Глава первая: Павший город

XXXI век, 5018 год, октябрь.

Европа, территория бывшей Российской Федерации, бывшее Поволжье.

Каждое новое утро на заре пятого тысячелетия никогда не отличалось от предыдущего. Каждый день жителей переживших глобальный катаклизм встречали однотипные ландшафты, похожие друг на друга как две капли воды; даже небо изо дня в день выглядело однообразным, меняя свои характерные черты в определенное время суток. Коллекция самых изощренных видов оружия, которое пошло в ход в Последней Войне человеческой цивилизации, оставила после себя колоссальное количество всяческих паров, отравляющих газов, ядерных облаков, падающих из космоса обломков кораблей и спутников и прочего крайне губительного мусора, что он попросту заменил большую часть земной атмосферы, не стремясь выйти за ее пределы. Именно поэтому каждое утро начиналось с адского кровавого зарева, которое охватывало планету и держалось до тех пор, пока солнце не перевалит за горизонт и не начнет подниматься выше. Тогда кроваво-красные фоны сменялись оранжевыми, а после и вполне обычными голубоватыми оттенками. Если вдруг начинали лить затяжные кислотные дожди, то тон неба окрашивался в серые или зеленые оттенки. Последний цвет был особо страшен, ведь он обеспечивался радиоактивным ураном и другими ему подобными веществами, падающим сверху из все еще разваливающихся обломков космических кораблей и спутников. Однако жизнь никуда не делась с планеты, которая уже начинала разваливаться на мелкие кусочки.

Правда это была не совсем такая экосистема, которую привыкли видеть обычные жители двадцать первого века. Большая часть растений, начиная травой под ногами и заканчивая листвой деревьев, отчаянно пыталась удержать зеленые оттенки, но почти всегда сочная зелень была покрыта желто-бурыми атмосферными осадками, вгоняя планету в состояние вечной осени. Только хвойные породы деревьев, благодаря своим природным маслам, умело сбрасывали с себя губительные отходы, радостно выставляя на всеобщее обозрение темно-зеленые иголки. Ряд травоядных животных, конечно же, пытался подкрепиться яркой зеленью, бросающейся в глаза на фоне однотонных пейзажей, но иголки елей и сосен были настолько плотными и противными на вкус, что почти никем в пищу не употреблялись. Впрочем, ряд не так сильно пострадавших областей еще мог похвастаться наличием зеленой и местами даже буйной растительности, не относящейся к хвойным породам.

Там, где травы еще не успели завоевать себе доминирующее место под солнцем, растянулись каменистые и песчаные пустыни, славящиеся своими атомными завесами. По большей части это были песчаные бури, ворошащие не только песок, но и уйму всяческих радиоактивных отходов и токсичных газов, постоянно извергаемых из недр планеты. Но даже в таких пустынных выжигаемых природными бедствиями жизнь текла своим чередом. Лучше всего себя в таких климатических условиях чувствовали верблюжьи колючки. Эти неприхотливые растения смогли развить настолько обширную корневую систему, что у особо старых кустов ее окончания можно было обнаружить за несколько сотен километров от места крупного источника воды. Само собой, среди таких корней обитало множество животных: кроты, суслики, сурки… Никто из них практически не изменился с тех пор, как планеты сотрясла Последняя Война человечества. Разве что сурки измельчали, да кроты отрастили широченные лапы. Впрочем, были и такие звери, которые успели заметно измениться. Волки, койоты, одичавшие собаки. Все они, вынужденные бродить по равнинам и пустыням, превратились в жутких ночных созданий, именуемых волколаками. Однако самые большие изменения постигли человека.

