Он закрывает весь коридор.
Куртка уже скинута. Рубашка распахнулась, открывая выпуклую грудь, четкие кубики пресса и темную полоску, убегающую за ремень черных брюк. На месте раны что-то белое с кровавыми подтеками. Кажется, он нашел мою аптечку.
Мы встречаемся взглядами. У него бледное лицо и губы. На виске дрожит жилка. Я нервно сглатываю, уставившись на нее.
Звонок в дверь раздается так неожиданно, что мы оба вздрагиваем.
Я подаюсь назад. Павел делает шаг ко мне, и я оказываюсь зажатая между ним и стеной.
– Не открывай, – он нависает надо мной с хмурым видом.
– Но…
– Я сказал: не открывай, – голос становится жестче.
Но теперь уже разрывается мой телефон.
– Я просто посмотрю! – выскальзываю под рукой у Павла.
Он пытается меня задержать, но отступает и с шумным вздохом припадает к стене. Кажется, я задела локтем его рану.
Протискиваюсь на кухню.
На телефоне мигает незнакомый номер.
Беру трубку.
– Алло, это курьер. Я тут у вас, у двери. Откройте.
– Хорошо, одну минуту.
Поднимаю голову и снова сталкиваюсь взглядами с Павлом. Тот стоит в дверях кухни и пристально смотрит на меня.
– Там курьер пиццу привез, – я будто оправдываюсь.
– Скажи курьеру, пусть поставит коробку под дверью, – цедит он.
Нервно сглатываю.
– Ок, коробка под дверью, – слышится от курьера.
Эй! Он же единственный, кто мог мне помочь!
Связь обрывается.
– Что ты здесь забыл? – вновь поднимаю взгляд на Павла.
Рука нервно стискивает телефон.
– Не твое дело, – усмехается Островский. – Благодарю, что впустила. На этом все.
– Что – все? – кровь отливает у меня от лица.
Павел переводит взгляд с моих губ чуть ниже. Скользит по шее, смотрит прямо на грудь.
Я спохватываюсь, прикрываюсь руками. Полы халатика слегка разошлись, открывая больше, чем надо. И ткань такая тонкая, почти прозрачная! Чувствую себя голой под мужским раздевающим взглядом. Надеюсь, Островский не догадался, что под халатом у меня ничего нет?
Павла ведет. Кидаюсь к нему, забыв про халатик. Помогаю усесться на стул.
– Может, все же “скорую” вызвать?
Островский мотает головой.
– Пиццу давай, – говорит он.
Я киваю и несусь к двери. Действительно, курьер оставил ее на пороге.
Возвращаюсь с теплой коробкой на кухню и ставлю перед Островским на стол. Даже крышку сама открываю.
Приятный аромат выпечки заполняет воздух.
Мужчина берет кусок и откусывает его сразу целую половину. Я так и сижу напротив него, пока он ест мою пиццу. А с его раной вообще можно есть?
Красивый такой…
Не могу глаз оторвать. Да и от воспоминаний отделаться не могу. Тело до сих пор чувствует его тяжесть, как он вдавливал меня в пол коридора.
В его кармане гудит телефон. Похоже, поставлен на “вибро”.
Не глядя на экран, Павел прикладывает трубку к уху:
– Да, Коминтерна семьдесят пять. Подъезжай, я сам выйду.
Я от волнения прячу руки между коленей и стискиваю до боли.
Он знает адрес моего дома. Значит, не случайно здесь оказался. И уже точно не ради встречи со мной.
– Что происходит? – спрашиваю сиплым голосом.
– Меньше знаешь – крепче спишь, – подмигивает Островский и с видимым аппетитом уплетает уже пятый кусок.
Похоже, он не собирается ничего объяснять.
С тоской провожаю остатки пиццы, исчезающие у него во рту.
За окнами вспыхивает свет фар. Он мерцает несколько раз, и Павел тут же встает. Достает из кармана бумажник. Вынимает пачку зеленых купюр и бросает на стол.
Крупная сумма. Слишком крупная. Я таких денег в руках не держала.
– Бери и уматывай отсюда.
– А?.. – в прострации отрываю взгляд от купюр и смотрю на него.
