Цитаты из книг автора «Ольга Валькова»

Начиная с 1861–1862 годов О. А. Армфельд регулярно посещала Зоологический музей Московского университета и работала с его коллекциями. Тогда же она познакомилась с группой молодых людей – студентов и недавних выпускников университета, составлявших неформальный кружок А. П. Богданова – прообраз будущего Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, среди которых были Н. К. Зенгер, В. Ф. Ошанин, В. Н. Ульянин, ее будущий муж Алексей Павлович Федченко. Вместе с этими начинающими молодыми учеными (и для них) она проводила ряд исследований (по антропологии, зоологии), помогала им с переводами трудов по естествознанию и ведением иностранной переписки, занималась расстановкой коллекций в Зоологическом музее. Одновременно писала (переводила) небольшие статьи для журнала «Садоводство».

Особенно интерес к ботанике, подогретый тем, что уже самые первые ее работы получили признание специалистов: гербарий флоры Можайского уезда, собранный шестнадцатилетней О. А. Армфельд в 1861–1862 годах, оказался настолько хорош, что был включен Н. Н. Кауфманом в его знаменитую «Московскую флору» Од

В целом же, исходя из небогатых источников, имеющихся в нашем распоряжении, можно сделать вывод, что домашнее образование девушек-аристократок первой половины XIX века во многих случаях соответствовало образованию их братьев, просто потому, что братья и сестры обучались вместе или потому что отцы считали необходимым дать достойное образование своим дочерям. Образование, которое в будущем вполне позволяло им продолжить самообразование в избранных ими отраслях знания и даже заниматься ими вполне профессионально

Таким образом, к концу 70-х годов наметилось три пути, по которым могли следовать молодые русские девушки, желавшие получить высшее образование и впоследствии работу по специальности. Во-первых, они могли поступить учиться на Высшие женские курсы в России, которых было всего несколько на всю страну и уровень обучения на которых далеко не сразу достиг уровня университетов. В этом случае они получали образование, но никаких дипломов и профессиональных прав. Во-вторых, они (при наличии средств и желательно согласия родителей) могли отправиться на несколько лет за границу для получения образования в швейцарском или французском, позднее немецком университете. Получив диплом зарубежного университета и в некоторых случаях даже степень доктора, они либо должны были возвращаться домой, где их дипломы никем не были признаны, и пытаться, большей частью безуспешно, найти работу по специальности вне сферы государственного контроля и управления, либо могли остаться в Европе и попытаться найти работу там, что вело к достаточно широко распространенной, хотя пока что мало изученной женской научной эмиграции. К сожалению, поскольку этот вопрос никогда раньше не был предметом специального научного исследования, судить о точных масштабах этого явления в настоящий момент затруднительно. Исключение составляли женщины, имевшие медицинские дипломы: некоторые из них по возвращении в Россию, как правило после длительной волокиты, получали право сдать экзамены, подтвердив таким образом заграничный диплом, и, соответственно, право медицинской практики в России, но не право преподавания в медицинских учебных заведениях. И наконец, женщины, интересовавшиеся естественными науками и имевшие независимые средства для получения образования частным образом, а также для жизни, могли продолжать заниматься естественно-научными исследованиями частным путем.

Таким образом, университет готовил не столько будущих ученых, сколько будущих чиновников среднего звена, в которых империя испытывала особенный дефицит в начале XIX века, когда создавалась данная система привилегий. А диплом университета не столько свидетельствовал о квалификации, скажем, физика или математика, сколько являлся пропуском в правящую бюрократическую касту (при наличии соответствующих связей, разумеется). Вступление в гражданскую службу не только обещало успешную бюрократическую карьеру в будущем. Присвоение чина выходцу из непривилегированного сословия сразу же давало ряд ощутимых материальных выгод, поскольку в соответствии с тем же уставом «лица бывших податных состояний, поступающие на службу, согласно статье 7, независимо от их происхождения исключаются из счета и оклада по правилам, постановленным в Уставе о Прямых Налогах. 1827. Окт. 14 (1469, III); 1885 Мая 28 (2988); 1893 Март. 29, собр. узак., 595, III)» , то есть они сразу же освобождались от налогов. Впоследствии статус государственного служащего обещал и другие льготы и бонусы: регулярное повышение по службе, сопровождавшееся увеличением окладов и присвоением орденов, оплату различных служебных расходов: прогонных до места службы, часто квартиры и лошадей и, наконец, что было особенно важным, пенсию по выслуге лет, часть которой могла выплачиваться вдове и сиротам даже после смерти служащего.

Они начинали научную карьеру в роли помощниц своих мужей-ученых и смогли стать самостоятельными учеными после их смерти, имея независимые средства к существованию. Таким образом, получая образование, а впоследствии выполняя научные исследования, они никоим образом не соприкасались с государством.

Среди мест службы женщин в научных учреждениях присутствовали: ботанический кабинет Императорской академии наук; две метеорологические станции; различные биологические лаборатории; биологическая, энтомологическая, шелководческая станции (правда, не очень понятно, была ли выполнявшаяся там женщинами работа оплачиваемой). Из различных высших женских учебных заведений: Московские Высшие женские курсы, Женский медицинский институт, С.‐Петербургские Педагогические курсы. Выпускницы ВЖК работали также в лабораториях различных заводов (хоть их и трудно отнести к «научным» учреждениям, но должности, которые в них занимали женщины, назывались «лаборант»).

Несомненной заслугой Е. К. Кандинской было то, что она сама издала две его монографии: одну, уже упомянутую “О псевдогаллюцинациях”, другую – “К вопросу о невменяемости”»

Предисловие Елизаветы Карловны к монографии ее супруга подписано 23 марта 1890 года. Завершив эту работу, Е. К. Фреймут совершила самоубийство.

Психически неустойчивый Виктор Хрисанфович во время взрыва в припадке меланхолии бросился в воду, чтобы покончить с собой. Его, однако, спасли, и сестра милосердия, на попечение которой он попал, выходила его. По выздоровлении он на ней женился. Он называл ее мамой и окружал величайшим вниманием»