Homo superior. Так теперь называют человеческую расу. Лишившись медицины, люди оказались на грани вымирания, умирая от самых банальных болезней или от врожденных аномалий. Для восстановления медицинских знаний не осталось ничего. В войне было уничтожено все, даже самый последний конспект вечно спящего студента, состоящий из классической игры в крестики-нолики, загогулин на полях и буквально трех словах, касающихся непосредственно медицинской темы. Почти целых девять долгих веков человечество балансировало на грани жизни и смерти, пока, наконец, люди не смогли вернуться на пути эволюции и буквально за один век восстановить цивилизацию до уровня Средневековья. Почти все аномалии развития, все пороки обернулись совершенно невообразимыми изменениями, которые позволили людям выжить в новом суровом мире, что пропагандировалось на каждом шагу, как шаг навстречу новой эпохе. При этом, никто не упоминал о том, сколько миллионов умерло, прежде чем появился первый представитель нового вида. Один такой экземпляр, почувствовав приближение нового дня, не замедлил покинуть свой новый дом и выбрался на поверхность.

Новый вид имел минимальный рост в два метра. Это была оптимальная высота, на которой не чувствовались пары ядовитых газов, выходящих из-под земли и растекающихся по ее поверхности. Руки стали длиннее, опять же по причине ядовитых отходов. С длинными руками не приходилось слишком часто нагибаться. Ноги вытянулись следом, скорее, для пропорции, хотя благодаря ним можно было быстрее бегать. Выносливость нового вида людей, как и их, теперь уже природную устойчивость ко всем ядам, витающим в воздухе, обеспечивали новые улучшенные легкие. Их было целых четыре. Поначалу, удвоение легкого было редко встречаемой аномалией, но концентрация ядовитых паров вынудила ее превратиться в жизненно необходимый эволюционный ход. Состав воздуха, если касаться именно различных токсикантов, в каждой местности несколько отличался, поэтому в самых тяжелых по воздуху районах планеты к четырем легким без особых проблем добавились воздушные мешки, которые до этого времени наблюдались только у птиц.

Само собой для того, чтобы обеспечить такие объемы кровью, нужна была более мощная кровеносная система. Артерии и вены быстро прокачали сами себя, использовав для этого естественные биохимические процессы, а вот сердце было вынуждено долго и упорно страдать. На первых порах, из-за этого диссонанса возникало множество трудностей, но решение пришло оттуда, откуда его совсем не ждали. Целый ряд аномалий с вероятной летальностью, с которыми упорно боролись в эпоху медицины, развернулся и совместным проявлением образовал несколько дополнительных мышечных слоев.

Homo superior вытянулся, и посмотрел по сторонам. Объем мозга, несмотря на разительные изменения организма не изменился, несмотря на то, что кости черепа стали заметно плотнее.

Иными словами, несмотря на множество изменений, новый вид практически ничем не отличался от человека разумного, представляя увеличенную их копию с рядом небольших почти не бросающихся в глаза изменений.

Обо всех этих эволюционных изменениях можно говорить долго и упорно, поэтому особо отличившиеся умы нового человечества создали уникальное руководство для новых людей, чтобы они знали, как использовать самих себя. Был вариант восстановить медицинские знания, начав все с нуля и ориентируясь на память тех, кто пережил войну и мог что-то рассказать, но это было не актуально. Почти сразу же после войны выяснилось, что планета не выдержала множественных техногенных и природных катаклизмов. Пошатнулись даже самые устойчивые пласты земной кары, скорость движения тектонических плит усилилась, сама природа взбунтовалась против человеческой жестокости. Планета Земля вошла в последнюю стадию своего существования. Ядро голубой планеты вышло из строя и грозило с каждой минутой разорвать мир на куски. Именно поэтому новая людская раса встречала каждый новый день, как последний, несмотря на то, что природа упорно продолжала воскресать после сильнейшего техногенного вымирания.

− Вацлав, что на горизонте? − из убежища раздался чей-то громкий голос.

− Все в порядке, − Вацлав, которому выпало первым выйти наружу, не замедлил с ответом. − Горизонт чист. Зверей не видно, песчаных бурь и кислотных дождей нет. Атомных завес не видно.

− Тогда пора выходить, − из убежища начали раздаваться многочисленные звуки, словно кто-то в спешке сбрасывал вещи в один мешок. − Я рассчитываю до заката выбраться из этой треклятой пустыни! Я уже устал по ней ходить.

