Митрофан

Все то время, что Марго разговаривала с Максом, ее супруг стоял в фойе и наблюдал за происходящим. Он заглянул в столовую, чтобы узнать, за каким столиком сидел покойный, и записать имена его соседей, но тут увидел супругу, мило болтающую с каким-то красавчиком, и позабыл обо всех делах.

Несмотря на то что Митрофан доверял жене, чувство жгучей ревности терзало его постоянно. Причин для этого было две. Первая – неуверенность в себе. Вторая – бывшая профессия супруги. Митрофан знал, что имеет малопривлекательную внешность. Поэтому никогда не мечтал о красивых женщинах, считая себя недостойным их. Первая его жена была «серой мышкой», и это Голушко устраивало. А вот во второй раз Митрофана угораздило жениться на красавице. Когда Марго была карлицей, он еще как-то мирился с тем, что у нее прекрасное лицо, но, когда она сделала операцию и превратилась в эталон красоты, комплекс неполноценности начал развиваться в Мите со стремительной силой. Сам-то он любил жену не за внешность, но остальные «клевали» именно на нее. Марго не могла спокойно ходить по улицам, к ней постоянно приставали мужчины. И Митрофан, зная об этом, просто-таки сатанел. Особенно если в этот момент ему вспоминалось, что когда-то Марго спала со всеми, кто мог себе позволить купить ее «любовь». И пусть она уверяла, что не получала от этого никакого удовольствия, а Базиль твердил, что из бывших проституток получаются самые лучшие жены, Митрофан все равно страдал от раздирающей душу ревности…

Как сейчас, например!

Мужчина, болтающий с Марго, был, кроме того, что хорош собой, еще и богат. Явно дорого одет, и часы на руке золотые. Да и вообще! Раз отдыхает в «Эдельвейсе», значит, имеет доход не менее ста тысяч в месяц. А Митрофан? Мало того, что толст и лыс, так еще зарабатывает жалкие двадцать тысяч… И шутить не умеет! Не то что красавчик. Вон как Марго заливается, слушая его…

Сомкнув челюсти так, что скрипнули зубы, Митрофан сделал несколько шагов вперед. Решил послушать, о чем жена с красавчиком болтает. И вот что донеслось до его ушей:

– Давайте покатаемся сегодня на лодке?

Марго покачала головой. Но, как показалось Митрофану, не очень решительно.

– Сходим в ресторан? – не отставал красавчик.

Жена вновь ответила молчаливым отказом, но, как и в предыдущий раз, недостаточно твердо. Надо было резко сказать нахалу «нет», а Марго только своей прекрасной головкой качает.

– Просто погуляем?

«Пошли его подальше! – взмолился Митрофан мысленно. – Можно даже матом! Я хоть и не переношу, когда женщины нецензурно бранятся, но тебе прощу…»

– Возможно, – услышал он мелодичный голос жены, а потом радостный вопль красавчика:

– Вы сделали меня самым счастливым человеком на свете!

«А я из тебя сейчас котлету сделаю», – прорычал Митрофан про себя. Но так и остался стоять на месте. Потому что был противником кулачных разбирательств. В отличие от отца. Тот, если кто осмеливался пристать к его женщине, сразу лез в драку. Даже когда при нем заигрывали с Марго, начинал красноречиво почесывать кулаки. И будь он сейчас на месте сына, обязательно бы вмешался и если не дал красавчику по зубам, то обматерил бы точно (словарный запас ненормативной лексики у Базиля был богатый). Митрофан же ни драться, ни ругаться не умел. Нет, он, конечно, мог применить какой-нибудь прием при нападении преступника, но, что называется, в мирной жизни у него рука на человека не поднималась. И язык не поворачивался обложить его матом. Все ж таки цивилизованные люди…

«Но если он сейчас от моей жены не отстанет, – решительно подумал Митрофан, – я забуду об этом и…»

Что он сделает дальше, Голушко не успел представить, так как Марго сама прекратила общение.

– До свидания, Макс, – сказала она и пошла к выходу.

Приставала посмотрел ей вслед. Во взгляде было восхищение и… торжество! Словно он уже нисколько не сомневался в том, что Марго станет его. И так Митрофана это взбесило, что он решительно вошел в зал (жена в это время уже вышла на улицу, не заметив его за разлапистой финиковой пальмой) и встал напротив Макса.

– Те че надо, мужик? – спросил тот. Вежливым он был только с дамами.

– Мне надо, чтоб ты отстал от моей жены, – процедил Митрофан сквозь зубы.

Теперь, когда они стояли лицом к лицу, стало ясно, что не так уж Макс и безупречен: кожа пористая, губы тонковаты, а волосы тщательно зачесаны назад, для того чтобы скрыть лысину. Самое же приятное открытие, которое Голушко сделал, было вот какое: в «красавчике» росту оказалось не больше ста семидесяти сантиметров. И Митрофан, вымахавший до ста девяноста, смотрел на него сверху вниз.

– Ты понял? – спросил он и незаметно оторвал пятки от пола, чтоб подавить «противника» своим ростом окончательно.