– Уезжай, – поясняет он жестким тоном. – Из этого района, а лучше из города. Или вообще из страны. Не возвращайся как можно дольше и никому обо мне не рассказывай.
– Почему? – тревога сжимает горло.
– Сделай, как я сказал – и с тобой ничего не случится.
От его слов становится только страшнее.
– Паша… это… это шутка? – мой голос дрожит.
Островский качает головой:
– Мне пора. Приятно было повидаться.
– Что? Повидаться?
Внутри вспыхивает внезапная злость. Я вскакиваю. Бегу за ним в коридор.
– Островский! Объяснись! Что ты наделал? Куда ты меня втянул?
Но он уходит, оставляя меня одну.
Я бью кулаком в закрытую дверь. Затем несусь к окну, откуда слышен шум отъезжающей машины.
Черный автомобиль выруливает со двора. Жаль, я не разбираюсь в марках машин. А с другой стороны…
Перевожу взгляд на стол. На деньги.
Напряжение медленно отпускает. Я бессильно опускаюсь на стул и начинаю смеяться.
Сначала тихо, затем все громче и громче.
Это пройдет. Это нервное.
Какие бы тайны не скрывал Павел Островский, им не сравниться с моей.
Я никогда не признаюсь, что у меня есть дочь… от него.
***
Встреча с Островским не выходит у меня из головы. Да еще по дому ходит полиция, опрашивает жильцов. Под окном на лавочке шушукаются бабульки. Я невольно замираю под приоткрытой фрамугой, навострив уши.
– Слышала, Никитична, у нас в сквере бандита нашли. Ну того, Ставра, который в розыске.
– Да ты что? И что он там делал?
– Говорят, раненый лежал. Его “скорая” увезла.
Тарелка выскальзывает из трясущихся пальцев.
Звук битой посуды заставляет подпрыгнуть и в панике замереть.
Островский! Вот сволочь!
Вот ни разу не сомневаюсь, что это его рук дело!
Какого черта устроил разборки в моем дворе? Да еще этот, как его… Ставр. Я видела новости по телевизору. Это местный авторитет. Уж не знаю какого уровня, но его разыскивали по подозрению в вымогательствах и убийствах.
Каким образом он оказался у нас в сквере? И каким образом там оказался Павел?
Не хочу думать об этом.
До вечера пытаюсь забыть о случившемся. Но ночью просыпаюсь от шума машин, мужских голосов в подъезде и всепоглощающей паники. С замиранием сердце смотрю в потолок и жду.
Чего жду – не знаю. То ли звонка, то ли скрежета отмычки в замке.
Но шум постепенно стихает. Голоса замолкают, хлопает дверь парадной. Уезжают машины.
С громко колотящимся сердцем, мокрая от холодного пота, я вскакиваю с постели. Достаю чемодан, швыряю туда вещи с полок.
Островский пугал не зря. Нужно срочно убираться отсюда! И желательно не в Степновку к родителям. Там у меня ребенок, не хочу, чтобы он пострадал.
На кухне, в ящике стола, лежат оставленные Павлом деньги. Хватаю пачку и запихиваю в чемодан между бельем. Подумав, достаю пару сотенных купюр и кладу в сумочку. Затем сама одеваюсь. Беру телефон.
– Лиз, – набираю подругу, – привет, разбудила?
У той сонный голос:
– Мать, ты хоть видела, сколько времени?
– Прости, – виновато кошусь на часы, показывающие четыре утра. – Можно я к тебе приеду? Перееду?
– Что-то случилось?
– Потом расскажу…
– Это срочно?
– Да, очень.
Ежусь, вспоминая шаги за дверью.
– Лан, приезжай. Я кофе поставлю, все равно уже не засну.
Пока жду такси, сижу как на иголках. Лизка хорошая, но стоит ли ей рассказывать правду? В конце концов решаю молчать. Пусть думает, что я съехала, потому что меня уволили.
Лизка встречает с вейпом в руках. Ее окутывает облако фруктового дыма, а я начинаю кашлять. Ненавижу эту дрянь.
– Извини, – она убирает вейп, – никак не могу бросить, уже чего только ни делала.
