Глава 4

Женщина, стоящая у окна, была прекрасна!

Тонкая, высокая, грациозная. Поза, в которой она застыла, позволяла оценить изящный изгиб бедра. Женщина стояла, чуть отставив длинную ногу, и Родион едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не прижаться к ней губами.

Он подошел к проигрывателю компакт-дисков (старенькому, но служившему верой и правдой), нажал на копку пуска. Из динамика зазвучала красивая инструментальная композиция. Родион слушал только такую. Или пение а-капелла. По его мнению, музыка и голос не сочетались. Либо одно, либо другое. Иначе одно отвлекает от другого. А зачастую марает… одно или другое.

– Как ты прекрасна! – прошептал Родион. Он знал, женщина не услышит его. Но это не имело значения. Он хотел сказать это, вот и сказал.

Из окна лился солнечный свет. Не слепящий, полуденный, а приглушенный, предзакатный. Очень теплый, мягкий, уютный. С бронзовыми бликами. Этот свет обволакивал тело женщины, и она была похожа на статую.

Родион подошел к ней, медленно опустился на корточки.

Робко приложился щекой к ее ноге. Она оказалась теплой. Солнце нагрело ее.

Закрыв глаза, Родион стал тереться о колено женщины. Как кот. И только потом позволил себе запечатлеть на нем поцелуй.

– Родя! – послышалось из-за двери. – Родя, ты дома?

Он вскочил на ноги, едва не уронив женщину. Она бы рухнула на пол, но Родион успел ее удержать.

– Родя!

– Тут я, тут! Иду! – проорал он и стал торопливо натягивать на себя одежду. До этого момента он был обнаженным. Как и его женщина.

В дверь заколотили.

– Ты зачем запираешься? Что за моду взял? – возмущался дед, явившийся, как всегда, без предупреждения. – Живет один и запирается, как будто в коммуналке!

– Если бы ты не шастал, не запирался бы, – пробурчал Родион себе под нос и бросился открывать.

Квартира эта принадлежала деду. Поэтому он и заваливался в нее, когда хотел.

Когда Родя разменял четвертый десяток, на семейном совете было решено отселить его от родителей. А то, живя с ними под одной крышей, так и не женится. Когда завтраки готовит и носки стирает мама, в заботе другой женщины не нуждаешься. А будет один обитать, глядишь, озаботится поиском второй половинки. Опять же станет для барышень более привлекательным. Мужчина, в тридцать лет живущий с мамой и папой, мало кого заинтересует.

И дед пошел на жертву. Он согласился уступить внуку свою квартиру, сам переехал к дочке с зятем. Однако без присмотра Родю не оставил. Навещал чуть ли ни через день. То цветы проверить, то сантехнику, она была старой, то почту. И Родю, конечно же! Сам дед в молодости был, как он сам выражался – «борогозником». Любил выпить, погулять. Женщин обожал. Из-за чего с первой женой развелся. Та не смогла его измены терпеть. И если б один жил в те годы, то устраивал бы в квартире «фестивали» (опять же слово из его лексикона). А если бы был трезвенником, как внук, то уж девочек водил бы точно.

Вот только Родя, как ни приди, всегда бывал в квартире один. Если, конечно, не считать пластиковой бабы, что стояла у окна. Дед, когда первый раз ее увидел с улицы, подумал, живая. Решил, внук обзавелся подружкой. А оказалось, у окна манекен стоит.

По прошествии полугода, ровно столько Родя жил отдельно, манекен продолжал стоять на том же месте. Что деда выводило из себя!

– Убери ты эту дуру пластиковую от окна, – громыхнул он, ввалившись в комнату. – Зачем ей стоять именно здесь?

– Я тебе объяснял двадцать раз.

– Ты все про освещение?

– Именно.

– Родя, я понимаю, вы, творческие натуры, с прибабахом, но соображалка и у вас есть. Работаешь – ставь к окну. Уходишь из дома – убирай. У тебя же она вечно тут стоит! Зачем?

– Сейчас я работал…

– Что-то я не вижу тряпок!

– Я создавал образ в голове.

– А! – Дед в сердцах махнул рукой и зашагал в кухню.

