Митрофан

Митрофан вернулся домой в восьмом часу вечера. Он был измотан, голоден, зол. И если с усталостью можно побороться, приняв контрастный душ, а с голодом справиться при помощи отцовского рассольника, то злость невозможно было заглушить ничем!

Рванув с плеч ветровку, Митрофан прошествовал на кухню. Окатив руки под краном, он взял кастрюлю с еще теплым супом и начал хлебать его, не отходя от плиты, черпая густой рассольник половником. К черту ложки, тарелки, салфетки! К черту все!

Наевшись, Митрофан плюхнулся на табурет в углу кухни, бросил на подоконник папку с делом (до этого он держал ее подмышкой), прислонился затылком к холодной стене. Успокоиться, надо успокоиться, иначе давление подскочит до ста восьмидесяти, и завтра он не сможет встать с кровати… Хм… А это, пожалуй, наилучший выход… Заболеть, чтоб это поганое дело взял кто-нибудь другой! Чтобы кто-то, а не старший следователь Голушко, рылся в грязном проституточном белье! Заболеть, а выздороветь только тогда, когда убийца двуликой красотки будет найден…

Но Митрофан знал, что никогда так не сделает – никогда не спихнет на другого начатое дело. И даже если завтра его давление зашкалит за сто восемьдесят, он все равно пойдет (поползет) на работу и будет разбираться в этом поганом деле!

Митрофан покосился на папку, раздумывая, почитать материалы или нет, но решил, что не стоит – он и так знал все, что там имелось. И это все было даже хуже, чем они с Лехой предполагали.

Итак, Людмила Ильинична Харитонова была элитной проституткой по кличке Афродита. Несколько лет (с двухгодичным перерывом на командировку в Германию) трудилась в борделе «Экзотик», действующим под вывеской «Клуб по интересам». Бордель сей держит бывшая путана Мадам Бовари… Мадам Бовари! Надо же! Митрофана всегда поражала тяга проституток к громким иностранным именам. Все они, даже вокзальные шалавы, желали именоваться Эльвирами, Анжеликами, Симонами. Особо наглые называли себя Клеопатрами и Жозефинами. А среди бандерш были очень популярны клички с титулами: Маркиза Помпадур, Леди Винтер, Королева Шантеклера…

Тьфу на них! Не будем отвлекаться! – одернул себя Митрофан. – Вернемся лучше к Мадам Бовари!

Открыла гражданка Мышкина (по паспорту именно Мышкина) свой притон в 1999 году при поддержке мужа Мышкина Алексея Сидоровича по кличке Моцарт. Сей господин, очень известный в криминальных кругах вор, ныне отбывает семилетний срок в известной по песне Круга Владимирской тюрьме. Покойная Афродита когда-то была любовницей Моцарта и общалась с ним очень близко. Даже в день ареста была при нем. Не пострадала при перестрелке только потому, что спряталась за свою подругу, погибшую в тот же день под пулями…

Эти факты стали известны старшему следователю Голушко из разговора с коллегой – капитаном Ленским, в свое время занимавшимся делом Моцарта. От него же он узнал о том, что «Экзотик» не просто бордель, а элитный бордель, клиентом которого можно стать только по рекомендации одного из постоянных гостей. Мало того, «Экзотик» указан в секс-путеводителе по России, и славится своими девочками не только в родном городе, регионе, стране, но и за границей. При этом деятельность борделя так законспирирована, а Мадам Бовари так тщательно хранит секреты (свои, своих проституток, клиентов, покровителей), что никто толком не знает, сколько человек на нее работает, сколько она платит за законную крышу (в криминальной крыше жена Моцарта не нуждается) и кому…

Естественно, в международное гнездо разврата под названием «Экзотик» придется идти ему, Митрофану Голушко – больше некому! И идти надо завтра, чтобы времени не терять.

А хуже всего то, что эта стреляная воробьиха Мадам Бовари терпеть не может ментов, засадивших ее драгоценного муженька за решетку, поэтому на разговор по душам можно не рассчитывать.

