Ева

Красота изменчива…

Большинство женщин утрачивает ее со временем.

Есть те, которые с годами становятся лучше. Их сравнивают с дорогим вином.

Ева Шаховская не относилась ни к тем, ни к другим. Она была хороша и девочкой, и девушкой, и став зрелой женщиной, по праву гордилась своей красотой. В этом Ева пошла в бабушку, княжну Шаховскую. Та до семидесяти лет оставалась невероятно привлекательной и кружила головы мужчинам, годящимся ей в сыновья…

Еве в этом году исполнился сорок один год. Возраст не критичный, а все же… пятый десяток. Да, времена Бальзака прошли, и в двадцать первом веке сорокалетняя женщина считается еще довольно молодой. Однако все Евины приятельницы-одногодки скрывали свой возраст и прочно сидели на «уколах красоты». Выглядели они изумительно, на тридцать пять максимум, но все как-то одинаково. Шаховская, глядя на их гладкие лица со странно растянутыми в застывших улыбках ртами, радовалась тому, что не поддалась стадному чувству и осталась верной обычным кремам от морщин. Бабка ее, покойница, считала лучшим средством для поддержания кожи в тонусе простоквашу. Ева ею нет-нет да тоже пользовалась. А еще ходила на массаж. Вот и все. А неглубоких мимических морщинок не стыдилась. Как и возраста. Когда спрашивали, сколько ей, честно отвечала: «Сорок один». Приятельницы ахали и закатывали глаза.

Сегодня Ева выглядела не лучшим образом. А все из-за недосыпа. Времена, когда она после бурных ночей оставалась свежей, как майская роза, прошли. Теперь Ева щадила свой организм, опасаясь того, что он отомстит ей синяками под глазами и отечностью. Даже крепкие напитки практически перестала употреблять. Хотя раньше любила выпить, особенно настоящей перцовки. Она и сейчас иногда позволяла себе излишества. Но только если знала, что следующий день сможет провести дома, не показываясь на люди с помятой физиономией. Причиной сегодняшнего недовольства собой была, впрочем, совсем не перцовка. А двенадцатичасовой перелет из Америки. Бедная Ева вынуждена была сидеть в «экономе» и не смогла сомкнуть глаз. Билетов в бизнес-класс не оказалось, а в Москву нужно было попасть срочно. Пришлось соглашаться на «эконом» и сидеть в ужасном кресле, да еще между двумя не самыми приятными людьми. Ева пыталась поменяться местами с кем-нибудь из бизнеса-класса, козырнув своим именем, но никто не согласился. А один дядя еще и обидел вопросом: «Ева Шаховская? Не знаю такой!»

Не сказать, что это был сильный удар по самолюбию, но приятного мало. Еще три года назад ее имя гремело, песни звучали, как говорится, из каждого утюга, а сейчас есть те, кто уже и не помнит Еву Шаховскую. Слава так же легко ускользает, как и красота, и если последняя осталась верна ей, то первая…

Увы, нет!

Успокаивало одно: из шоу-бизнеса Ева Шаховская ушла сама. Спустилась с музыкального Олимпа по доброй воле, а не была скинута вниз, как многие, в том числе ее брат Денис. Он же Дусик для своих и Дэнис для публики. Как певец брат был востребован только до тех пор, пока спал с продюсером. Тот вкладывал деньги в своего любовника, и оба были довольны. Но наигравшись с Дусиком, покровитель потерял к нему интерес. Без мощных финансовых вливаний безголосый и откровенно гомосексуальный Дэнис был никому не интересен. И пусть до самой вершины он так и не добрался, но падал стремительно и драматично. Отбил себе все мозги, из-за чего пошел на преступление. Желая озолотиться, Дусик чуть не убил человека. И, ожидаемо, сел в тюрьму. Выйдя, снова ввязался в криминальную историю, и снова ради денег, способных вернуть его в шоу-бизнес. Но в этот раз все закончилось плачевнее – его убили. Это было семь лет назад. И о певце Дэнисе за это время никто не вспомнил. Будто и не было его.

А сколько еще таких «однодневок», канувших в Лету… Сотни, если не тысячи.

…Ева в очередной раз вспомнила кошмарный перелет и нахмурилась. Если верно говорят, будто радость жизнь продлевает, а негатив укорачивает, то она потеряла как минимум неделю. Добравшись до дома, она немного поспала. Потом приняла контрастный душ, выпила кофе. Если бы не одно очень важное мероприятие, она провела бы остаток дня иначе. Заказав из ближайшего ресторана русской кухни разносолов, уселась бы перед телевизором с графином ледяной водочки. В пижаме, маске для волос и со слоем жирного крема на физиономии. Затем, сытая и чуть пьяная, повалялась бы в ванной. А потом допила бы водочку и улеглась в кровать с берушами в ушах и неуложенными волосами.