Родион был модельером. Вернее, пытался им стать. Поэтому наличие манекена в доме не вызывало подозрений. Тем более Родя постоянно на него, вернее, нее, Леду (именно такое имя он дал своей пластиковой красавице), надевал наряды собственного производства. Все думали, он создает коллекцию. Но то, во что он наряжал Леду, предназначалось лишь ей. А у окна она стояла всегда потому, что Родя, возвращаясь домой, хотел видеть ее. Леда как будто встречала его. Ждала… Стоя у окна. На котором тюль был настолько прозрачный, что не маскировал ничего, а подергивал словно дымкой точеный силуэт.

– Пойдем пить чай, – послышалось из кухни. – Мать пирогов прислала, твоих любимых, со щавелем.

Родя поспешил на зов. Пироги эти он на самом деле обожал. Никто не мог их печь так, как его мама. Родион много раз спрашивал у нее, в чем секрет, она лишь пожимала плечами и отвечала, что не нужно жалеть сахара, готовя начинку.

Пироги он любил запивать молоком. К счастью, оно в холодильнике имелось. Оказавшись в кухне, Родя достал коробку и вылил ее содержимое в большую кружку, именуемую бульонницей.

– Как твои дела? – спросил дед, заваривая себе чай. Молоко он терпеть не мог с детства.

– Нормально.

– Вечно у тебя так…

– Разве это плохо?

– Конечно. Нормально – это никак. – Дед скрестил руки на груди и посмотрел на внука своим фирменным, как выражалась мама, прокурорским взглядом: – Девушку не завел?

– Нет.

– Почему?

– Дед, это же не котенка завести. Пошел в зоомагазин или на птичий рынок и выбрал того, кто приглянулся.

– По мне, так даже проще! Котят только в зоомагазинах и на птичьих рынках продают. А девушки, они везде. На улице, в метро, в кафе. Я, бывало, за день с пятью знакомился, с тремя встречался и с парой в койке оказывался.

– Дед, сейчас другие времена. На улицах мало кто знакомится.

– А где знакомятся?

– В Интернете.

– Тьфу! – Дед в сердцах сплюнул. – Там такое подсунут. Вон мать твоя заказала себе платье на юбилей. Так прислали не тот размер и цвет. Так ведь и с девушкой получиться может. Знакомишься со стройной блондинкой, а на свидание толстуха придет с красными волосами! Да еще, не дай бог, с пробитым носом и зеленым драконом на плече. – Это дел имел в виду пирсинг и татуировку. Девушки, что украшали себя подобным образом, его ужасали. – Ладно, возьму это дело в свои руки.

– Не надо! – возопил Родя, едва не подавившись пирогом.

– Поспрашиваю у знакомых своих, может, есть у кого внучка на выданье, – не стал его слушать дед. – Меня тоже с твоей бабкой родственники познакомили. И как жили хорошо.

Родя мысленно усмехнулся. Это дед с бабкой хорошо жили? Да он постоянно куролесил, а она его за это поедом ела. Но в отличие от первой супруги терпела. Что в конечном итоге свело ее в могилу довольно рано – умерла бабушка в пятьдесят девять лет от сердечного приступа.

– Ладно, пойду я, – сказал дед, когда пироги были съедены. – Футбол через два часа, а у тебя телевизор крохотный! Неужто не можешь себе нормальный купить? В кредит же дают.

– Мне достаточно и такого. Ты же знаешь, я не любитель телевидения.

Он проводил деда до двери. Попрощался с ним. После чего вернулся в комнату… К своей Леде.

Он нашел ее на свалке. Только переехав в квартиру деда, понес выбросить стариковский хлам и увидел эту женщину. Она лежала в куче мусора, отмокших после дождя ящиков, тряпок, поломанной мебели. Родя не сразу понял, что это манекен. В свете заходящего солнца кожа казалась живой, чуть загорелой, бархатной. Решив, что девушка жертва какого-то преступления, он бросился к ней на помощь. Оказалось, помощь не требовалась. В куче мусора лежала пластмассовая кукла.

Родион поднял манекен, осмотрел. Не заметив особых повреждений, взял с собой. Ему, как модельеру, не помешает.