Пока Митрофан размышлял на эти далеко не приятные темы, время перевалило за девять. Скоро спать – а отца еще нет! Как пить дать, у очередной дамы сердца завис… С ним такое иногда бывало. Конечно, теперь Базиль не тот ходок, что раньше, но даже в неполные семьдесят лет старший Голушко был весьма активен. Секс раз в неделю – это обязательно! По мнению Базиля, именно регулярные занятия любовью позволяют сохранить молодость и здоровье. Секс, а не раздельное питание, голодание, отказ от табака, алкоголя, холестерина! Об этом он постоянно твердил сыну, надеясь, что тот закончит, наконец, влачить монашеское существование и заведет постоянную любовницу. Эх, если бы отец знал, что у Мити не бывает даже случайных женщин, он пришел бы в ужас! Ему не понять, что Митрофан так обжегся на кипятке, что теперь на воду дует…

Под кипятком младший Голушко подразумевал свою бывшую супругу Сонечку, жизнь с которой до сих пор представлялась Митрофану сплошным кошмаром! Полугодичным кошмаром! Главное, Митрофан сам не мог понять, что его так ужасало в Соне. Жена не делала ничего, что могло бы взбесить любого другого мужчину. Более того, она выполняла свои женские обязанности с большой охотой и душой (за исключением супружеских – ночами она любила декламировать стихи, так что на любовь времени не оставалось!), старалась угодить, развлечь, посочувствовать. Но почему-то именно эта готовность услужить, эта мягкость, эта правильность его бесили больше всего! А еще он ненавидел ее пироги! Каждый вечер, поглощая Сонино печево, он мечтал об отцовских супах, незамысловатых запеканках, макаронах по-флотски…

Каждую ночь грезил о спокойном сне, без звукового сопровождения.

Каждое утро, собираясь на работу, он представлял себе, как вернется вечером домой, а Сони нет – ушла. Не важно, куда: в монастырь, к маме, к другому… Только бы ее не было в его квартире!

Но его мечты не сбывались – жена по-прежнему встречала Митю вечерами у двери, кормила пирогами, делилась своими дурацкими новостями, читала вслух газеты, комментировала фильмы. Трещала, трещала, трещала, не замолкая даже в кровати!

Митрофану стало казаться, что он попал в ад! Однако ему даже в голову не приходило, что есть простой выход из ада – развод! Патологически порядочный, жутко несовременный, совестливый, ответственный, честный Митя считал, что раз он лишил девушку невинности, то обязан на ней жениться. А коль женился, должен жить, неся этот крест до конца своих дней… Так бы и нес, если бы не отец! Спасибо ему, вовремя вмешался – вдолбил дураку, что развод единственный выход. Иначе Митрофан либо в психушку бы угодил, либо в тюрьму – за непредумышленное убийство жены…

Теперь старший следователь Голушко холостяк. Счастливый холостяк. Только одинокий. Потому что по-прежнему порядочный и несовременный. И считает так: раз он больше не хочет жениться, значит, незачем заводить отношения с порядочными женщинами. А с непорядочной, то есть проституткой, Митрофан не смог бы переспать даже под дулом пистолета…

Финальную точку в его размышлениях поставил хлопок входной двери – это вернулся отец.

– Папа, ты? – прокричал Митрофан, вставая с табурета и зажигая газ под кастрюлей с рассольником.

– Я, кто ж еще, – проворчал Базиль от двери.

– Суп будешь?

– Буду, я голоден…

Базиль вошел в кухню, мельком глянул в раковину и покачал головой:

– Опять из кастрюли лопал? Неужели нельзя в тарелку налить?

– Я наливал…

– Не ври уж! Если бы наливал, то грязная тарелка сейчас бы в мойке стояла… – Отец подошел к плите, поправил косо лежащую на кастрюле крышку. – Неаккуратный ты, Митя, просто какой-то кошмар! Вот умру я, кто будет за тобой убирать? Грязью ведь зарастешь…

Митрофан чмокнул отца в сухую щеку, чтоб тот перестал бурчать.

– Или от гастрита загнешься! – уже более миролюбиво продолжил Базиль. – Жрешь всякую гадость! Мюсли какие-то, сыр с тухлятиной…

– С плесенью.

– Один черт! – Отец достал из холодильника овальную тарелку, на которой была красиво уложена селедка, посыпанная кольцами лука. – Вот что есть надо! Да с жареной картошечкой, да под водочку! Будешь?

– Селедку буду, а водку нет.

– Ну и дурак, – беззлобно сказал Василий, наливая себе в пятидесятиграммовую стопку водки. – Алкоголь, знаешь, какой полезный! Особенно в малых дозах…

– Папа, я твоих лекций относительно полезности всяких вредных продуктов прослушал уже не мало, так что давай спокойно поедим…

– Вредных продуктов, – передразнил сына Базиль. – Плесень, значит, полезна, а чистейшая хлебная водка нет?

– Нет.

Базиль раздраженно махнул рукой и залпом выпил свои пятьдесят граммов. Крякнул, занюхал луком, посидел несколько секунд неподвижно, потом отправил в рот кусок селедки, одно колечко репчатого и со смаком и хрустом стал жевать…

– Ты где был? – спросил Митрофан, вяло обкусывая ломоть батона – отец всегда нарезал огромные куски, говорил «большому куску рот радуется. – У своей драгоценной подружки Аделаиды?

