Глава 2. На любой вкус

Внутри было сумрачно: большая комната освещалась лишь огнём очага. Столы для посетителей пустовали, за стойкой скучал долговязый детина в шапке, надвинутой на самый нос.

– Ау, хозяин, – окликнула фея, живо усаживаясь за столик, поближе к огню, – подай-ка нам чего-нибудь. Да побольше и побыстрее: мы страшно голодные!

Детина потянулся, зевнул; из-под надвинутой шапки блеснул сонный глаз, потом другой.

– Эй, Отта, двигай сюда! Тут у тебя клиенты, понимаешь, нарисовались! – гаркнул он куда-то в темноту.

Забрезжил свет, и с лампой в руке притопала с кухни упомянутая Отта. Страшик невольно вздрогнул: она была на редкость уродлива, а мочки ушей у неё свисали до самых плеч.

Впрочем, и детина за стойкой не отличался красотой: криворотый, весь нос в бородавках.

Отта водрузила лампу на стол и крайне недружелюбно оглядела посетителей.

– Откуда вы явились, чужаки? – спросила она мрачно. – Деньги есть? Без денег ничего не получите.

– Как вы догадались, что мы нездешние? – вежливо поинтересовался Страшик, выгребая из сумки мелкие монеты. – Мы ведь действительно не из этих мест, и, честно говоря, сами не знаем, куда попали…

Отта молча ухмыльнулась, сгребая мелочь в карман фартука, и утопала прочь. Детина тем временем свесился через стойку и бесцеремонно рассматривал посетителей, разинув свой кривой рот.

– Эй ты, хватит таращиться! – рассердилась в конце концов Растрёпа. – Где еда? Будут нас тут кормить или нет?

– Какие же вы безобразные! – внезапно заявил детина с непонятной радостью в голосе. – Такая, понимаешь, редкая удача! Стражники от зависти лопнут: в жизни не встречал таких уродливых уродышей, как ваша парочка.

– Уродышей?! – подскочила на месте фея. – Так это мы-то – уродыши? А на себя не хочешь полюбоваться, писаный ты красавчик?

Резко выхватив из Страшиковой сумки зеркало, она подлетела к стойке – и ткнула его прямо в бородавчатый хозяйский нос. Детина вздрогнул и отшатнулся:

– Нет! Нет-нет-нет! Немедленно убери это, гадкая девчонка! Я знаю, что это, я вам не дурак! Это же зеркало, зеркало! Зеркало, понимаешь? Запрещённое зеркало! Да за такое зарестовали в прошлом году моего соседа! Я не хочу сгнить за решёткой! Нет-нет-нет!

Хозяин что есть сил зажмурился, отмахиваясь от опасного предмета; потом, приоткрыв один глаз, испуганно глянул в зеркало – и зажмурился ещё крепче.

– Убери это! – кричал он снова и снова, но любопытство было сильнее страха: время от времени бедолага бросал любопытные взгляды на своё отражение, точно оно его притягивало. – Отта! Отта! Помоги! Уберите от меня это!

Но Растрёпа зеркала не убирала.

– Ну, и кто же из нас уродыш? – мстительно приговаривала фея. – Кто тут уродыш, а?

Разъярённая фея не заметила того, что почти мгновенно понял Страшик – с каждым отрывистым взглядом в зеркало детина менялся на глазах: его кривой рот выправился, бесследно растаяли бородавки на носу, подтянулись обвислые щёки, распрямилась спина. Теперь за стойкой стоял уже не прежний безобразный хозяин, а настоящий красавец. Правда, перепуганный насмерть.

На шум притопала вислоухая Отта – и удивлённо вытаращила глаза:

– Ой, Бубырь! Да неужели ж это ты?! Что они с тобой сделали? На кого ты теперь похож?

– Я знаю, на кого похож, – улыбнулся Страшик. – В нашем Торгуй-Городке на площади такой дядька стоит, старинный, каменный. Аполлон называется.

Хозяин в ужасе уставился на своё отражение:

– Нет-нет-нет, это не я, не я! Отта, я не виноват! Это всё они, понимаешь, колдуны проклятые, понаделали своим зеркалом! Верните мне моё прежнее лицо, колдуны! Или я пропал.

Отта повернулась к Растрёпе:

– А вы всех так заколдовываете?

– Всех не всех, а вот тебя – запросто, – ответила Растрёпа, поворачивая зеркало к Отте.

Минута-другая – и теперь уже не прежняя длинноухая страхолюдина, а милая румяная женщина с аккуратными круглыми ушками стояла перед ними.

– Отта, гляди-ка! – вскричал Бубырь. – Они ж, понимаешь, и тебя заколдовали!

– Угу, – не отрывая от зеркала глаз, кивнула довольная Отта, – и мне так очень нравится.

