Его губы, тонкие, бледные, с едва уловимым налётом розового, изогнулись в слабой улыбке. Это выражение она хорошо выучила: дорогая, мне якобы нужен совет, но не спеши меня вразумлять, я сам себе советчик. Револьд частенько проворачивал этот метод – приходил, притворялся нуждающимся в советах, но на деле уже имел ответы на них. Иной раз Зиновии казалось, что он так тестирует её эрудицию, а возможно, просто тешится. Кто ж его разберёт? Даже находясь ближе всех к нему, она знала лишь часть его самого, то – что он готов был показать. А в тени его хранилища оставалось, ой, как много, чего сокрытого!

Ладонь лениво поползла вверх, взгляд серых глаз потемнел до маренго.

– Что бы ты использовала для нажима на всеслуха?

Слова произнеслись отстраненно, даже несколько буднично, но девушка уловила затаённое напряжение, вшитое тайным стежком меж слов. Ответ она знала давно, впрочем, как давно его дала.

– У тебя есть нажим. Повтори то, что проделал в Дханпуре, только настойчивее, жёстче. Мальчишка в твоей власти больше, чем думает.

Его поза так и оставалась неизменно расслабленной, в то время как ладонь, достигнув холмика груди, алчно обхватила его длинными тонкими пальцами и принялась массировать. Теперь желание отразилось и в глазах куртизанки – они налились океанской синью, казалось, будто зрачки растворились в их глубине. Её руки скользнули под ворот рубашки и принялись неторопливо расстегивать пуговицу за пуговицей. Не спешить – вот, что она внушала себе, сдерживая страстный порыв. Не терять контроль – её основной приоритет.

Астрогор не помогал и не мешал ей освобождать себя от одежды. Два удовлетворения наполняли его одновременно: то, что их соображения сошлись, а значит, он идёт в верном направлении, и предвкушение скорой близости.

– Действовать через мальчишку, – скорее утвердительно, нежели вопросом изрёк он приглушённо, когда блондинка прильнула к его обнажённому торсу.

Позже, когда он оделся и вышел из Голубой комнаты, Зиновия натягивая на себя платье и расчёсывая волосы, обратилась к прислужнику, зная, что тот сразу же вернётся к ней, как только она останется одна.

– Всё слышал?

– Даже то, чего не хотел, – проворчал Мельхом, явно не одобрявший любовную связь госпожи с вурдалаком, но терпевший её в силу причин.

– Это хорошо, что он повторит опыт с новичком. А самое главное, это его идея, а не моя.

– И как обычно, это входит в твой план, госпожа, – с примесью злорадства поддержал союзницу волк.

– Всё входит в мой план, Мельхом. И Нил Хотин – идеальная пешка, что б поставить мат королям.

Она вытащила из ящичка столика украшение для волос: чудный гребень, выполненный из белого перламутра морской раковины, инкрустированный жемчугом и серебром. Девушка любовно погладила пальцами поверхность гребня – верхушка имела форму волчьей головы. Глаза волка переливались радужным опалом, а клыки мерно поблёскивали мелким вытянутым жемчугом. Серебро облицовывало волчью голову гребня, вонзавшегося в волосы двумя зубцами-клыками.

– Принеси мне ноутбук, Мельхом, – попросила она тихим, ровным голосом, собрав на голове волосы в простейшую причёску и вдев вместо заколки гребень.

Белый волк осторожно, насколько позволяла его животная природа, ухватил зубами закрытый ноутбук и аккуратно поднёс, возложив на край постели. Протянутая рука тут же отблагодарила его за внимательность и щепетильность к компьютеру, ласково пройдясь по переносице и меж растопыренных ушей.

– Как приятно, когда всё движется в нужном направлении, – подытожила Зиновия, поднимая монитор.

Улыбка на её лице, нежная, с волнительным румянцем, вспыхнувшая и тут же увядшая, не имела ничего общего с теми, что она дарила любовнику-вурдалаку.

***

Он шёл по длинному лабиринту коридора и изо всех сил старался не выказывать перед подчинёнными своего беспокойства и нетерпения. Пусть считают, что он неуязвим и хладнокровен, даже когда нить ситуации выскальзывает из его крепких рук.

В голове он прокручивал десятки убедительных речей: увещевательные уговоры и строгие внушения перемежались со злобными угрозами и низким шантажом. Флегонт Саркар не брезговал ничем и потому столько лет возглавлял братство праведников. И на этот раз он рассчитывал на успех своей речи. Родители мальчишки (а для него их сын и был мальчишкой, неопытным сопляком, способным натворить дел), если не совсем дураки, должны сознавать, что долго так продолжаться не может. Пока их отпрыск скитается по необъятным просторам Терриуса, с ним и со всеми, кто ему дорог может случиться…

– Мы пришли, – нарушил ход его убедительных доводов сопроводитель, такой же безликий, как и миллион других братьев.

