Глава 9

Очнулась она в своей постели. Вокруг нее столпились люди: папа, Андрей, няня, пара особенно любопытных гостей и их семейный врач. Арина огляделась. Ей было очень неудобно оттого, что она испортила такой замечательный день, особенно перед женихом. Она протянула руку, взяла его за палец и прошептала: «Прости». Вернее, попыталась, получилось же «п-ш-ш-и». Вот в это мгновение Арина по-настоящему испугалась. Она вскочила с кровати и, не обращая внимания на головокружение и протесты врача, бросилась к зеркалу. То, что она увидела, ее потрясло. Перед ней в ее платье, с ее украшениями и волосами стояло чудовище. Квазимодо. Женщина с абсолютно асимметричным лицом. Вся правая половина была опущена книзу – и рот, и глаз, и бровь, причем глаз, полуприкрытый веком, зловеще сверкал, а из уголка рта выступала слюна. Омерзительно!

Арина зарыдала. Чудовище в зеркале скривилось еще больше: его левая сторона вся сморщилась, а правая осталась неизменной – гладкой восковой маской уродливого африканского божка. Не в силах больше это видеть, Арина опять провалилась в забытье.

…Прошло несколько дней. Ничего не изменилось. Ее лицо по-прежнему оставалось перекошенным. Врачи разводили руками, не зная, чем помочь бедняжке. Все они сходились в одном – частичная парализация лицевых нервов, но как ее вылечить, не мог подсказать даже известнейший в городе невропатолог профессор Гугенталь. Он, правда, успокаивал, говоря, что недуг сам пройдет со временем, но сколько надо ждать, сказать затруднялся. Единственный совет, который он дал, это поменьше стрессов. Отвезите, сказал, девушку в деревню, на свежий воздух, пусть отдохнет, наберется сил и не зацикливается на своем неожиданном уродстве. Еще он прописал успокоительных и строго наказал не нервничать, потому как все болезни от нервов, в чем девушка сама могла убедиться.

Так Арина оказалась за городом.

Имение семьи Барышниковых располагалось в деревне Перелесье, на берегу реки Оки. Сам дом, некогда двухэтажный и очень скромный, несколько раз перестраивался по приказу Алексея в те далекие времена, когда у него была куча денег и тяга к помпезной архитектуре. Простой деревенский дом был превращен сначала в виллу, наподобие тех, что строились в Западной Европе в середине девятнадцатого века, потом в готический замок. Все эти метаморфозы плохо сказались на строении. Кроме того, что оно теперь напоминало творение архитектора с извращенным чувством прекрасного, оно еще и понемногу ветшало – кое-где обваливалась штукатурка, прогнивали балки. Помимо сего эклектичного строения на территории усадьбы имелась церковь, чудный охотничий домик на берегу, несколько хозяйственных построек и конюшня.

Арина поселилась в охотничьем домике вместе с няней. Ей нравился вид из окна: спокойная река, лес на другом берегу, а стоило свесить голову с подоконника, как перед глазами открывалась картина обрыва, на котором и стояло строение. Арина назвала свое новое убежище «Галкино гнездо», по аналогии с «Ласточкиным», – оно, как и ялтинский дворец, нависало над водой, но в отличие от него превратилось в обитель не грациозных красивых птиц, а ужасной, уродливой, неуклюжей галки.

Девушка никого не желала видеть в течение целого месяца. Она гуляла, смотрела на воду, общалась только с няней, мало ела и старалась не думать о своем горе. Доктор сказал, что все пройдет, если она не будет нервничать. Она и не будет. Только бы не видеть сочувственных физиономий знакомых, жалкого постаревшего лица отца, грустных глаз Андрея с затаившимся страхом в глубине. Она вылечится. Обязательно. Вот тогда и встретится со всеми, вновь красивая и веселая.

Андрей уехал домой, но обещал вернуться, как только она его позовет. Он, как и прежде, писал ей регулярно и клялся в своей любви. Отец остался в N-ске – дела. Арина, как и мечтала, оказалась в одиночестве.

Каждое утро у нее начиналось одинаково. Чуть свет она вскакивала и хватала зеркало, лежащее на прикроватной тумбочке, смотрелась в него, силилась улыбнуться, но неизменно отбрасывала с отвращением. «Свет мой, зеркальце, скажи…», но то, что оно говорило, было похоже на приговор. Квазимодо. Арина старалась забыться – теперь она ограничилась только утренним созерцанием своего лица, все остальное время не подходила к зеркалу, даже волосы теперь ей расчесывала няня, к счастью, в сложных прическах не было необходимости, просто косы. И нарядов дорогих Арина не носила, и украшений. Простое платье, платок на голову. Все.

