Сергей Дмитриевич, сидя в купе мягкого вагона, ожидал обещанный проводницей чай и восстанавливал в памяти каждый день семидневного семинара – совещания для ректоров вузов. Он отметил очень много интересного в докладах многих участников совещания, и это интересное было связано с перспективой развития науки и ее практического внедрения в промышленную систему страны. На расширение сети научно-исследовательских институтов и на подготовку специалистов государство выделяло большие деньги, что вызывало чувство глубокого уважения и доверия к правительству, совершающему такой мудрый шаг.
Все было отлично, но на семинаре Сергея Дмитриевича впечатлило одно выступление, о котором никто не позволил себе высказаться в кулуарах университетского здания. Выступал очень высокий чин из НКВД. Он говорил четко, скандируя каждую фразу, желая подчеркнуть особенную важность и актуальность темы доклада.
Он говорил об особой бдительности и ответственности всего преподавательского состава высших учебных заведений при зачислении студентов, которые предпочтительно должны быть из рабочей среды.
«Мы растим новую интеллигенцию, преданную коммунистическим идеалам, способную не только созидать, но и активно противостоять проникновению антикоммунистических тенденций, создающих реальную угрозу молодой социалистической системе, самой правильной, самой справедливой во всем мире. И вот теперь бывшие царские чиновники, а нынче капиталистические приспешники, отсиживаясь в эмиграции, вынашивают идеи организации массовых вредительских акций, опираясь на „бывших”, по разным причинам не эмигрировавших в свое время, питающих ненависть ко всему советскому!» И так далее, и тому подобное…
Вокруг одни вредители – будьте бдительны!
Холодом могильных камней веяло от этих слов. Сама патетика выступления не оставляла и тени сомнения в серьезности сказанного.
Сергей Дмитриевич, всю жизнь свою проработавший со студентами, хорошо знал настроение молодежи и был уверен в ней. Студенты всегда были мятежными. Они хорошо принимали новое, не было в них косности, они были приверженцами глобальных изменений. Он видел сейчас такой подъем энтузиазма, такую веру в Ленинскую идею построения нового, справедливого для всех социальных слоев общества, что думать о возможности противостояния было, по крайней мере, смешно, если бы тема доклада не была бы так печальна.
С чувством тоски, вызванной еще неосознанным страхом, покидал Сергей Дмитриевич Москву, и теперь, сидя в своем уютном купе, он размышлял о том, как доложит своим коллегам об итогах совещания.
– Чайку просили? – пропела низким грудным голосом проводница.
– Да, да, спасибо, милая, – поблагодарил Сергей Дмитриевич ее, принимая душистый чай.
Колеса размеренно стучали, каждый глоток волшебного напитка расслаблял озабоченного ректора, по телу разливалась приятная истома, и Сергей Дмитриевич подумал: «В конце концов, одно выступление на совещании – это еще не мировая катастрофа. И потом, этот офицер НКВД ни с чем другим и не мог прийти, как со специфической информацией». Несколько успокоившись, он быстро уснул.
Московский вокзал в Ленинграде встретил его обычной летней суетой. Небольшая группа пионеров в белых панамках и горячем багрянце пионерских галстуков весело что-то обсуждала. Они, очевидно, отъезжали в летний пионерский лагерь. Бабушки и мамы зорко бдили за своими непоседливыми отпрысками, которые обычно избирали самые опасные маршруты, рассыпаясь капельками ртути по перрону.
Сергей Дмитриевич любил эту обыденность, находя в ней особую прелесть жизни. По небу, словно большие корабли, плавали тучи. Солнце, отчаянно пробиваясь сквозь них, коротко изливало тепло на мокрую от дождя землю.
«Узнаю тебя в твоей мятежной неповторимости, дорогой мой Ленинград», – улыбнулся Сергей Дмитриевич.
Он вдохнул полной грудью этот чистый воздух.
Предупредительный таксист распахнул дверцу машины перед пассажиром, осведомившись о маршруте, лихо развернулся на площади и помчался по Невскому проспекту.
– Из Москвы? – поинтересовался водитель.
– Да, был в командировке, – рассеянно ответил Сергей Дмитриевич.
– Как столица поживает?
– Ах, отлично. Москва как Москва. Неповторимо красивый город все же.
– Да, – улыбнулся таксист. – Был я в Москве. Знаете, что меня поразило? Кремль! Это же надо такую красоту создать. Какие чувства надо было иметь, чтобы так построить этот кремль! Оставили наши предки такую память о себе! Что наше поколение после себя оставит? Будут ли наши правнуки нами восхищаться так?
