Все персонажи и события этой книги вымышленные

Пролог

Таких страшных снов, как сегодняшний, Ульяне еще видеть не приходилось…

Обычно кошмары были примерно одинаковыми: ее догонял кто-то неведомый, но пугающий до холода в груди, или он же ломился к ней в дверь, которую никак не удавалось запереть, а бывало, стрелял в нее, и Ульяна чувствовала, как пуля врезается в ее тело… То есть она всегда была жертвой. И никогда не проявляла агрессии – не нападала, не догоняла, не стреляла в ответ. Зато искусно уходила от преследователя: то взмывала ввысь, то становилась невидимой, то, как пресловутый кинематографический Горец, бессмертной…

Сегодня же ей приснилось, как она УБИВАЕТ!

Деталей Ульяна не помнила. Единственная картина, всплывшая перед внутренним взором после пробуждения, была такая: она держит в руке какой-то штырь, заносит его над лежащим на песке человеком и вонзает острие в несчастного…

Что было дальше, Ульяна вспомнить не могла, да и не старалась. Ей и так было жутко и крайне неприятно от осознания того, что она, пусть и во сне, вела себя столь кровожадно. Значит, дремлет где-то внутри ее жестокость, хоронится злоба, таится тяга к убийству…

«Брр, – передернулась Ульяна. – Даже думать об этом страшно! Интересно, что сказали бы психологи, расскажи я им, с каким ледяным спокойствием в своем сне вонзала штырь в человека?»

Ульяна тряхнула головой, чтобы разогнать царапающие душу думы, и ощутила боль в виске. Только тут вспомнила главное: вчера она безобразно напилась, и кошмар мог ей присниться именно поэтому. Ранее она ни разу не надиралась до такой степени. И марихуаны не курила! А тут и то и другое. И как следствие – жуткий сон ночью, а утром головная боль.

Встав с дивана, Ульяна осмотрелась, желая отыскать сумку, в которой лежали таблетки. Спала она, как оказалось, на террасе, а вещи свои оставила в одной из комнат. Но сейчас там кто-то спит, и тревожить человека у Ульяны не хватило наглости. Поэтому решила достать анальгин в другом месте, а именно в автомобильной аптечке. Она вышла из дома и проследовала к стоянке. Там было припарковано несколько машин, но Ульяна направилась к конкретной, к старенькой «Ниве» – та точно не поставлена на сигнализацию.

Когда проходила мимо ворот, заметила, что те не закрыты: одна створка на месте, а вторая распахнута. Ульяна сделала шаг в ее сторону, чтобы прикрыть. Вообще-то в том не было необходимости, так как ворота выполняли всего лишь декоративную функцию: они были врыты в песок, а не прилажены к забору. Забора просто-напросто не было! А ворота имелись. И хозяин территории и дома очень просил, чтобы их закрывали на ночь. Как он говорил, для порядка.

Ульяна взялась за створку, чтобы прикрыть, но тут взгляд ее упал на валяющуюся за воротами кроссовку. Большого размера, почти новую, фирмы «Адидас». Выходит, не одна она вчера перебрала, кто-то даже пьянее был, раз кроссовку потерял.

Решив прихватить ее, Ульяна вышла за ворота.

Вышла и… будто вновь попала в свой кошмар!

Сейчас она видела почти то же, что в сегодняшнем страшном сне, – человека, лежащего на песке. Мужчину, с которым вчера выпивала и курила марихуану. И этот мужчина был мертв – его тело пронзено металлическим штырем…

Ульяна закричала. Да так громко, что пульсирующая боль в виске стала нестерпимой. Но даже крик не смог заглушить внутреннего стона: «Не приснилось! Я видела тот кошмар наяву! Нет, не так: я создала этот кошмар… Я убила человека!»

Часть I
«Братство Ветра».
За несколько часов до…

Глава 1

Егор Баринов вел свой джип по мокрой дороге и матерился сквозь зубы. Дождь не прекращался уже вторые сутки, и, хотя на горизонте небо казалось светлым, он никак не мог достичь того места, где сухо и солнечно.