Но Ева прилетела в Москву специально для того, чтобы попасть на торжественный вечер в Дворянском собрании. Давно, еще в конце девяностых, Ева по праву заняла место среди его членов. Тогда это было модно, и многие нувориши запросто скупали грамоты, подтверждающие их якобы благородное происхождение. Зачастую эти новоявленные «дворяне» были просто-напросто братками, прадедушки которых жгли и разоряли помещичьи усадьбы. Истинные дворяне таких презирали, забывая о том, что сами аристократы едва ли наполовину. И это в лучшем случае. Тот же основатель Собрания, граф Бестужев, был рожден простолюдинкой из глухого села. Пусть и хорошо образованной, благодаря тому, что в СССР крестьянским детям везде была дорога. В Еве же «голубая кровь» разбавилась сильнее. Истинной аристократкой была лишь бабка. Но зато с какой родословной! По матери Анненкова, по отцу Шаховская. Два именитых рода объединились, чтобы на свет появилась Элеонора. Если бы не революция, бабка могла стать чуть ли не самой завидной невестой Российской империи. И титул, и богатство. Все при ней. А если прибавить к этому ее невероятную красоту… А потом приплюсовать шарм, обаяние и хитрость…

Да бабка могла бы императрицей стать, если б захотела!

Ева унаследовала бабкину красоту и фамильные черты Шаховских. И даже имя бабка ей сменила: с простецкой Ефросиньи на изысканную Еву. Элеонора родила сына Эдуарда от Петра Новицкого, выходца из поповской семьи, тот тоже женился на самой обычной девушке, и на свет появились Фрося с Дениской. А потом Ева поменяла и фамилию, гордясь наследием предков. А о ближайших родственниках – простолюдинах просто не упоминала.

Но сегодня на вечере в Дворянском собрании она будет представлять не Шаховских, а Анненковых. Из Парижа в Москву прилетел князь Евгений, прямой потомок декабриста Ивана Александровича. Его прадед в семнадцатом году прошлого века эмигрировал во Францию и воссоздал там Дворянское собрание по образцу петербургского. Его дело продолжили сыновья, а потом внук и правнук. Евгений на исторической родине бывал, но ребенком. И вот решил посетить Россию в сознательном возрасте. Еву, как представительницу рода Анненковых, очень просили присутствовать при встрече дорогого гостя. И она не отказала. Даже согласилась на перелет в «экономе» – не столько, чтобы уважить предводителя дворянства, графа Бестужева, сколько желая познакомиться с дальним родственником…

С близкими у Евы отношения как-то не складывались.

До начала приема оставался час. Немного, но этого времени должно хватить на сборы и дорогу. Благо Собрание располагалось в километре, и Ева намеревалась пойти пешком, так быстрее будет. Обычно она опаздывала, когда на пять минут, а, бывало, и на час. Но на этот раз решила явиться вовремя, вспомнив о том, что точность – вежливость королей.

Стоя у зеркала, Ева приводила в порядок волосы и радовалась тому, что ей идут строгие прически. На сложную укладку времени не оставалось, и она сделала высокий пучок. Но чтоб прическа не смотрелась скучно, украсила волосы старинным серебряным гребнем. Купила Ева его на блошином рынке Мадрида, наметанным глазом определив ценную вещь. Уж в чем в чем, а в антиквариате и украшениях она разбиралась как никто. Даже подумывала открыть шоу-рум со старинными вещицами, но пока руки не доходили.

Собравшись за рекордное для роскошной женщины время, Ева прошествовала в прихожую. Перед тем как покинуть квартиру, бросила взгляд в большое овальное зеркало. В него еще бабка смотрелась, когда жила в этой квартире. А внучка наблюдала за ней и восхищалась. Элеоноре тогда было гораздо больше, чем Еве сейчас, но выглядела она лучше многих сорокалетних. В школе родительницы поначалу принимали ее за мать маленькой Фроси. А одноклассники девочки в разговорах называли бабку леди Лина. Голубоглазая блондинка, стройная, элегантная, всегда с иголочки одетая Элеонора на самом деле выглядела как истинная леди. Еве хотелось надеяться, что и она от бабки не отстает. Вот только отражение в зеркале не спешило с ней соглашаться. Нет, внешне она была копией бабки: голубоглазая, белокурая, стройная. Одета «с иголочки» и с некоторых пор весьма элегантно, хотя раньше предпочитала откровенные наряды с неизменным декольте. Вот только на леди никак не тянет…

«Ты как щенок из помета уличной шавки, на которую взобрался породистый пес по недосмотру хозяина, – как-то выплюнула Еве в лицо бабка. – И пусть экстерьер взяла от родителя с родословной, но нутро-то не спрячешь! Как есть дворняжка!» Это было обидно. Особенно потому, что Элеонора много лет твердила Еве-Ефросинье о том, что именно в ней сосредоточились все фамильные черты Шаховских и Анненковых. Но когда бабка с внучкой разругались, Ева в одночасье превратилась в «дворняжку» и «потомство уличной шавки».

А все потому, что Элеоноре никогда не нравилась жена сына Эдика. Она называла ее деревенской дудоней. И не разрешила бы разлюбезному чаду на дудоне жениться, если бы не разочаровалась в нем самом. Дело в том, что дворянский внук и сын весьма достойного отца трижды оказывался в тюрьме. «Откинувшись» после первой трехлетней отсидки, он и женился. Элеонора понимала, что шансов заполучить достойную, по ее мнению, жену у сыночка нет. Потому дала добро на брак. Но когда сын получил второй срок, прокляла его. А его детей после кончины «деревенской дудони» забрала себе.