Глава 7. Осознание

Лирана

Наверное, Натан очень не хотел, чтобы я страдала по нему, дни напролет проводила в рыданиях и стенаниях. Мне ведь еще и нельзя забывать о нашей любимой дочурке, которой нужно будет, как-то собравшись с духом, сообщить трагическую весть. Но как бы ни пыталась я успокоиться, хотя бы ради нашего маленького сокровища, у меня пока что никак не получалось совладать с собой.

Приятные яркие впечатления, накопленные за семь лет нашей совместной жизни с Натаном, навалившись тяжелой и темной лавиной, меня терзали и мучили. Я даже не могла сделать полноценный вдох и приподнять голову, чтобы увидеть позолоченные солнечным светом заснеженные ветки деревьев за окном, по которым прыгали розовощекие птицы, не улетающие на зиму в теплые края.

Для меня Натан был самым лучшим мужчиной во всем мире. Самым любящим, заботливым, искренним и бесстрашным. За время войны он не раз доказал свою честь и отвагу. Он дослужился до командира взвода, никогда не отступая на поле боя, демонстрируя мужество, придавая товарищам боевого духа и обладая выдающимися боевыми навыками. Благодаря всему этому, а также доблести, храбрости и смекалке еще в начале войны его подразделению удалось остановить наступление вражеских сил, превосходящих в числе солдат и количестве боевой техники, на город Крериндел, и практически не потерять личный состав. Он был отличным примером для новобранцев, не раз рисковал своей жизнью, спасая боевых товарищей. И в свой последний подвиг он фактически пожертвовал собой, подведя новейшие вражеские танки под мины. В конце переданной через фонограф справки, которую я все же нашла в себе силы прочитать до конца, была едва заметная приписка о том, что генерал-майор Перенелл подал заявку на представление Натангана к высшей государственной награде за все им совершенные подвиги.

Я понимала, это хорошо, если мой муж послужит примером для будущих поколений, его имя войдет в историю. Но было невыносимо больно от осознания того, что никто в целом мире не вернет его мне. Мы больше никогда не сможем посмотреть друг другу в глаза и обняться с любовью и нежностью. Даже по традиции похоронить его не получится на родной земле, в семейной могиле на кладбище. Когда я представила, в каком виде, должно быть, нашли его останки, меня чуть не стошнило. Я захлебнулась схваченным ртом воздухом и долго не могла отдышаться, продолжая ронять колючие слезы.

За собственными всхлипами я не услышала, как дочь пришла в кабинет.

– Папа умер? Да? – удивительно серьезно, по-взрослому спросила Миссандея.

В горле спекся ком, и я не сразу смогла ей ответить. Приподнялась, отлипнув от стула, чтобы прижать дочь к себе.

– Он теперь вместе с дедушкой Торольдом там, где живут ангелы? – Мисси указала пальчиком за окно, на белые кудрявые облака.

– Да, родная, они теперь на небесах, рядом с ангелами, – пересиливая боль на сердце, как можно спокойнее и понятнее проговорила я. – А мы с тобой должны здесь быть сильными. Думаю, папа не хотел бы, чтобы мы только и делали, что горевали и плакали. Теперь нас только двое: ты и я. Ты уже взрослая девочка, скоро тебе исполнится шесть лет. Я надеюсь на тебя. Пообещай мне, что ты будешь слушаться маму и не огорчать.

– Я обещаю быть послушной, – Мисси посмотрела мне в глаза серьезным печальным взглядом, чуть сдвинув брови к переносице. – Но мне будет очень не хватать любимого папочки.

Обняв меня, она тихонько заплакала.

– Нам всем будет очень сильно его не хватать, – вздохнула я, поглаживая прижавшуюся ко мне всхлипывающую дочку по кудрявой голове. – Мы будем скучать по нему. Но нужно крепиться и стараться жить дальше. Скоро нам придется уехать в другой город. Надеюсь, что там ты найдешь новых друзей, и у нас все будет хорошо.

Мне было страшно представить, что ждет нас дальше, но я должна была собраться с духом, перестать раскисать. Сделать наконец над собой решающее усилие ради своей маленькой принцессы. Нельзя биться в рыданиях. Нужно показать спокойствие, насколько это возможно, чтобы помочь дочери, поддержать ее в настолько трудную минуту.

Когда волна воспоминаний о Натане схлынула, на ее место пришел беспокойный поток мыслей о том, что мне предстоит сделать в ближайшие дни. Устроить поминки, пригласить всех родственников и друзей, сослуживцев мужа. Побегать по бюрократическим инстанциям для подачи заявки на получение пособия вдовы военнослужащего, погибшего на фронте. Собрать наши с дочкой вещи, подготовиться к неизбежному переезду.

Служебную квартиру меня попросят освободить в скором времени. В половине маленького домика, разделенного на две семьи: моего отца и его брата, жили мама и младшая сестра с двумя малышами, а еще бабушка с дедушкой по отцу. Оливии повезло, ее муж скоро приедет домой. Я не могла напрашиваться к ним пожить, даже временно, не хотела стеснять и без того большое семейство. Потому наметила для себя и Мисси один-единственный маршрут.

