшенном городе оправдалось лишь одно: песок. Он был повсюду. На дорогах, руинах домов, в канализации. Порой даже на крышах можно было увидеть целые куски известняка и песчаника.

Часть домов, вернее, их остатков, была увешана нитевидными красноватыми стеблями, которые опутывали их словно паутина. Безжалостно оторвав один такой стебель, Вацлав твердо заявил, что перед ними раскинулись стебли повилики, растения паразита, который мутировал так же, как и все живое вокруг и начал высасывать соки не только из растений, но и всякие минералы их камней и песка, а также жадно высасывая из атмосферы целый букет газов.

Что касается самих газов, то среди них явно были определенные взрывоопасные смеси, присутствие которых выдавали резкие хлопки, за которыми следовал густой черный дым, вздымающийся над обрушенными костяками домов. По счастью, концентрации этих газов были небольшими, иначе одного взрыва было бы достаточно для того, чтобы разнести двух Homo superior на куски.

Айкон еще в начале похода знал, что найдя город, они будут только на полпути, однако он даже не представлял, что окажется прав на все сто процентов. Обыскать руины для двоих было трудновыполнимой задачей. Если бы целью поиска был крупный объект, то проблем было бы намного меньше, но Айкону и Вацлаву нужно было отыскать энное количество старых, уже, наверное, обветшавших бумаг, которых в городе было великое множество. Вломившись в первый же попавшийся дом, Айкон сразу же наткнулся на кипы разорванных книг и тетрадей, разбросанных на припорошенном песком полу. По большей части это были обрывки художественной литературы, да какие-то записи, не несущее никакой необходимой информации. Вацлав не утруждал себя обысками каждого строения, встречавшегося ему на пути. Матерый путешественник знал, что те бумаги, за которыми он потащился в такую даль, перевозились на самолете, поэтому Вацлав сосредоточился именно на поисках обломков летающей птицы. Айкону он мешать не стал, решив, что юноше будет полезно воспользоваться ситуацией и ознакомиться с новыми для него предметами и обстановкой. Вацлав по своему опыту знал, что среди разрушенных городов можно найти много полезного, как для себя, так и для своей когорты. Воспоминания увели Вацлава от реальности. Ему вспомнилось одно из своих путешествий, где он умудрился набрести на старую библиотеку, просевшую под землю. Там, среди тараканов, он нашел несколько пожелтевших газет и полевых дневников, которые помогли восстановить часть картины прошлого; картины двадцать первого века, картины, которая предшествовала разрушительной войне. Конечно, считать эти записи правдой было нельзя; они были одной из теорий, которая вероятнее всего подходила к той истории, которая дошла до пятого тысячелетия.