Сергей Дмитриевич был удивлен неожиданной темой разговора.
– Да вы, молодой человек, философ! – заметил он.
– Да нет, – вдруг смутился водитель. – Я так думаю, можно много чего не знать и не понимать, а вот красивое чувствовать – это каждый может. Красота, она красота и есть! – и, вконец смутившись спонтанностью собственных суждений, замолчал.
– Отчего же вы замолчали, молодой человек? Это очень интересно. Говорите, что значит чувствовать красоту? Что для вас, к примеру, красота?
– Я не очень образован, – серьезно сказал таксист, – но для меня красота – когда то, на что я смотрю, соответствует всему тому, что этот предмет окружает. Ну, например, высокая синь неба, Нева спокойно несет свои воды, белые облака плывут в небе и отражаются в реке, по которой плывет белый пароход. И этот пароход дополняет картину, которую вижу я, и украшает ее. А если вдруг вместо парохода будет плыть какая-нибудь коряжина, она все испортит. Ну, я не знаю, смог ли я объяснить, как чувствую…
– Да, – сказал Сергей Дмитриевич. – Вы отлично это сделали, и то, что вы сказали, сейчас очень важно для меня.
Машина притормозила.
– Мы приехали, – сообщил водитель.
– Рад был познакомиться, – Сергей Дмитриевич протянул молодому человеку руку, назвав себя.
– О! – еще больше смутился таксист. – А я слышал о вас. Вы ведь архитектор и выступали в защиту памятников старины, которые новые власти хотели снести. Да?
– Да, это так.
– Спасибо вам, – вдруг горячо сказал водитель. – Многие думают, что простому народу все равно, стоит, к примеру, Сокольнический Собор или нет. А нам не все равно. Он должен стоять, потому как строил его простой народ, и в нем – надежда вечная на лучшую жизнь!
«Вот уж поистине никогда не знаешь, что испортит и что улучшит настроение», – думал Сергей Дмитриевич, поднимаясь по широкой лестнице в свою квартиру. Этот случайный разговор действительно порадовал его. Он как бы разрешил внутреннюю проблему старого архитектора, освободив от сомнений в правоте активной деятельности по защите памятников старины. Они нужны народу и это – главное.
Первым, кого увидел ректор института, входя в вестибюль, был Рим Грановский. Рим взволнованно сразу же пошел навстречу Сергею Дмитриевичу.
– Мы так ждали вас, Сергей Дмитриевич, так ждали.
– Что за нетерпение, молодой человек? Чем вы хотите меня порадовать?
– Сергей Дмитриевич, это очень важно, кроме вас никто не сможет сейчас во всем разобраться и помочь.
– Ну-ну, что же такое страшное произошло, голубчик мой? – пропуская Рима в кабинет, спрашивал Сергей Дмитриевич.
– Именно страшное. Артёма арестовали.
– Что-о-о?! – Сергей Дмитриевич поднялся со своего места и завис над столом. – Что вы сказали, молодой человек? Артём?!
– Да, мы до сих пор ничего не знаем, мы в полном неведении.
Ректор грузно опустился в кресло.
«Как же так? Лучший студент, блестящий выпускник. Талантлив. Великолепно талантлив! Чушь, чушь. Бред!»
– Когда его арестовали? – Сергей Дмитриевич уже листал свою записную книжку, лихорадочно разыскивая нужный номер телефона.
– Три дня тому назад.
Дверь кабинета широко распахнулась, вошел проректор по учебной части Иван Капитонович Кнутов:
– Наконец-то, Сергей Дмитриевич… О! И уже посетители? Так рано? Мне необходимо срочно с вами поговорить. Молодой человек, надеюсь, зайдет позже?
Сергей Дмитриевич кивнул Риму:
– Зайдешь позже. Мне все равно еще нужно звонить…
Иван Капитонович устроился в кресле напротив и, закуривая трубку, обронил:
– Этот юноша видимо интересуется судьбой друга?
– Иван Капитонович, ты что-то знаешь?! Рассказывай!
– А что я знаю? Картина вырисовывается не очень для нас благоприятная. В институте свила гнездо группа, скорее всего, троцкистского направления…
– Я попрошу вас, товарищ Кнутов…
– А я вас попрошу! – вдруг побагровел Иван Капитонович. – Это благодаря вашему либерализму у нас в кузнице советских специалистов стала возможна такая подлость.
О проекте
О подписке