– Которая из отдыхающих тут цып твоя жена? – поинтересовался Макс и тоже поднялся на носки, дабы хоть чуточку подрасти. – Я тут, знаешь ли, со многими… – Он хмыкнул. – Общаюсь!

– Моя жена не цыпа, а женщина. И ты с ней только что разговаривал…

– Маргарита твоя жена? Да не бреши!

– Еще раз к ней подойдешь… – угрожающе начал Митрофан, но вынужден был замолчать, поскольку не знал, как фразу закончить. Пауза затягивалась. Митрофан лихорадочно соображал, что сказать, пока не вспомнил любимую отцовскую угрозу еще со времен его заключения: – Глаз на жопу натяну!

Слово «жопа» Митрофан употреблял крайне редко (обычно он обходился более литературными синонимами), поэтому прозвучало оно не так смачно, как в исполнении Базиля. Наверное, из-за этого угроза в целом получилась какой-то неубедительной. Поняв это, Голушко выставил перед собой большущий, как кувалда, кулак и сунул Максу под нос. Уже без слов! Этому он тоже научился у отца. Только у того кулаки были более устрашающие, но не из-за размера, а из-за шрамов на костяшках и синих наколок на пальцах…

– Ну ты и псих, – проговорил Макс, отстраняясь. И хотя испуга не продемонстрировал, пошел на попятную: – Ладно, не парься, оставлю твою бабу в покое… Тут других цып полно!

Сказав это, он ухмыльнулся и зашагал к выходу.

Митрофан хмуро смотрел ему вслед. Невзирая на малый рост, Макс производил впечатление сильного парня. У него были широкие плечи и мощные руки. Если Митрофан вступит с ним в драку, еще неизвестно, кто выйдет из нее победителем.

«Завтра же пойду в спортзал, – решил Митрофан. – Грушу хоть поколочу… А лучше приемы дзюдо вспомню, ведь когда-то меня им учили…»

От этих мыслей старшего следователя оторвал голос администраторши, пожелавшей узнать, что тот делает в столовой, когда завтрак уже закончился. Митрофан встрепенулся, представился и потребовал от служащей записать на листке фамилии тех, кто делил с Сидоровым стол, а также номера комнат, где они проживают. Когда женщина сделала то, что ей велели, Голушко покинул столовую.

Едва он оказался на улице, как столкнулся с собственной женой.

– Митя! – радостно воскликнула она, бросившись к нему и по привычке схватив его тонкими пальчиками за широкую ладонь… как маленькая девочка, ищущая поддержки старшего товарища. – Ну наконец-то! Я тебя уже минут пятнадцать жду. Мне Слава сказал, что ты в столовую пошел, а я не решалась тебя тревожить… Я ж понимаю, у тебя служба… – Тут она заметила, что Митрофан озабочен больше обычного, и взволнованно спросила: – Что-то случилось?

«Ничего, дорогая, ровным счетом ничего, – ответил ей Голушко мысленно. – Если не считать того, что к тебе пристают всякие богатенькие хлыщи с предложениями прогуляться вечером, а ты им отвечаешь: «Возможно», от чего я сатанею…»

– Мить, ты чего молчишь? – проявила настойчивость Марго. – Случилось что, спрашиваю?

– Да нет, – пожал он плечами. – Просто погрузился в раздумья… Служба, сама понимаешь…

– Ага, понимаю, – серьезно заявила она. – И мне есть что тебе сообщить…

И она принялась пересказывать содержание разговора, состоявшегося за завтраком. Митрофан слушал вполуха. Естественно, нужная информация откладывалась в его памяти, но все то время, пока жена «давала показания», он думал об одном: почему она сказала Максу «возможно»…

– В общем, Митя, тебе просто необходимо поговорить с его женой и связаться с коллегами из ОБЭПа, – закончила свой рассказ Марго.

– Вообще-то ОБЭП уже упразднили, – машинально поправил ее Митрофан. – Теперь это называется…

– Да и черт с ним, с названием! – вспылила супруга. – По-моему, ты меня совсем не слушал! Только в конце очнулся.

– Тебе показалось… – И, не выдержав, выпалил: – А с кем ты перед уходом из столовой разговаривала?

Марго свела свои тонкие бровки на переносице, но почти тут же ее лицо разгладилось и последовал ответ:

– А, вон ты о ком… Это Макс Радов… Он тоже отдыхающий.

– И что он хотел?

– Да ничего не хотел, – немного смутилась она. – Просто поболтать… – И Марго поспешила сменить тему: – Прости, но я тебе ничего из столовой не принесла… Не заметила, как все слопала… Но если хочешь кушать, я тебе из номера притащу печенье, у меня от ужина осталось.

– Я не голоден, спасибо…

Тут в его кармане затренькал сотовый телефон, и Митрофан вынужден был прервать разговор и ответить.

– Я пойду к себе, – шепотом сказала Марго и указала пальчиком на выглядывающую из-за липовых крон островерхую крышу своего бунгало.

Митрофан кивнул и так же тихо ответил:

– Иди, а я поехал в город, прокурор вызывает! – После этого он притянул ее к себе, чмокнул в нос и вернулся к телефонному разговору.