Он отмыл Леду (тогда, правда, она еще не имела имени), кое-где, как сказал бы дед, подшаманил и поставил у окна, чтобы естественно осветить силуэт. При искусственном освещении манекен совсем не походил на человека, а ему нужно было представить, как будет выглядеть настоящая женщина в платье, что он задумал. Он накидывал на плечи Леды ткани, подбирал, выбрав нужный материал, драпировал, скалывал. В итоге так увлекся, что вместо того, чтобы отправиться спать, занялся кроем, затем уселся за машинку. Платье было готово к утру! Пусть и без чистовой отделки. Оно получилось невероятным. Роде даже снимать с манекена его не хотелось. Да и лень было – он чудовищно устал. Не потрудившись раздеться, он рухнул на кровать и вырубился…

Ему приснилась Леда! Это имя пришло во сне, да…

Родион помнил, что так звали древнегреческую царицу, которой Зевс, плененный ее красотой, овладел, обратившись лебедем. А так как платье, что он сшил для пластиковой девушки, отдаленно напоминало греческую тунику, а его широкие рукава – крылья, то имя ей чрезвычайно подходило.

Родин смотрел на нее и тут уловил движение. Леда чуть повела плечом. Затем изогнула шею. Ее приподнятая и согнутая в локте рука вытянулась. Леда будто разглядывала себя. А скорее платье, что сшил для нее Родя. Изучив его, она повернулась. Лицо было так же безмятежно. Но в нем появилось нечто… Внутренний свет? Он наполнил глаза и рот лаской. Леда улыбалась Роде. И чуть заметно кивала головой. Благодарила за наряд.

Сон оборвался неожиданно. Родя отлежал руку, которую сунул под голову, пришлось менять позу. Когда он сделал это, сон ушел.

Открыв глаза, Родион посмотрел на Леду. На миг ему показалось, что она все еще жива. Солнечный свет падал на нее таким образом, что создавалось впечатление, будто она чуть повернула корпус, чтоб поглядывать из-за плеча на Родю. Вот только это была иллюзия! Увы…

После той ночи, а вернее утра, он не мог относиться к своей находке, как к обычному манекену. Для него она была женщиной, душу которой какой-то гневливый бог (не Зевс ли?) заключил в тюрьму пластикового тела. Хорошо, что она могла иногда покидать его, являясь к Роде в снах…

Да и сны ли то были?

Уж очень реальны.

Родя полюбил Леду не сразу, но очень скоро. Впервые за тридцать лет это чувство накрыло его.

Он всегда был со странностями. С чудинкой, как говорила мама. Или, как выражался дед, имеющий свой неповторимый лексикон, «с фиалками в башке». Родители считали это проявлением творческой натуры – Родя прекрасно рисовал, лепил, вязал, и радовались тому, что сын не хулиган и двоечник. Уж лучше пусть сам с собою разговаривает или ни с того ни с сего начинает что-то напевать, да не дома, а на уроке или в переполненной маршрутке, зато тихий и прилежный. А вот дедушку это беспокоило. Не должен, по его мнению, пацан таким быть. А уж когда он увидел, как Родя салфеточки крючком вяжет да спицами шарфики, забил тревогу.

– Ваш сын растет педалькой, – выдал он как-то дочери.

– Кем? – опешила та.

– Заднеприводным.

– Папа, что за технические термины? Педали, приводы… Объясни толком.

– Да гомосексуалистом растет твой сын.

– Перестань! – возмутилась мать.

– Точно тебе говорю.

– Знаю. Тебе не нравится его хобби, ты считаешь, что вяжут только женщины, но это не так. К тому же Родя хочет стать модельером…

– Да, да. Среди них как раз большая половина педалек, – не отступался дед.

Но оскорбленная мама не пожелала его больше слушать. Упрямый дед вернулся к этому разговору спустя время, когда внук учился в десятом классе.

– Ты все еще будешь утверждать, что Родя не сбитый компас?

– Чего?

– С ненормальной ориентацией.

– Опять ты за свое! – простонала мама. – Да, теперь он еще шьет и собирает украшения. Но это не доказательство…

– Это – нет. Юдашкин с Зайцевым тоже шьют, а семьи имеют, я почитал. А вот что у Роди девочки нет, это наводит на размышления.

– Ему только семнадцать. Не у всех в этом возрасте они есть.

– Но он даже симпатию не проявляет ни к какой! Не говорит, кто ему нравится, в гости никого не зовет.