– Так не надо было начинать, – хриплю, нащупывая ингалятор.
– Тебя не спросила, мамочка, – кривится она. – Пошли кофе пить, расскажешь, что с тобою случилось.
Следующие полчаса я сижу за столом с чашкой горячего кофе и дозированно выдаю информацию. Никакого Островского или бандитов в моем рассказе и близко нет.
Лизкины глаза сверкают праведным гневом:
– Офигеть! Этот твой Саныч настоящий козел! Как он смел уволить тебя?
– Ну, – философски пожимаю плечами, – контракт закончился. Имел право. Он просто не стал его продлевать.
– Все равно сволочь! – Лизка бьет кулаком по столу. – И что теперь думаешь делать?
– Искать работу. Потом жилье. Ты не против, если я у тебя пока поживу?
Мне не по себе от мысли, что придется остаться одной.
– Да не вопрос. Располагайся. К тому же я тут почти не бываю: днем на работе, а ночую у Даньки, – она называет имя своего парня. – Ты сегодня чудом застала меня. Данилу на ночное поставили.
Я вспоминаю, что парень у нее врач “скорой помощи”. Надеюсь, это не он забирал Ставра из нашего сквера?
– Когда меня нет, можешь спать на кровати, – продолжает Лизка, бросая голодные взгляды на вейп. – А так я тебе на диване постелю, ты не против?
Конечно же я не против. Да хоть на полу, лишь бы уже почувствовать себя в безопасности.
Следующие дни пролетают в попытках найти работу. Лизка дома почти не живет, пропадает у своего парня. Я тихо радуюсь, потому что квартира у нее однокомнатная. Хорошо, что кухня большая и там стоит удобный диван.
О причинах моего переезда мы больше не говорим. Деньги, оставленные Павлом, я решила не трогать, а мои скромные сбережения быстро кончаются, потому что я продолжаю каждую среду отсылать родителям деньги. Они не должны заподозрить, что у меня что-то не так.
Мне жутко неловко и стыдно, что Лизка приносит продукты. Я не могу позволить себе купить мясо, разве что пачку дешевых сосисок.
Но подруга отмахивается:
– Ерунда. Разбогатеешь – отдашь.
Неделю спустя возвращаюсь в прежнюю квартиру за оставшимися вещами. Нужно освободить жилье, пока месяц не закончился, иначе придется и за следующий платить.
Войдя в кухню, понимаю, что в квартире кто-то был. На столе стоит недопитая чашка. Рядом – окурки.
Сердце ёкает.
На улице белый день, под окном гомонят дети, а у меня внутри все обмирает.
И ведь дверь закрыта была! Кто сюда проник и как?
Мне не до раздумий. Страх, что этот кто-то вернется, захлестывает меня.
Вспоминаю Островского недобрым словом. Это ведь из-за него!
Мне настолько страшно, что я не могу здесь оставаться. Все кажется, что кто-то следит за мной. Быстро покидаю квартиру, запираю железные двери на ключ и сбегаю по лестнице на улицу.
На лавочке как раз соседки сидят. Местное информбюро.
– Танечка? – они с любопытством смотрят на меня. – А что случилось? На тебе лица нет.
– Здравствуйте, – выжимаю улыбку, – да все хорошо. А вы не знаете, ко мне никто не заходил, пока меня не было?
– А где ж ты была? Давно тебя не видели.
Любопытство из них так и прет. Вот старые вешалки!
– В командировке, – вру и не краснею, – так приходил кто или нет?
– Да, – одна из соседок морщит лоб, – были тут… Один на черной машине приезжал, высокий такой, со шрамом. Интересовался. Я сказала, что нет тебя уже неделю нет, так он вроде обрадовался. А второй странный такой…
Я уже не слушаю. Сердце колотится быстро-быстро.
Островский. Это точно был он! Пришел проверить, как я его совет выполняю? Или денег своих стало жалко?
– Спасибо большое!
Благодарю старушек и иду прочь. По дороге набираю хозяйку квартиры. И уже не слышу, как вслед мне несется:
– …молодой, прилизанный, но взгляд бегающий. Он мне не понравился. Ходил тут, вынюхивал…
О проекте
О подписке