− Сразу видно того, кто первый раз отправился в поход. Из пустыни мы сегодня вряд ли выберемся, − Вацлав вытащил из кармана своей военной крутки безрукавки свернутую несколько раз бумажку. − Судя по карте этой зоны, на западе должен находиться город. Учитывая, что мы сейчас посреди пустыни, то мы бы увидели хотя бы крыши зданий, но я лично вижу только верхушки пепельных холмов.

− Лично мне плевать на города и все остальное, главное выбраться отсюда, − из подземного бункера вылез парень лет примерно двадцати и вытащил следом за собой два рюкзака и один из которых был изрядно потерт.

− Айкон, цени то, что у тебя есть! − возразил Вацлав, забирая свой рюкзак из рук ученика. − Скажи спасибо, что мы здесь посреди Европы, а не где-нибудь на Черном Континенте. Или ты хочешь заживо зажариться на радость гиенам?

− Да ладно вам, в Африке говорят не так уж и плохо, не в центре континента, конечно, а ближе к океану, − возразил Айкон. − Там как на берегах Тихого Океана, только чуток пожарче, и еще летают мелкие осколки стекла. Кожу режут сильно, несмотря на то, что она у нас на порядок крепче, чем у наших предков из двадцать первого.

− Не называй их предками, − попросил Вацлав, сверяясь с картой и указывая дальнейший путь. − Не хочу иметь ничего общего с теми, кто из-за собственных амбиций и прихоти превратил эту планету в настоящий ад.

− Знаете, как только вернемся, отправимся на юг Гренландии, − пообещал Айкон, следуя за своим спутником и учителем по каменистой пустыне. − Там самый чистый воздух, прохладно, вода опять же чище, чем где-либо еще. Мне кажется, мы заслужили отдых. Я ведь прав?

− Прав, но пока еще рановато об этом думать, − возразил Вацлав. − Сначала нам нужно раздобыть те архивные бумаги, что были погребены по ту сторону пустыни. По разведданным, именно там давным-давно упал военный самолет, перевозящий данные.

− Что за бумаги, я никак не пойму, − признался Айкон, обходя трещину в земле, из которой валил белесоватый пар. − Это какие-то записи о медицинских хитростях, которые сейчас все ищут? Северная Америка уже почти вся полегла из-за чумы.

− Америку уже не спасти, − Вацлав остановился перед высокой и длинной каменной скалой высотой примерно в шесть метров, которая преградила им дальнейший путь. – Тамошняя чума распространяется быстрее, чем размножаются кроли. Всему виной вскрытые чумные могильники.

– Не верю, что этой болезнью нельзя справиться! – возразил Айкон.

– Почему?

– Книжку какую-то читал, там было написано что в Средние Века с чумой люди справились. С трудом, но справились!

– Ценой скольких жизней? – хмыкнул Вацлав. – А теперь представь, как мутировали те бациллы, что вызывают чуму! На фоне того, что творилось последние несколько веков с планетой! Нам с ней точно не справиться. По-крайней мере, сейчас!

− Тогда что мы ищем? − Айкон первым начал взбираться вверх по скале, совершая быстрые прыжки и крепко цепляясь за каменные выступы своими руками. Человеческий мозг стал быстрее анализировать получаемую информацию, позволяя людям быстрее реагировать на постоянные изменения окружающей среды, поэтому Айкон не боялся сорваться и переломать себе кости. Даже если бы он упал со всей шестиметровой высоты этой скалы лицом вниз, то отделался бы легким испугом и сломанной переносицей. Кости стали крепче, да и кожа приобрела уникальную способность за считанные секунды смещать слои эпидермиса и дермы, образуя естественный доспех. Пули такая броня, конечно, не остановит, но зато не стоило больше волноваться об открытых ранениях, вызванных самыми типичными травмами. Правда, за эту возможность пришлось расплатиться сполна: все остальные свои функции кожа выключала на тот момент, пока работала усовершенствованная функция защиты.