– И мне нравится, – согласился Бубырь, опасливо разглядывая преображённую Отту, – но нас же с тобой посадят в тюрьму! Нельзя нам быть такими уродышами.

– Не посадят, не успеют, – возразила Отта, – мы сбежим. Граница-то рядышком!

И не обращая внимания на Растрёпу и Страшика, Бубырь и Отта живо выгребли из кассы деньги, пошвыряли в мешок какие-то вещи – и выскочили за дверь.

– Вот дуркнутые, – возмутилась фея, – даже спасибо не сказали!

Она сердито ткнула зеркало в руки Страшику. Юный мастер был потрясён случившимся: ему всё не верилось, что это он, Страшик – сам, своими собственными руками – смастерил вещь, которая так прекрасно преображает людей. Правда, что бы он мог один, без волшебной палочки…

– Это чудо, настоящее чудо! – шептал Страшик.

– Чудо будет, если мы сейчас же не поумираем с голоду, – заявила Растрёпа. – Пойдём-ка поищем у этих горе-хозяев какой-нибудь еды.

Страшик убрал зеркало в сумку, они отправились на кухню – и вскоре вернулись оттуда с целой горой провизии. Растрёпа тут же стала жадно поглощать пирожки, копчёные колбаски, яблоки и варёные яйца: Страшик был поражён её непомерным аппетитом.

– Ешь, нечего таращиться, – с набитым ртом бубнила Растрёпа, всё подливая и подливая в свою кружку молока из пузатого синего кувшина. – Терпеть не могу, когда на меня глазеют!

Страшик смущённо отвернулся.

– Ну и местечко, – продолжала ворчать жующая фея, – пирожки все чёрствые: это вам точно не волшебный пирог феи Суфле! И котлеты горелые, просто гадость – вовсе не похоже на вкуснейшие котлеты Феи-Матушки. И неудивительно: каковы хозяева, таковы у них и котле…

Она замерла на полуслове: дверь со стуком распахнулась, и в закусочную ввалилась целая толпа солдат. Солдаты были в жёлтых мундирах с блестящими пуговицами и высоких красных шапках. Все как один они были безобразны – каждый на свой особенный лад.

Солдаты шумно уселись за соседний стол.

– Эй, Бубырь! – заорал один из них, пучеглазый верзила. – Накрывай столы, ночная стража пожаловала! Красотка Отта, наливай нам скорее вина!

Но никто не отозвался.

– Чего они там, заснули, что ли? Эй, хозяева, быстро сюда, а то заарестуем! – гаркнул пучеглазый.

Солдаты заржали и дружно застучали кулаками по столу. Пучеглазый недовольно оглядел комнату – и наконец заметил Страшика и Растрёпу.

– Смотрите-ка: уродыши! – радостно воскликнул пучеглазый. – Вот нынче везуха! Теперь нашему капитану придётся раскошеливаться: за каждого такого уродыша по пять монет отвалит, не меньше.

Страшик и Растрёпа встревоженно переглянулись.

– Только с нами не забудь поделиться, Дудка. А то мы тебе помогать не будем, – заметил сосед пучеглазого, похожий на гориллу Макакак. – Уродыши-то, гляди, молоденькие, шустрые: без нас тебе нипочём их не переловить.

Растрёпа под столом пребольно пнула Страшика ногой.

– Надо смываться, – шепнула она, прикрывая рот надкусанным ломтиком сыра. – В этом месте все подряд дуркнутые, точно тебе говорю!

Фея осторожно поднялась из-за стола, за ней привстал и Страшик.

– Куда?! Сидеть! – рявкнул Дудка.

Он вскочил, за ним – все остальные стражники. Растрёпа рванулась к двери, но не успела сделать и двух шагов: её схватили и, как она ни отбивалась, скрутили верёвкой; та же участь постигла и отчаянно лягающегося Страшика.

– Чёрт, вот угораздило же нас именно сюда свалиться, – вопила рассвирепевшая Растрёпа, – это какая-то особенно неправильная страна!

О, к сожалению, юная фея была права: они действительно попали в Особенную страну.

Глава 3. В Особенной стране

Капитан Тузпик, начальник стражников, играл в карты на деньги.

Он играл сам с собой: во-первых, подражая правителю страны, Самому́ Мордарию, который в играх не признавал никаких противников, кроме себя самого.

А во-вторых, потому, что играть в караулке было больше не с кем.

Игра была страстью капитана Тузпика, смыслом его жизни: увидев карты, он забывал обо всём на свете. Да вот беда: стоило лишь ему ввязаться в игру, как он тут же проигрывал всё до последней спички. Капитан уже проиграл и доставшийся ему по наследству старый бабушкин дом, и дедову копилку с серебряными монетами, и лучший папашин костюм в полоску, и кусачего мамашиного кота редкой длинноухой породы. Да и всю свою капитанскую зарплату на десять лет вперёд.