Егор раздраженно нажал кнопку магнитолы. По радио передавали сплошную попсу, а ему хотелось послушать что-нибудь приличное. «Роллингов», к примеру, или «Дип перпл». Егор обожал классику рока, но неплохо относился и к некоторым современным группам, к тому же «Слип ноту», почитаемому преимущественно подростками. Еще Егор с удовольствием слушал «Металлику» и «Нирвану», а также «Блер» и «Оэзис». Но в настоящий момент все радиостанции, будто сговорившись, передавали попсу, разбавляя ее длиннющими рекламными блоками и одними и теми же новостями. А диски Егор, как назло, дома забыл.

Настроение у Баринова было ужасное. Испортилось оно еще вчера. Сразу после того, как стало ясно, что контракта с итальянцами принадлежащей ему фирме не видать, хотя Егор очень рассчитывал на него все последние месяцы. Сотрудничество с «макаронниками» могло поправить пошатнувшиеся дела, но вот не вышло…

Егор вчера даже не дождался конца рабочего дня, тогда как обычно засиживался в кабинете до позднего вечера. Ушел сразу после обеда, заехал в магазин, купил бутылку коллекционного шотландского виски и самой обычной селедки. Это был его бзик – закусывать изысканные напитки соленой рыбой. Да не семгой и не форелью, а именно селедкой. И не той, что продают разделанной и со специями в баночках или пластиковых упаковках. Егор всегда брал рыбу бочковую. Целую, непотрошеную. Потом сам отрезал голову и хвост, вычищал внутренности, снимал кожу, резал, посыпал кольцами лука и заливал нерафинированным подсолнечным маслом. Ел он селедку либо с мягким черным хлебушком, либо с вареной картошкой. Друзья, знавшие о его бзике, над Егором подсмеивались. Они сами были не против подобной закуси, но употребляли ее под водочку. А вот чтобы отличный скотч или не менее хороший коньяк заедать столь простецкой пищей… Это уж извращение какое-то! Но Егору было плевать на всеобщее мнение. Он любил селедку с картошкой, а остальное не имело значения.

Придя домой, Баринов откупорил виски, разделал селедку, подогрел уже готовую картошку в микроволновке и уселся перед телевизором – бухать.

Вообще-то Егор пил редко. Не до этого как-то было. Домой он возвращался поздно, а утром за руль, поэтому обычно либо совсем не употреблял спиртное, либо пропускал стопочку-другую коньяка. Но приблизительно раз в месяц устраивал тихие попойки. Ему это было необходимо, чтобы не сойти с ума от нервного перенапряжения. Напиваясь, он давал волю эмоциям: мог со злости разбить тарелку о стену, пустить слезу, вспомнив об утратах, мог хохотать, как сумасшедший, при просмотре комедии или материться, слушая дурацкую юмореску. Хмельной, он звонил своим девушкам и кокетничал с ними так, как не позволял себе, будучи трезвым. Но если одна из них изъявляла желание приехать к нему, чтобы скрасить его одиночество, Баринов быстро сворачивал разговор и прощался. От секса, как и прочие мужчины в состоянии алкогольного опьянения, он не отказался бы, но ведь барышни только этим не ограничатся, будут приставать с разговорами, а то еще изъявят желание вместе принять ванну или ночевать остаться, а Егору нужно было одиночество. Не всегда, конечно, только в те редкие дни, когда он бухал.

В остальные же дни он не любил быть один. Поэтому имел кучу подружек, немалое количество приятелей и трех, но зато настоящих друзей. Последние, так же как и Егор, были членами клуба, носящего шутливое название «Ветродуйка». Его придумал основатель и лучший друг Сергей Ветер. Тот первым начал заниматься кайт-серфингом^[1] и был единственным, кто посвятил этому жизнь. Ветер продал свой успешный бизнес, купил землю на берегу Азовского моря и построил там станцию. Для себя и друзей. Сначала к Ветру приезжали только самые близкие. Егор, Славка да Марк, те, с кем он дружил еще со студенчества и кого решил приобщить к кайтингу. Но потом они стали брать с собой еще кого-то, интересующегося новым видом спорта, и количество гостей росло. Через пару лет последователей у Ветра стало так много, что пришлось сделать свой сайт в Интернете и зарегистрироваться, чтобы налоговики не донимали. Название для клуба придумывали долго. Хотелось, чтобы оно было звучным и не пустым. Но как-то не шло. А единственное годное – «Братство Ветра» – Сергей категорически отверг. Сказал, слишком пафосно. А спустя какое-то время, глупо хихикая после трех затяжек «голландки», повелел именовать клуб «Ветродуйкой». Все посмеялись, но согласились. А что? И звучно, и со смыслом… И без пафоса. На эмблеме клуба они для солидности поместили лишь две буквы – «В» и «К» (Ветер-Кайтинг) на фоне реющего змея и вздыбленной волны.