Придется вернуться в квартиру, которая принадлежала ныне покойной бабушке по маме, в маленький городок Белиствиль, где я сама выросла. Дочка пока ни разу там не бывала, а я еще пару лет назад решила для себя, что надо будет однажды устроить для нее прогулку по моим некогда самым любимым местам. Нужно через силу настраиваться на нормальный лад и заново учиться мечтать о хорошем, как тогда, в далеком собственном детстве.

С большим трудом и долгими уговорами мне все же удалось покормить Мисси теплой овсяной кашей с кусочками фруктов и уложить в кроватку отдыхать. Мне больно было смотреть на ее печальное, не по-детски серьезное лицо, но я дала слово: себе и ей, держаться, больше никаких слез.

Ближе к вечеру позвонил генерал-майор Перенелл. Выразил соболезнования, объяснил, куда конкретно и в какие сроки мне следует обратиться для получения пособия. Сказал, что Натангана представили к высшей военной награде посмертно. Сам король подписал указ о присвоении ему звания героя страны за совершенные выдающиеся подвиги. Я не могла сказать, что мне от полученного известия стало хоть немного легче, решение правителя было для меня ожидаемо. Таких героев, как мой возлюбленный супруг, о заслугах которых писали в газетах и говорили в новостях, насчитывались единицы на всю армию королевства. Я даже не сомневалась, что правитель не откажет ему в признании.

Стараясь говорить четко и внятно, я по правилам хорошего тона поблагодарила генерала за ходатайство, пригласила на поминки. Как и ожидала, приехать он отказался. Обещал через день-другой прислать мне приглашение в королевский дворец на церемонию прощания с павшими героями и награждения выживших. Я сразу честно извинилась и сказала, что вряд ли смогу добраться до столицы в ближайшие дни, потому что наметился переезд, а еще мне нужно заботиться о ребенке. Генерал сказал, что все понимает, в конце разговора добавил: “Крепитесь” и положил трубку.

Не прошло и часа, как в дверь позвонили. Я думала, пришла соседка узнать, как мы тут поживаем, все ли с нами в порядке, не нужна ли помощь. Но на лестничной площадке стоял широкоплечий верзила в темно-синей форме пристава. Мне очень не хотелось его впускать, будить крепко спящую дочь. Пыталась ему объяснить ситуацию, уговорить обойтись без осмотра казенного имущества, заверила, что все на месте и будет возвращено в надлежащем виде.

На слово этот болван отказался верить. Заявил, что лично должен составить опись. Разбудил и напугал Мисси, ворвавшись в детскую с громким воплем: “А что у вас тут?” Истоптал грязными сапожищами ковер в гостиной. Заглянул в каждый угол квартиры, сунул в каждую щель свой длинный горбатый нос, и запротоколировал все до мелочей, таких как писчая ручка с гравировкой полицейского управления, где служил муж, и запасной провод для трубки фонографа. Убедившись в том, что ничего из казенного имущества не похищено и не испорчено, он сделал нужную отметку в описи и взял с меня письменное обещание освободить жилплощадь до конца следующей недели.

Захлопнув за ним дверь, я обессиленно прислонилась к ней, вместо веера обмахиваясь листком подписанного приставом документа. Перед глазами все плыло. Нервы просто не выдерживали. Хотелось рухнуть на невыносимо одинокую и холодную постель, обнять подушку и провалиться в забытье хоть на часок-другой. Но я понимала, что должна идти уговаривать и успокаивать ребенка. Из-за остолопа в синей форме Мисси снова расплакалась.

Нужно идти к ней, и еще важно не забыть до позднего вечера позвонить свекрови. Договориться, когда они со свекром смогут приехать сюда, чтобы забрать некоторую мебель и другие свои семейные вещи. В мыслях тут же нарисовался ожидаемый предстоящий спор о том, кому из нас будет удобнее заказать грузовик. Я уже представляла, как свекровь будет настаивать, чтобы я организовала этот переезд. Мол, я тут ближе, а потому мне удобнее найти самую надежную фирму, в которой работают ответственные водители, привыкшие объезжать дорожные ямы, а не скакать по ним на полном ходу, и внимательные грузчики, готовые сдувать пылинки с чужой мебели, а не закидывать ее в кузов как придется. Дескать, отвалилась дверца у шкафа – ничего страшного, главное, что сама основа на части не рассыпалась по дороге. Путь-то был неблизкий и местами ухабистый.

А еще нужно постараться пережить поминки, чтобы потом меня саму на них же поминать не пришлось. Ради дочери нужно все мучения выдержать, со всеми трудностями справиться. На заказ зала в ресторане денег нет, о нем даже можно не мечтать. Придется терпеть сборище знакомых и незнакомых здесь, в служебной квартире, при этом внимательно следить за тем, чтобы никто из гостей ничего казенного не присвоил, не унес к себе домой и не испортил здесь, на месте. Список составлен, перепроверен и запротоколирован. Я тут за все отвечаю если не головой, то деньгами – точно. А с доходами у меня после того, как в начале войны лишилась работы, теперь постоянные проблемы. Выплаты за мужа надо получить, но не стоит на них сильно надеяться. Нам с дочерью еще придется на что-то жить, пока я не найду новую работу в другом городе.

Главное – не падать духом и не унывать. Тогда, может быть, что-то и получится из моей робкой попытки наладить жизнь, в которой рядом со мной больше нет любимого мужчины…