– Нет, соседскую кошку с дерева снимал… Она, дура, забралась на самый верх, а слезть не могла…

– Ты что же, за ней на дерево полез?

– А что такого?

– Надо было кого помоложе попросить…

– Вас допросишься! Одному некогда, второй высоты боится, третьему пузо мешает… А у меня время есть, а остального нет, вот я и полез… – Базиль задрал рукав рубашки, продемонстрировав свежую царапину на запястье. – Видал! Боевые раны!

– Надо обработать перекисью, – обеспокоился Митя.

– Уже обработали, не боись, – Базиль, видя недоумение на лице сына, пояснил с улыбкой. – Хозяйка кошки… Очень заботливой женщиной оказалась…

– Папа, ты неисправим! – простонал Митрофан.

– Ты тоже, – Базиль кивнул головой на подоконник. – Дело домой приволок? Опять всю ночь будешь рапорты читать и на жмуриков пялиться?

– Нет, не буду. Меня от этого дела уже тошнит…

– Сегодняшнее?

– Да, будь оно неладно!

– Успехи есть?

– Какие успехи! – Митрофан отбросил обкусанный кусок батона. – Один сплошной геморрой!

– С охранником со стоянки разговаривали?

– Он сменился в восемь утра, следующее дежурство только послезавтра.

– А домой к нему сходить не судьба?

– Знал бы еще кто, где его дом… Там сторожа без оформления работают. Пришел, отсидел ночь, двести рублей получил – свободен.

– А попрошайки церковные что-нибудь интересное рассказали?

– Нет. Они приходят к церкви к восьми, а убийство произошло ранним утром, где-то в четыре…

Базиль задумчиво кивнул, потом нахмурился и ворчливо сказал:

– Вот ты, Митя, меня всегда ругаешь за то, что я в твои дела вмешиваюсь. Только зря ты так! Мое вмешательство тоже иногда может пользу принести…

– Не пойму я, папа, к чему ты клонишь, – с подозрением протянул Митрофан.

– А клоню я к тому, что не послушал тебя – побеседовал с одним из этой банды…

– Папа! – вскричал Митя возмущенно.

– Почти сорок лет папа! И не ори на меня!

– Прости, орать не буду… Но ты не должен был…

– Должен, не должен, это уже не важно… Главное, я узнал то, чего не смогли узнать вы! – Базиль хмуро посмотрел на сына и спросил: – Тебе интересно, что именно?

Митрофан прикрыл глаза ладонью, вздохнул и после паузы произнес:

– Я слушаю.

– Около четырех утра мимо церковного забора по направлению к дому, в котором произошло убийство, проехала машина. Она остановилась в кустах, не доезжая до подъезда несколько метров. Из нее кто-то вышел, поставил автомобиль на сигнализацию (был слышен характерный «пик») и удалился, шурша ветками. Вернулся к своей машине этот кто-то через десять минут. Тут же сел и уехал.

– Кто-то был мужского или женского рода?

– Неизвестно. Человек, рассказавший мне это, живет в дровяном сарае на заднем дворе церкви. Шуршание шин и шум мотора его разбудили. Сквозь сон он услышал, как хлопнула дверь, включилась сигнализация. Он выглянул. Но увидел только удаляющийся силуэт. Уснул не сразу, поэтому засек время, когда наш ночной ковбой вернулся. Произошло это, как я уже говорил, через десять минут…

– Марка машины?

– В марках этот человек не разбирается.

– Нашу от иномарки хотя бы отличает?

– Для него наши – «Москвич 412» и «Жигули» первой моделей. Остальные импортные. Та, что была ночью, по его мнению, иномарка… – Базиль развел руками, как бы извиняясь за такого свидетеля. – Негусто, я понимаю, но, может, это хоть как-то пригодится… Да, еще забыл сказать: машина была черной или темно-синей, но не желтой…

– А при чем тут жел… Та-а-а-к, незнакомка на «Фольксвагене» не дает покоя?

– Она, между прочим, подъезжала к дому в то время, когда вы там суетились… Наблюдала из машины за происходящим. Расспрашивала бомжей о случившемся! Одному даже пятнадцать рублей дала, чтоб тот за упокой души погибшей выпил!

С лица Митрофана сползло скучливое выражение, взгляд стал острым, внимательным.

– Что еще? – спросил он заинтересованно.

– Желтый «Фольксваген» эти ребята и до этого видели – за последний месяц он не раз проезжал мимо церкви. За рулем всегда была девушка, судя по описанию, именно та, о которой я тебе говорил, – Базиль вопросительно посмотрел на сына. – Подруга, как думаешь?