Вчера, когда Егор допивал бутылку вискаря, Ветер и позвонил. Слышно его было ужасно, ибо связь в их Ветродуйске (так они именовали место, где стояла их станция, а на деле оно называлось Безымянной косой) была ужасной, но Баринов понял главное – завтра состоится внеочередное собрание клуба. У Марка какая-то невероятно радостная новость, и он жаждет поделиться ею с друзьями. Званы, естественно, не все члены клуба, только Егор, Слава да Бабуся. Последняя не была кому-то из них близкой родственницей (бабусей то есть). И пожилой женщиной тоже не была – ей еще не исполнилось и сорока. Звали боевую подругу Женей, и она носила фамилию Бабкина. Сначала ее называли Бабкой, но это звучало грубовато и как-то не вязалось с Женькой, очень приятной, мягкой, вечно опекающей своих друзей, поэтому ее нарекли Бабусей. Она не возражала.

– Ветер, ты меня извини, но я не приеду, – прокричал Егор в трубку, откуда раздавался сплошной треск. – Я бухаю и завтра с утра не смогу сесть за руль…

Но Ветер то ли не расслышал его из-за помех, то ли сделал вид, что слова Егора потонули в треске.

– Барин, мы тебя ждем! – прокричал он и отсоединился.

Егор грязно выругался (трезвый он не выражался совсем), швырнул трубку за спину и глотнул вискаря прямо из горлышка. Когда алкоголь обжег горло, закинул в рот кусок селедки с прилипшим к нему колечком лука, ломтик хлеба, кругляш остывшей картошки и принялся яростно работать челюстями.

– Не поеду я никуда, – проворчал он, немного успокоившись. – Тащиться за триста километров неохота. Да и погода ужасная – все дни льет как из ведра, дорога ни к черту…

Стоило только произнести эти слова, как Егор понял, что точно поедет к Ветру. За триста километров по мокрой дороге.

Восемь лет назад именно на такой Баринов попал в страшную аварию. Его машина на бешеной скорости влетела в «Газель», погибли люди: два пассажира его автомобиля и водитель грузовичка, скончавшийся от потери крови на пути в больницу. Егор же отделался множественными переломами и сотрясением. «Болячки» быстро зажили, а вот от чувства вины и страха перед мокрой дорогой он до сих пор до конца не избавился. Первое же время Баринов совсем не садился за руль. Боялся. Не за себя – за других. Но через полгода заставил себя занять водительское место и тронуться. Ехал со скоростью тридцать километров в час. Ему протестующе сигналили те, кто двигался позади, кто-то кричал в окно «Чайник!», когда появлялась возможность его обогнать, но Егор не ускорялся. «Тише едешь, дальше будешь!» – повторял он как заклинание и почти месяц передвигался исключительно медленно.

Но со временем осмелел и вернулся к привычной, быстрой, манере езды. А вот в дождливые дни еще год за руль не садился. Вызывал такси и ехал на заднем сиденье позади водителя, самом безопасном, внутренне замирая всякий раз, как машина входила в поворот.

Чтобы избавиться от этого страха, Егор даже к психологу обращался, но тот мало ему помог. А вот друг Славка Кравченко – да, помог. В дождливую погоду он приезжал к Баринову на учебной машине из автошколы (его брат работал там инструктором), вытаскивал Егора из дома, сажал за руль и заставлял ездить сначала по двору, затем по тихим переулкам, а впоследствии по шоссе. Зная, что в случае чего Слава остановит машину сам, Егор чувствовал себя спокойнее.

В итоге Баринов победил свой страх. Не до конца, конечно, но, по крайней мере, перестал быть рабом собственной фобии. И теперь ездил на машине в любую погоду, а в дождливую особенно часто – чтобы избавиться от страха окончательно.

Именно поэтому он сегодня ехал к Ветру… За триста километров по мокрой дороге, которая все не кончалась…