− Я бы сказал тебе, что это за документы, но не имею права, − ответил на поставленный вопрос Вацлав, запрыгнув на вершину скалы следом за Айконом.

− Да ладно вам, − Айкон быстро осмотрел местность по другую сторону скалы, и начал с нее спускаться. − Сейчас люди не должны ничего скрывать друг от друга. Сколько нас осталось? Один миллиард из семи? Причем все разбросаны по миру.

− И не проси! − Вацлав развернул карту. – Я обещал своему нанимателю, что ничего не расскажу, пока мы их не достанем!

− Теперь мне еще сильнее захотелось узнать, что там в этих бумагах, − сказал Айкон, намекая, что последний аргумент его спутника оказался неудачным. – На чем хоть строится ваше обещание? На страхе смерти? На неуверенности в том, что документы именно те, что нам нужны?

− На банальных суевериях! Судя по карте, город должен быть прямо перед нами, − Вацлав резко сменил тему разговора. − Однако я вижу только голые камни и два высохших дерева.

Айкон взял в руки бинокль с надтреснутой правой линзой и тщательно осмотрел каждый закоулок представшей его глазам территории, но тоже не нашел ничего, чтобы указывало на присутствие в этих краях человека или его деятельности.

− Может, тут и не было никакого города? − предположил Айкон.

− Был, − ответил Вацлав, протянув спутнику карту. − Здесь было целых два города: Энгельс и Саратов. Они были подвергнуты бомбардировке еще в начале войны. Мои дальние, как бы мне не нравилось это слово, родственники жили здесь тогда, но успели сбежать до того, как города превратились в пустыню. От них собственно мне и досталась эта карта.

− И именно поэтому сюда отправили вас, − догадался Айкон, вертя карту в руках, пытаясь переложить ее рисунок на местность. − В принципе, карта старая. Если учесть разлом Валдайской возвышенности, то нам копать надо где-то дальше. Нужно только найти реку или ее русло.

− Согласен, − Вацлав с грустью смотрел на свою историческую родину. − Возле города бежала река. Волга. Она была довольно большая, если верить рассказам, так что мы увидели бы ее сразу. Или то, что от нее осталось. Не думаю, что мы пропустили бы огромную длинную впадину в земле.

− Впадина могла зарасти даже за последние сто лет, − Айкон вернул карту хозяину и начал снова осматривать местность, но уже без бинокля. − Это проблема современной географии. Если уже через сто – двести лет на месте пустыни оказывается море, а на равнине вырастают холмы, то представь, что могло стать со старой рекой хотя бы за одно тысячелетие!

− Нужно идти дальше, − упрямо заявил Вацлав и попросту спрыгнул со скалы вниз. Суставы на нижних конечностях отлично амортизировали, благодаря все той же эволюционной мутации, поэтому никаких повреждений прыгун не получил, разве что по ногам пробежала резкая краткая боль: так нервы предупредили Вацлава о том, что высота была предельной и будь скала чуть выше, его не спасли бы даже его усовершенствованные суставы.

− Куда дальше? − поинтересовался Айкон, следуя за своим товарищем. − Мы можем до конца света бродить по этой пустыне и искать развалины!

− Конец света уже наступил, − напомнил ему Вацлав.

− Ты прекрасно понял, что я имел в виду, − парировал Айкон. − Мы ведь могли заложить крюк, отклониться от изначального маршрута! Помните, как мы проходили те странные холмы? Готов спорить, там у нас от магнитного излучения компасы полетели. Нужно заново наметить маршрут. Наложить современные карты на карты двадцать первого века, чтобы сузить зону поисков.

− Считаешь себя гением? − поинтересовался Вацлав, присев и ухватив горсть стеклянного бурого песка, которым было усыпано все вокруг. – На первом же привале после этих треклятых холмов я сделал именно это. Зона поисков и так сужена до предела. И потом, я чувствую, что мы близки к цели. Город где-то в этой пустыне. Возможно, за тысячелетия его занесло по самые крыши песком и пеплом.