– Он и мальчиков не зовет. Такой он у нас.

Да. Он был такой. Не просто закрытый – забетонированный, как бомбоубежище. Даже родителей держал на большом расстоянии, а уж посторонних подавно. Хотя был со всеми вежлив, мог поддержать разговор, посмеяться. С одноклассниками и ребятам из художки нормально ладил. Но ни с одним не поддерживал отношения вне школы.

Мама начала беспокоиться, когда сыну исполнилось двадцать пять. У некоторых его ровесников семьи, у большинства невесты, у кого-то куча девушек, а у Роди никого. Она, грешным делом, стала мечтать о том, чтоб ее сын оказался геем. Тогда все объяснимо. И не так подозрительно. Да, ей хотелось бы видеть сына… кхм… не сбитым компасом, но лучше уж он будет им, а не вечным одиночкой. А что? Сейчас за границей и брачными узами им сочетаться разрешили, и детей усыновлять позволят скоро. И в России стали терпимее относиться к однополым союзам…

Но Родя не проявлял интереса и к парням тоже!

Она пыталась с ним разговаривать на эту тему. Но сын отвечал уклончиво, а чуть надавишь, он нырк в свой бетонный бункер, и попробуй достучись.

Когда Родя отметил свое двадцатисемилетие, родители облегченно выдохнули. Их сын стал встречаться с девушками. Домой никого не приводил, но начал подолгу разговаривать по телефону (мама прислушивалась – голоса были женские), какие-то подарочки покупать, иногда его привозили девушки к подъезду или забирали, и Родя до утра где-то пропадал. Вот только выводы их были ошибочными. Родион устроился работать в крупное модельное агентство помощником директора, и все его контакты с барышнями носили сугубо деловой характер, пусть и с налетом приятельских отношений. Уж такой был этот модельный бизнес, в нем все делали вид, что без ума друг от друга. А ночами он за моделями на крупных показах в каких-нибудь клубах присматривал. Вот и все…

Родион вернулся в комнату. К Леде.

Пока они с дедом кушали, солнце скрылось. Не за горизонтом, а за тринадцатиэтажкой, стоящей напротив дедова дома. В сумрачном свете тело Леды совсем не походило на живое. Но хуже другое, на нем становились заметны изъяны – вмятинки на пластике, пятнышки. Чтобы не видеть их, Родя торопливо натянул на Леду платье. А ее голову обвязал шарфом.

Теперь совсем другое дело!

Как живая…

Он послал Леде воздушный поцелуй и направился в соседнюю комнату. В мастерскую. Там его ждало незаконченное свадебное платье. Он работал над ним уже неделю, дольше, чем над всеми остальными туалетами, но дело пока к завершению не близилось. А все из-за Родиных метаний. Хотелось сшить что-то грандиозное. Идей было много, вот он и переделывал свадебный наряд уже три раза. Но и последним вариантом был не очень доволен.

Зазвонил телефон. Родя отправился на его поиски. Была у него дурная привычка засовывать сотовый то под диван, то под подушку, то в ящик. А как-то он обнаружил его в холодильнике. Убирая туда масло, машинально и телефон положил.

На сей раз место, в котором он нашелся, оказалось не таким экзотическим. Всего лишь «карман» швейной машинки. Телефон лежал среди ниток и шпулек. Родя взял его, поднес к уху.

– Родя, ты не представляешь, что произошло!.. – услышал он возбужденный крик своей знакомой модели. – Это просто кошмар!

– Слишком длинное вступление, – буркнул он. – Переходи к сути. Что случилось?

– Убийство! – Голос сорвался. «И» прозвучало как визг. Родя передернулся, неприятный звук.

– Кто погиб?

– Красотуля! На нее ночью напали, когда из ресторана шла. А я, представляешь, только утром ее видела. А вечером лайкала ее свежие фотки… И вот ее нет!

– Это печально.

Повисла пауза.

– Ты так это говоришь, будто тебе все равно, – вновь заговорила девушка. Голос у нее был уже не возбужденный, а недовольный. – Или ты уже знал о том, что она мертва?

А он на самом деле знал…

Роде это приснилось. Поэтому свадебное платье, которое он шил для Красотули, в последнем варианте напоминало саван.