Близилась осень. Лес на другом берегу изменил цвет – он еще не стал желтым, но уже и не был сочно-зеленым, скорее болотным. Небо как-то потяжелело, нависло над обрывом. Арина шла по вековой липовой аллее к домику и любовалась его архитектурой. Строение из красного кирпича с готическими и круглыми, похожими на иллюминаторы окнами поражало своим романтическим средневековым обликом. Оно было трехэтажным, цилиндрическим, балкон, опоясывающий посередине все здание, опирался на тяжелые колонны. И теперь этот дом превратился в ее убежище на долгие годы. Она поднялась по широкой каменной лестнице к двери, открыла ее и спряталась внутри «Галкиного гнезда» от жестокого мира.

Арина представила, как будет проделывать это изо дня в день до конца жизни, и ужаснулась. Неужели она не излечится и ее ждет участь вечной затворницы? По прошествии двух месяцев с того злополучного дня она перестала надеяться. Если ничего не произошло за это время, то уже вряд ли произойдет. Надо начинать жизнь заново, решила Арина. Первое, что она сделала, это написала письмо Андрею, в котором просила ее забыть. Второе – позвала отца для разговора. Алексей незамедлительно приехал и выслушал предложение дочери – девочка решила уйти в монастырь. Он пожурил ее, утешил, поклялся, что она ему не в тягость, и уехал с тяжелым сердцем. Через некоторое время пришел ответ от Андрея, который содержал почти те же слова, что употреблял папа при разговоре с ней, – успокойся, ты поправишься, я тебя люблю и такой, скоро все устроится. Арина прорыдала над письмом весь вечер, пуская слюну из уголка рта и утирая слезы с нечувствительной щеки…

Она им не верила! Ни отцу, ни Андрею! Кто будет любить такую уродину?

* * *

Прошло лето, осень миновала, наступил декабрь. Арина смогла оценить всю прелесть русской зимы. Заснеженная даль, покрытая льдом река, пузатые снегири, клюющие зерна прямо с твоей руки. Она всласть накаталась с горы, слепила несколько снежных баб с деревенскими ребятишками, которые поначалу ее боялись, но, привыкнув к ее уродству, полюбили. Еще она объездила все окрестности на тройке и прочитала уйму книг. Зимой Арина ожила.

Потом пришла весна. Девушке исполнилось девятнадцать. Андрей прислал красивую поздравительную открытку, папа привез коробку ее любимого шоколада. Именинница не испытала радости, только горечь: ее не покидала уверенность, что они это предпринимали, только чтобы отделаться.

Прошло еще одно лето. Арина во второй раз наблюдала, как лес менял свой цвет, а птицы чертили в небе углы, улетая в теплые края.

Первой октябрьской ночью она лежала без сна и восстанавливала в памяти портрет своего жениха. Она его почти забыла. Ни глаз не могла вспомнить, ни улыбки, даже ощущений своих при первом и единственном поцелуе. А когда-то ей казалось, что она его любила. Любила ли? Арина задавала себе этот вопрос и мысленно на него отвечала. Вряд ли. Была увлечена, привязана. Самое же главное, ее привлекла его любовь к ней. Он так бесконечно ее обожал, что ей показалось, что этого чувства хватит на двоих. Теперь же она даже в его искренности сомневалась. За этот год она очень повзрослела, помудрела, стала по-стариковски глубоко мыслить. Он не любил ее по-настоящему. Просто был ослеплен ее красотой. Потому что, когда любишь, пойдешь на все. Ни расстояния, ни преграды, ни болезни не властны над настоящим чувством. Арину охватила страшная тоска.

Никому она не нужна!

На следующее утро она не смогла встать. Онемела вся правая часть. Не двигалась рука, не ощущалась нога. Арина превратилась в инвалида. Теперь она лишилась даже маленьких радостей, как то: пешие прогулки, катание с горы, вылазки в лес…

Одна среди молчаливой заснеженной пустыни.

Когда пришла весна и все в природе стало оживать, Арина погрузилась в самую бездну отчаяния. Ее иногда вывозили на прогулку, катали в санях по окрестностям, няня усаживала на балконе, укутывала в шубы и пыталась отвлечь, но ничего не помогало. Девушка была угрюма и замкнута. В ее голове пульсировала одна мысль – УМЕРЕТЬ.

Как-то ночью она проснулась от воя собаки. Луна ярко светила, можно было разглядеть каждую вещь в комнате. Няни не было, хотя обычно она спала рядом, на соседнем диване. Вой повторился. Арина приподнялась на левой руке, посмотрела в окно. Кровать ее стояла у самого подоконника, чтобы девушка могла видеть, что творится на улице. По реке плыли льдины, покрывая черную воду белыми заплатками, на одной из них сидел крупный пес и, задрав морду к полной луне, тоскливо выл. Течение уносило его все дальше, льдина качалась из стороны в сторону, а пес все плакал, словно моля своего собачьего бога о пощаде…

«Как он похож на меня, – подумала Арина, – одинокий, несчастный, приговоренный к гибели и такой же наивный в своей надежде спастись…»

Она подтянулась, уцепилась за подоконник, перетащила на него свое непослушное тело, после открыла щеколду на окне, распахнула створки – в лицо ударил порыв ледяного ветра – и, превозмогая усталость, бросилась вниз.