Он ухитрился проиграть даже неприкосновенный запас солдатских сухарей, хранившийся на караульном складе, за что всякого другого сразу бы выгнали со службы. Но капитан Тузпик был любимцем главного Жителя страны – Самого́ Мордария, Са́мого из Самых. Капитан нравился Мордарию потому, что был почти таким же безобразным, как сам правитель. То есть, как здесь было принято изъясняться, почти таким же особенным.

Капитан Тузпик был большеногим, длинноруким и толстопузым, да ещё и лопоухим в придачу, с лицом красным – и при этом длинным, как огурец. За все эти неоспоримые достоинства капитану прощали его бесчисленные проступки и даже обещали дальнейшее повышение по службе.

Итак, капитан сидел в караулке и играл сам с собой.

– Ну-с, – приговаривал он, заглядывая то в одну кучку карт, то – в другую, – что тут у нас? Ага, да у нас три туза! Мы под нас ходим валетом? А мы нашего валета – нашим тузом по носу! А мы нам – ещё валета? А мы сверху – ещё туза! Ага, нам не нравится? Вот мы и проиграли? Зато мы – выиграли! Эй, мы! Гоните-ка нам наши денежки!

Но не успел он сгрести в свою сторону стопку монет, аккуратно сложенных на серединке стола, как в караульное помещение ввалились его подопечные – Дудка и Макакак. Они буквально волокли за собой связанного Страшика и упирающуюся Растрёпу.

– Смотрите, капитан, – вопил Дудка, – мы схватили настоящих уродышей, первый сорт!

– Сами вы – уродыши, – огрызнулась Растрёпа. – Ну-ка развяжите меня!

– Это я их поймал! – похвастался Дудка.

– Не ты, а мы поймали! – возразил Макакак и обратился к начальнику: – Мы хотим вознаграждения, капитан!

– Какие такие «мы»? – забеспокоился Дудка. – Не слушайте его, капитан! Это мне, мне одному вознаграждение полагается! Этих уродышей я первый увидал! Я, я, я – и больше никто!

– Молчать! – рявкнул капитан Тузпик, вскакивая из-за стола. – О каком это вознаграждении вы здесь болтаете, бездельники и лентяи? Клянусь козырной дамой, мне ещё не попадалось ни одного стоящего уродыша, которого бы вы…

Капитан замер на полуслове: он наконец разглядел Страшика и Растрёпу.

«А ведь действительные уродыши, настоящие! – удивился про себя капитан. – Таких нам ещё ни разу не попадалось. Да за таких Сам Мордарий отвалит полный мешок денег, не меньше – или век мне козырей не видать!»

Он сердито гаркнул своим подопечным:

– Эти уродыши и двух монет не стоят. Но по доброте душевной я даю вам за них целых три – и чтоб больше никакой болтовни о вознаграждении! Проваливайте! А этих двоих – под замок.

Тузпик швырнул стражникам три монеты. Дудка и Макакак уныло подобрали деньги – и повели было арестованных прочь, но тут бдительный капитан приметил на плече у Дудки дорожную сумку.

– Постой, постой, это там у тебя что? Никак сумка? По уставу стражникам никаких сумок не положено!

– Это моя сумка, – вскричал Страшик, – верните её мне, пожалуйста! Там все мои рабочие инструменты.

– Ещё поглядим, уродыш, что там за инструменты, – отбирая у Дудки сумку, проворчал капитан, – может быть, очень опасные для государства. Такие, как вы, уродыши – главная угроза для нашей Особенной страны, клянусь козырной дамой! В камеру их, чтоб глаз не спускать!

Оставшись один, капитан небрежно бросил сумку на скамью и продолжил игру.

«Ну что, дружок, – спросил он сам себя, с наслаждением тасуя карты, – ты, я вижу, опять проигрался в пух и прах: все денежки теперь мои! Что будешь ставить, я ведь принципиально в долг не играю?»

Тут взгляд капитана упал на Страшикову сумку. «А вот, – ответил он сам себе, – я поставлю эту арестантскую сумку. Ну-ка, поглядим, что там в ней…»

Капитан открыл сумку и вытащил зеркало: он видел его впервые в жизни.

«Вот так вещица, – удивлённо бормотал Тузпик, вертя зеркало, – дорогая, наверно. Точно дорогая, клянусь козырной дамой – вон какая отличная отделка рамы! Никогда такой раньше не встречал. Интересно, а что это в ней? Чья это там рожа?»

Тузпик озадаченно пялился на своё отражение. Он почесал свой большущий нос – и незнакомец в зеркале почесался, он подёргал себя за отвислую губу – и незнакомец сделал то же самое. Капитан начинал злиться.