Базиль

Переправив сына на берег, Базиль вернулся на остров и пустился на поиски Лехи. Тот оказался не где-нибудь, а там, где старший Голушко разбил свой лагерь: сидел на перевернутом ведре и уплетал бутерброды.

– Вы, Василь Дмитрич, меня простите, – прочавкал он, увидев Базиля, – но я у вас тут хавчик позаимствовал…

– Лопай, не жалко!

Базиль опустился на колени и стал разводить костер. Чаю, в конце концов, попить надо!

– Голодный, как саранча в неурожайный год, – пожаловался Леха, который на самом деле был похож на саранчу – жрал беспрестанно, оставаясь при этом худым. – А все из-за Митьки. Уговорил мой завтрак подчистую… Все пять бутербродов с колбасой!

– Митя ел колбасу? – не поверил своим ушам Базиль.

– С жиром…

– Очуметь!

– И пил кофе!

– Человеком становится, – усмехнулся Базиль. – Эдак сало есть начнет. И пить водку.

– Про водку ничего сказать не могу, а сала уже хочет…

– Кстати, о птичках, – встрепенулся Голушко. – У меня тут есть немного… – Он оттопырил карман штормовки и показал Лехе бутылочное горлышко. – Будешь?

– Не, Василь Дмитрич, не буду, – затряс головой Смирнов. – Я ж на работе… Мне нельзя!

– Капелюшечку. Для согрева… А то сегодня прохладно! – Видя сомнения Митиного друга, Базиль привел последний аргумент: – Лаврушкой зажуешь, у меня ее полно…

– А, черт с вами, наливайте!

Базиль, плеснул в алюминиевую кружку граммов пятьдесят водки и протянул Лехе. Тот с благодарным кивком ее взял и быстро опорожнил.

– А теперь закуси. – Базиль кинул Лехе конфетку – бутерброды тот уже успел оприходовать.

– Спасибо, – поблагодарил Смирнов. – А теперь чайку бы…

– Сейчас будет, – заверил его Базиль, после чего принял водочки и запустил в рот карамельку. – А ты пока расскажи, что нарыть успел…

– Да практически ничего, – отмахнулся Леха. – Отпечатков посторонних полно, да толку? Катер прокатный, так что…

– А на штурвале?

– И там обнаружились, только вы ж сами говорили, что тот человек в перчатках был…

– А остров прочесал?

– Обижаете, Василь Дмитрич…

– Ну и?

– Если вы о следах, то, конечно, незамеченными они не остались…

– А карту игральную нашел?

– Естественно.

– Как думаешь, что она значит?

– Да как пить дать, ничего… Я вообще сначала решил, что это вы ее выбросили… Вы ж вроде картежник…

Вообще-то Базиль был профессиональным каталой. И многие годы промышлял тем, что обыгрывал лохов в покер, козла, буру и свару. Но как только сын изъявил желание влиться в ряды сотрудников МВД, Базиль с азартными играми завязал. И чтоб не искушаться, карты в руки не брал. Совсем!

Всего этого Базиль Смирнову объяснять не стал, сказал коротко:

– Это, Леха, не моя карта.

– Но и не факт, что того типа в плаще…

«Вот тут ты ошибаешься, – мысленно возразил ему Голушко. – Карта его… И порвана она не просто так… А вот обронена, возможно, случайно…»

– Василь Дмитрич, вода кипит, – окликнул задумавшегося Базиля Леха.

– Сейчас чайку заварю! Со смородиновыми листочками…

– Давайте, а я пока на катер поднимусь, погляжу, как им управлять, – транспортировать судно в «Эдельвейс» мне придется.

– Придется? – хмыкнул Базиль. – Да ты сам, поди, вызвался…

– Ну да, сам, – не стал спорить Смирнов. – Совмещу полезное с приятным! Но сначала труп доставлю на тот берег, ребят туда же отвезу, а уж потом в «Эдельвейс». Мне все равно туда надо. А так – и катер заодно верну, да еще и прокачусь с ветерком, молодость лихую вспомню! – И он, запрыгнув на борт, стал с интересом рассматривать приборную доску.

Пока Леха изучал устройство катера, Базиль заварил чай и прикидывал, что делать дальше. Варианта было три. Первый: остаться на острове и вернуться к рыбной ловле. Второй: прокатиться вместе со Смирновым до «Эдельвейса» на катере. И третий: отправиться по реке на своей резиновой лодке, чтобы поискать место, где человек в плащ-палатке причалил к берегу. Перебрав в уме все эти варианты и сделав вывод, что лучшим будет – начальный, а промежуточный – приемлемым, Базиль все же остановился на последнем.

– Леха, чай готов! – крикнул он Смирнову. – Зови ребят, пусть тоже попьют!

– Они не будут, – ответил за судмедэксперта и фотографа Леха. – Ротшильд в антисанитарных условиях пищу не употребляет. Он предпочитает по соседству с покойничком ее вкушать. Сидит сейчас в каюте, чаи гоняет – там и чайник, и заварка есть…

– А фотограф где?

– Зарубин убежал лягушек фотографировать. У него своя страничка в Интернете, он там свои работы выкладывает…