Черная вода поглотила ее. Издали донесся жалобный собачий вой.

Глава 10

Арина не умерла, как надеялась. Ее спас крестьянин, чью собаку унес ледоход. Он бежал по берегу, выискивая возможность помочь псу, целый час, как вдруг увидел падающий в воду белый силуэт. Мужик не знал, что делать: то ли спасать тонущего (но он возвращался ночью с охоты в лесах графа, что строжайше запрещалось, поэтому боялся, что его доброта выйдет ему боком), то ли продолжать свой путь, как будто ничего не видел. Человеколюбие взяло верх. Сначала он припрятал ружье и дичь, потом скинул с себя манатки, после чего нырнул. На успех он не надеялся, но на вознаграждение рассчитывал. Даже если не спасет, то нескольких монет удостоится за храбрость. Арину он нашел со второй попытки, и, к его удивлению, она была еще жива. Мужик кое-как сделал ей искусственное дыхание, а когда девушка сипло вздохнула и закашлялась, он взял ее на руки и отнес в дом, оставив на попечение няни.

На следующий день из города был вызван Алексей. Он приехал с доктором, страшно встревоженный. Врач, осмотрев больную, только молча покачал головой. Скорее всего, не выживет.

Целый месяц девушка была на краю смерти. У нее выявилось воспаление легких, не говоря об ушибах, ссадинах и шоковом состоянии. Все это время Арина невнятно бредила, металась в поту по постели, а в редкие минуты просветления молчала. По прошествии месяца болезнь отступила. Арина пошла на поправку.

Пришла в себя она только в мае. Проснулась, открыла глаза, увидела клочок голубого неба в окне. Потянулась. Тело ныло. Арина убрала с лица растрепавшиеся волосы, посмотрела на свои руки – худенькие, в голубых жилках – и только тут поняла, что правая часть слушается ее так же, как левая. Она пошарила по тумбочке, пытаясь найти зеркало, – безрезультатно. Нетерпение охватило ее. Она рывком встала, опустила босые ступни на теплый пол. Сделала один шаг, другой. Ноги плохо слушались, но обе одинаково. Арина доковыляла до двери, распахнула ее и тут же увидела свое отражение в зеркале, висящем в коридоре. Худая, бледная, со спутанными волосами, но с симметричным, правильным лицом. Произошло чудо! Бог смилостивился над ней и преподнес ей на день рождения самый лучший подарок.

Все лето она кашляла. То и дело поднималась температура, но теперь она могла ходить и смотреть на себя в зеркало, правда, отражение не сильно ее радовало. Вес Арина так и не набрала – щеки стали впалыми, скулы обострились, – лицо еще не избавилось от землистого оттенка, скорее всего, из-за недоедания: у девушки начисто пропал аппетит. Но все это было не так и важно. Главное, она на ногах и хорошо себя чувствует.

В начале сентября она начала совершать длительные прогулки в лес. С плетеным лукошком, в простом платье, она ни капли не походила на графиню, скорее на деревенскую девушку. В один из погожих осенних деньков она брела по тропке, направляясь в имение. Солнце светило щедро, по-летнему, позолота деревьев радовала глаз. Арина сняла с головы платок, позволив ветру растрепать свои волосы, запрокинула голову и засмеялась. Красота!

Сзади раздался шум, нарушив гармонию. Девушка обернулась. По тропке верхом на черном жеребце ехал бородатый мужчина. Он был тучен, хмур, задумчив. Поравнявшись с Ариной, он очнулся от своих мыслей, бегло взглянул, потом, когда она уже осталась позади, обернулся и посмотрел пристальней. Девушке показалось, что во взгляде незнакомца сквозило удивление, смешанное с тоской. Арина отвернулась, замедлила шаг. Мужчина еще секунду сверлил ее глазами, она это чувствовала щекой, обращенной к нему, потом подстегнул коня и ускакал прочь. Арина облегченно вздохнула. Встреча с бородатым незнакомцем заставила ее сердце испуганно вздрогнуть. К чему бы это?

С наступлением холодов Арина вернулась в N-ск. Сразу по приезде ее ждал неприятный сюрприз. Второй этаж их особняка папа сдал внаем одному политику – гласному городской Думы. Теперь особняк, хоть и принадлежал им по-прежнему, стал чужим. Незнакомые люди сновали по нему, сидели в холле на первом этаже, отдыхали в беседке. В доме прислуги появились новые жильцы, а в конюшне – лошади. Ни минуты Арина не могла побыть одна, если только не оставалась в своих апартаментах, стоило же ей покинуть их, как к ней тут же устремлялись либо сам жилец, либо его жена, либо их гости. Все хотели подружиться и посочувствовать. Арина ни в том, ни в другом не нуждалась, поэтому всячески избегала этих встреч.