– Скорее всего… – Митрофан в задумчивости стал теребить свой запорожский ус. – Скорее всего, не просто подруга, а гостья…

– Что ты имеешь в виду?

– С покойной в квартире проживал еще кто-то… Девушка, если быть точным, или молодая женщина.

– Соседка по квартире?

– Нет, Харитонова жила одна, на этом настаивают соседи, но по моим наблюдениям, у нее гостила другая девушка. Потому что в квартире найдена женская одежда двух размеров: 46 и 42-го, в ванной стоят два вида шампуня: для сухих и для жирных волос. Косметика и средства по уходу за лицом также в парном варианте: на одном столике стоят дорогие французские крема, на другом народные средства, типа настоек… – Митрофан так увлекся повествованием, что не заметил, как стал выдирать из своего уса волоски. – Гостья появилась в доме недавно, это ясно, иначе соседи бы ее запомнили. Скорее всего, она коллега Афродиты…

– А это кто такая? – не понял Базиль.

– Это гражданка Харитонова.

– У покойной был псевдоним? Так она кто? Певица?

– Она проститутка.

Базиль присвистнул.

– Да, папа, проститутка. – Митя конфузливо улыбнулся и добавил: – Проститука-гермафродит…

Базиль еще раз свистнул, теперь громче, и заметил:

– В наше время таких не было…

– А теперь, оказывается, есть… Как сказал всезнающий Ротшильд, они пользуются бешенным спросом. В порнобизнесе и в сфере интим-услуг просто нарасхват! – Митрофан покачал головой, явно выражая удивление такому положению дел. – Наша Афродита трудилась в элитном борделе «Экзотик»!

– И ты считаешь, что та девушка на желтом «Фольксвагене» ее коллега?

– Думаю, да.

– А я думаю – нет! Знаешь, какое у нее лицо? – Базиль закатил глаза, придумывая эпитет. – Оно… как на иконе! Одухотворенное! Безупречно красивое! Женщина с таким лицом не может…

– Может, папа, может, – заверил отца Митрофан. – Сейчас у проституток именно такие лица. Они, мой дорогой, зарабатывают за ночь чуть меньше, чем я, старший следователь с высшим юридическим, за месяц! – Он гневно сверкнул глазами, но тут же взял себя в руки и более спокойно продолжил: – Конечно, я могу ошибаться. Быть может, эта девушка тележурналистка, модель, актриса… Или продавщица из магазина женского белья – у покойной все шкафы им забиты… Это не важно! Важное другое: почему она сбежала, когда увидела, что у подъезда полно милиции? Почему не подошла узнать, не ее ли подруга пострадала? Ведь это так естественно!

– Она боится милиции, что тоже естественно… – возразил Базиль.

– Это противоестественно! Людям с чистой совестью нечего бояться! – Митрофан поднял указательный палец к потолку и отчеканил: – Значит, совесть у нее не чиста!

– Может, она в третьем классе украла в магазине булочку? И теперь у нее страх перед милицией?

– Она скрылась, потому что: а) знает, кто убийца, но не хочет его выдавать, б) в сговоре с убийцей и в) сама убийца… Выбери нужный пункт!

– Первый мне нравится больше, – пробормотал Базиль.

– Мне тоже. – Митрофан подпер подбородок двумя кулаками и стал размышлять вслух. – Убийство похоже на умышленное. Если бы наша незнакомка задумала застрелить свою подругу, она, наверняка, избавилась бы от улик: своих вещей, косметики. Не мелькала бы на приметной машине, не рисовалась бы перед подъездом – то, что я ее не заметил, чистая случайность… – Он нахмурился. – Но в любом случае, эта девушка мне нужна. Надо ее обязательно разыскать. Завтра в ГИБДД позвоню, пусть дадут адреса и телефоны всех владельцев желтых «жуков», их, наверняка, не так много…

– Машина новая. Скорее всего, из салона.

– Вот и хорошо, – Митрофан широко зевнул. – Устал я что-то… Спать пойду…

– Иди, сынок, отдыхай, – засуетился Базиль. – А я тут посуду помою. Тебе назавтра курочки отварю… Иди, спи!

– Спокойной ночи, – еще раз зевнув, проговорил Митрофан. – И спасибо за рассольник!

Они расцеловались, и Митрофан пошел в свою комнату – когда он уставал, то ложился, даже не почистив зубы. Стоило ему добраться до кровати, как сон сморил его, и уже через минуту по квартире разнесся раскатистый храп.

В тот же миг суетящийся у раковины Базиль отбросил полотенце, зашвырнул не вытертую ложку в ящик, метнулся к подоконнику, схватил папку с делом и, сунув ее под мышку, направился в свою комнату – ему очень хотелось посмотреть на проститутку-гермафродита. Ведь в его времена таких не было!