– Целый город? Да так, чтобы крыш не было бы видно? – Айкону такое мнение показалось сомнительным. – Да даже за десять тысяч лет небоскребы…

– Здесь никогда не было небоскребов, – перебил его Вацлав. – Максимум несколько зданий в двадцать этажей.

– А мы точно идем по Европе? – поинтересовался Айкон. – Судя по твоему описанию, мы должны найти что-то вроде африканской деревушки, у которой не было способа поднять строительный материал выше пятого этажа!

– Это вопрос не ко мне! – Вацлав развел руками. – Откуда я знаю, почему на этих территориях не было высоких зданий. Может, землетрясения частые были или почва размываемая грунтовыми водами. Факт остается фактом, здесь было раньше целых два города, и мы уже близки к тому, что разыскать их!

− Вы говорили об этом дня три назад, если я не ошибаюсь, − Айкон прикрыл глаза рукой, чтобы легкий ветер, волной прокатившийся по пустыне не мешал ему видеть.

Вацлав не ответил, продолжив путь в скорбном молчании. Двое людей долго топали по пустыне, поднимая в воздух клубы стеклянного и обычного песка. Солнце, сокрытое пеленой густых паров частично отравленной земной атмосферы, уже начинало клониться к горизонту, намекая на то, что скоро ночь вступит в свои права. Айкон прекрасно знал, что ночь это не самое подходящее время даже для такого уникального вида как Homo superior. Ночь всегда была и осталась временем смерти. Четвертое тысячелетие не стало исключением, и даже наоборот, утвердило это суждение, превратив народные легенды в суровую реальность. Почти на каждом уцелевшем континенте, кроме разве что растаявшей Антарктиды, которая неумолимо приближалась к южной части Африки, можно было встретить волколаков, чудовищных порождений страха, ужаса и смерти. Волколаки стали следующей ступенью эволюции всего семейства псовых. Волки, дикие собаки, домашние собаки, даже самые безобидные болонки из-за резко изменившихся условий должны были приспособиться, как и вся жизнь на новой Земле, но эти существа избрали самый жестокий путь. Внешний вид каждого волколака был сугубо индивидуален, и, если поначалу это определялось породой собаки или видом, который подвергся эволюционным поправкам, то сейчас они стали одним единым видом в одном большом семействе. Волколаки объединялись в стаи, смешивание генов получалось колоссальным и неконтролируемым, в результате чего сформировался весьма успешный и опасный вид животных, сравнимых по своей природной сущности разве что со стаей бешеных волков. Однако, как и у всего живого, у волколаков были свои минусы. Точнее один, но довольно весомый, чтобы поставить успешность этого вида под угрозу. Эти существа не могли ориентироваться при свете солнца. Сложно сказать, что вызвало такую эволюционную недоработку, но люди встретили ее открытие как национальный праздник.

Айкону, впрочем, было уже не до праздников. Вацлав так увлекся поисками своих корней, что, похоже, совсем забыл о банальных принципах безопасности, прописанных в Руководстве. В сумерках уже отчетливо слышался вой первых волколаков, просыпающихся в своих пещерах и норах. С одной стороны Айкона распирало любопытство; за все свои двадцать пять лет он не выбирался далеко за пределы своей когорты, как стали называть сохранившиеся участки цивилизации. Почему им дали название римского воинского подразделения уже никто не помнил, но в них нельзя было увидеть ничего, кроме окружающего пейзажа и домашнего скота, вроде коров и свиней, которые могли потягаться в размерах с вымершими слонами из двадцать первого века. Другая же сторона заставляла Айкона паниковать и требовала, чтобы он немедленно искал убежище на ночь, в котором можно было переждать активность волколаков. Помимо них, ночью стоило много чего еще бояться, но справиться можно было со всем, даже с периодическими атомными завесами, но вот стаи ночных чудовищ заставляли ретироваться даже самых опытных охотников.

Айкон пытался вразумить Вацлава, но тот упорно шел вперед, даже прибавив шагу.