Праведник вынужден был напомнить и без того прекрасно знавшему дорогу начальству: Бессменный будто и не думал замедлять шаг, едва не пройдя мимо серой металлической двери. И вновь совладав с противоречиями внутри себя, а также удержавшись от резкости в адрес подчинённого, Саркар сдержано кивнул и вошёл в услужливо открытую для него дверь.

Конечно, интерьер внутри здания мог являть собой куда более изысканный образец стиля и вкуса, благо организация обладала внушительными капиталами по всему миру. И среди спонсоров, и так называемых «акционеров» было немало влиятельных воротил бизнеса любого направления и публичных особ, но политика, утверждённая раз и навсегда много веков назад, закрепила скромность и пренебрежение роскошью во всём её проявлении во всех аспектах жизни праведного братства.

Потому в подвальном этаже высотки, в которой располагались все важнейшие офисы, в том числе и кабинет самого Бессменного, внешнее убранство мало чем отличалось от верхних этажей, разве что здесь ярче лился из потолочных ламп свет, да вместо коврового покрытия пол приглушённо мерцал матовой плиткой бледно-голубого оттенка. Стены, выкрашенные краской серо-зелёного цвета, кроме редких схем эвакуации ничем не были украшены.

И комната для допроса выглядела так, будто внутри неё когда-то вспыхнул пожар, изгадивший всё внутри несмываемой копотью. Яркий, жизненный рыжий цвет стен замызгали грязно-серые разводы, белый некогда потолок чернел, а пол в слабом свете единственной лампы казался спёкшейся мешаниной грязи, крови и чего-то ещё. Естественно, никакого очага возгорания в допросной никогда не было, к подобному результату привело дизайнерское решение местного психиатра. В помещении не было потайных зеркал или стены со стеклянной перегородкой; всё тот же пресловутый специалист уверял, что когда человек смотрится в любую отражающую его изображение поверхность, тем самым он мысленно не один, и это обстоятельство ободряет и не даёт сильной личности сломаться.

По мнению медика, изоляция человека на несколько часов, одного, в тишине, повергала бы того в состояние крайнего смятения и паники, что благотворно сказалось бы при получении нужной от него информации. И это успешно работало.

На то и был расчёт: поочерёдно сажать в допросную мать и отца мальчишки, чтобы сломать и принудить к сотрудничеству. Первым выпала участь потомиться Юстину Катуню.

Отец Матфея выглядел не лучшим образом, да и чувствовал себя скверно. Не телесно, разумеется. Наделённый от природы отменным здоровьем и хорошо развитый физически, Юстин и за месяц ареста не утратил своей удали, внешне выглядя по-прежнему бодро, если не брать в расчёт определённую неопрятность в одежде, отросшие волосы и получившую зеленый свет бородку. Пропали и очки, что тесно сидели на переносице, их отобрали еще в то утро, когда за ним приехала машина и увезла из дома. Не то чтобы он тосковал по ним, но то был подарок Виды – единственное материальное напоминание о супруге и жизни, которая у него имелась. Прошёл всего месяц, а Юстину ощущалось, что не менее полугода он провёл в безликих застенках праведников. Нет, его не мучили, не пытали, как того ожидал с содроганием пленник, но зато с завидным постоянством таскали по однотипным канцелярским кабинетам, в наручниках и под охраной, и каждый раз задавали одни и те же вопросы, на которые у него не было ответов.

Дверь отворилась неслышно. Юстин Катунь вздрогнул, когда шаги вошедшего гулко нарушили тяжесть тишины, давившую на него не меньше полдня по его прикидкам. На самом деле минуло всего три часа – больше не допускали, иначе разум «подследственного» мог слететь с катушек.

Мужчина, сидевший на стуле, – кроме стула, привинченного к полу, в комнате ничего не находилось, опять же по технике безопасности ради здоровья того же арестанта, – дёрнулся, едва не вскочив, но увидев гостя, бессильно опустил голову. Юстину и хотелось увидеть лицо Виды, и в тоже время он боялся, что она давно в руках серых монстров. Но больше всего он страшился того, что никогда не увидит её милого лица, не вдохнёт цветочный аромат её волос цвета мёда и не услышит её мелодичного голоска, шутливо выговаривавшего – Юс, как звала его только она и никто другой в целом мире. Он же в ответ звал её Ид.

– Добрый день, господин Катунь. Меня зовут Флегонт Саркар, – сухо, по-деловому представился праведник, занимая место напротив сидящего мужчины. Ещё один хитрый трюк: стоять над душой во время допроса. – Очевидно, вы догадываетесь, зачем я здесь?

– Что ж, вам виднее, какое время суток. Я уже давно потерялся во времени, – без тени страха и с долей небрежения отозвался Юстин, едва окинув взором застывшего перед ним главу праведников. – И вы правы, для меня не секрет, для чего вы тут. Но очевидно, случилось нечто из ряда вон, раз сам главарь серо-праведной шайки удостоил меня чести, предстать лично передо мною.

Сарказм в голосе, – да ещё каком! гремящем басом – неприятно удивил Саркара. Он-то рассчитывал, что маринование в гнетущих грязно-рыжих стенах да явление лично самого его сыграют решающий фактор в неуступчивости Катуня-старшего, но вышел явный просчёт. Конечно, ошибки и промахи всегда сопутствуют удачи, но всё же праведник ожидал, что в его случае выйдет чистая победа.

– А вы – крепкий орешек, – не забегая вперёд, продолжил Флегонт Саркар, правда, несколько подобравшись: этот здоровяк на редкость выносливый тип, и только Дьявол знает, что зародилось у него на уме за время томления в четырех стенах. – Любой другой полез бы на стену, а скорей всего и на потолок, если бы просидел в изоляции неделю без единого источника информации. Ни книг, ни газет и журналов, ни музыки и телевидения. Что уж говорить об общении, которое у вас свелось к ежедневному получасовому опросу. Слабо сказать – скука. Тоска.

Юстин тяжко выдохнул носом и удосужил главу праведников не менее хмурым взглядом, в котором к досаде стоящего перед ним мужчины не таилось и жалкого намёка на будущее сумасшествие.

– Другой, – выговорил Катунь и задумчиво почесал подбородок. – Ну, хоть не лишили возможности мыться. Никому не охота вдыхать ароматы вони, даже вам, а? Я бы здесь знатно засмердел за месячишко.

Набиравшая силу щетина донимала его, равно как и неопрятно отросшие тёмно-каштановые волосы, в которых, как он был уверен, седина теперь просматривалась лучше прежнего. Узнику не полагались предметы быта, которыми он способен был нанести себе или охране вред. И теперь, спустя месяц, зеркало ему казалось такой же роскошью, как в пору открытия американского континента – цветастые бусины аборигенам.

– Иногда человек может найти выход даже в тупике, – пространно изрёк Юстин.

Так странно, выпал дополнительный шанс поговорить – того полчаса с допросчиками ему, конечно, не хватало, – а желание вдруг развеялось, язык ленился ворочаться и выдавать слова.

– Что же такое вы нашли в своём тупике, могу я узнать? Мне даже любопытно, как человек умудрился не сорваться в пропасть безумия, пребывая двадцать четыре часа в сутки в закрытом помещении без окон?

Саркару не столько интересен был сам факт, как вероятность нащупать лазейку к пониманию индивида, ведь всё, абсолютно всё – любая мелочь, лежащая далеко за пределами интересующей его области, могла привести к заветной цели.

– Вас интересует мой сын, – не желая подпускать незнакомца к себе так близко, резковатым голосом заявил отец Матфея. – Не надо строить из себя психолога-любителя, я знаю, зачем вы здесь. Я и жив только по этой причине.

«Вот это крепыш! – восхитился Саркар. – Его бы в наши ряды, да побольше таких, как он, тогда бы давно покончили с вурдалачьим гнильём».

Однако он ничем не выдал и доли изумления.

– Уважаю деловую хватку. Что ж, вы правы, нас, в частности меня, интересует, где может скрываться ваш сын и его приятели.

– Я устал повторять, что понятия не имею, где он может находиться, – поморщившись, выговорил Юстин. Эта фраза, порядком приевшись, набила оскомину. – Да и знать не желаю. Ваши гончие псы способны вконец измотать и затравить любого. А знал бы, тем более, ничего не сказал.

Саркар и бровью не повёл.

– По псам специализируются вурдалаки, – решил внести ясность Бессменный. – Кстати, они рьяно ищут вашего сына, пока неуспешно, но это пока. Наши методы более тонки. Вам следует понимать, что рано или поздно Матфей попадёт в руки. Вопрос в том: в чьи? Астрогор, безусловно, церемониться не станет и обратит парня. Долго ли он протянет на крови?

Злость, теплившаяся на дне, подавляемая увещеваниями, на этот раз рванула ввысь. Юстин поднялся и выпрямился, возвысившись над оппонентом едва ли не на голову. Кулаки сжались и дрожали от желания влететь со всего маха в надменное лицо праведника и бить его, бить, пока кожа не лопнет и кровь не омоет костяшки рук.

– А будто бы, угодив в ваши лапы, Матфей будет жить долго и счастливо? – зарокотал гневный бас. – Да вы же его сотрёте с лица Терриуса! Вы боитесь таких, как он, будто всеслух – это чума.

На всякий пожарный Флегонт Саркар отступил назад на три шага, хотя подобная мера в его восприятии расценивалась, как трусость. Но этот взбешённый великан, запертый в клетке, способен был на многое, если его не остудить, если не припугнуть.

– А вы как считаете, это дар Творца или проклятие? – сквозь зубы процедил праведник, внимательно следя за мимикой лица допрашиваемого и неприметно подсматривая за ручищами, от которых могла исходить непосредственная угроза.

Конечно, Саркар свалял дурака, оставшись один на один с доведённым Дьявол знает до какого эмоционального состояния заключенным, но на то был свой, особый расчёт.