После того, как Нина с Володей не явились на безбожный карнавал, судили и их. На доске снова появилось объявление:

Суд над Альбергом и Смирновой! Все на штурм небес!

Володя пожал плечами и собрался было домой, но Нина вцепилась:

– Пойдем послушаем! Меня еще ни разу не судили.

Пришлось пойти. Додик долго и нудно говорил про отрыв от коллектива, про то, что Альберг и Смирнова, кажется, верят в бога, что они за старую жизнь… Нина сначала с любопытством слушала, потом не удержалась – спросила, почему верующим не предоставляется столько же свободы, сколько и неверующим, почему человек не может сам решить, ходить ему в церковь или нет? Почему над иным мнением надо смеяться и издеваться, не попахивает ли тут вообще царизмом, запретом думать? Тут школьный зал взорвался криками, среди школьников оказалось много тех, кто по-прежнему ходил в церковь, они начали отстаивать свои права, другие кричали против. Нина снова села на свое место и заинтересованно слушала баталии. Володя засмеялся:

– Ты как в театре сидишь. Пойдем домой?

– Погоди, Володенька, тут интересно!

Ученики докричались до драки – на Додика набросились и побили защитники веры. Володя хотел было вступиться, Нина не дала:

– Не мешай ему страдать за убеждения!

Хихикая, они ушли домой.

Но с Додиком Нина все-таки поддерживала отношения. Когда они оставались вдвоем, он становился прежним – тихим, спокойным мальчиком, охотно играл ей на скрипке, много говорил о музыке, книгах. Нина удивлялась:

– Почему же ты на людях такой дурной? Суды эти, митинги…

Додик невразумительно мычал в ответ.

Но как-то раз он сознался:

– Я хочу большим человеком стать.

– Это как? – спросила Нина, – комиссаром?

– Если хочешь знать, комиссаром. В Москву поеду, на съезд. Ленина увижу…. А потом к тебе вернусь. В кожаной куртке, с портфелем.

Додик покраснел, потом решительно посмотрел на Нину:

– Я… я на тебе потом жениться хочу. И я уже сейчас готовлюсь, чтобы у нас все было. Я сейчас всему научусь, ну, тут в школе, а потом я смогу комиссаром в самом Кремле быть.

Нина оторопела и не нашлась, что сказать.

Мысль о том, что кто-то хочет на ней жениться и готовится к этому уже сейчас, была очень приятной. Нина чувствовала себя важной и значимой, в неясных мечтах она видела квартиру в Кремле и мужа в кожаной куртке и с портфелем.

Муж будет приходить домой, она будет его встречать, будут вместе ужинать, разговаривать. О чем? О съездах, его работе… о кожаной куртке и портфеле!

Додик смешной, приятный, но чужой, разве можно выйти за него замуж? Сейчас с ним хорошо, и с другими мальчишками тоже, просто, легко, но это потому, что потом идешь домой, а они остаются за порогом.

Наконец Нина додумалась до того, что есть только один мальчик, за кого она могла бы выйти замуж. Только с ним можно остаться в одной квартире, только с ним легко и молчать, и разговаривать, только его хочется защищать и беречь.

Поняв это, Нина испытала легкое смущение и решила никому об этом не говорить.

Володя о планах Нины ничего не знал. Работа и учеба занимали все его силы.

Иногда он заходил к Смирновым, но был таким уставшим, что просто сидел, пил чай и молчал.

Арсений Васильевич как-то встретил его на Забалканском – Володя как раз разнес всю свою почту и брел домой.

– Пойдем вместе, – позвал Смирнов.

Володя вяло согласился.

– Устаешь? – спросил Арсений Васильевич.

– Да, – помедлив, сказал Володя, – конечно. Но это ладно, главное, учиться как-то не очень получается. А папа велел учиться.

– Надо тебе какую-то подработку попроще. В клубе, может, плакаты рисовать?

– За это платить не будут.

– Я поспрашиваю, может, найдем что-то?

– Не надо, я сам.

– Да что сам! – рассердился Арсений Васильевич, – посмотри – лица на тебе нет. Бегаешь, обувь стоптал, учеба стоит. Кому это надо?

– Вы правда можете что-то другое найти?

– Не знаю. Попробовать могу. Почему ты такой, Володя? Почему тебе помощь так трудно принять?

Володя пожал плечами, побрел дальше.

– Папа говорит, что нужно всего добиваться самостоятельно, – сказал он.

– Правильно папа говорит. Но я за тебя работать и не собираюсь, ты сам будешь. Просто сам видишь – эта беготня тебя добьет.

Они медленно шли дальше.

– Очень скучаешь? – помолчав, спросил Арсений Васильевич.

Володя кивнул:

– Да.

Арсений Васильевич вздохнул. Что говорить, он не знал.

– Пять лет, – продолжил Володя, – а прошло – два месяца. Мама как-то сказала, что потом привыкнем, а мне кажется, я никогда не привыкну. Кабинет пустой, я иногда захожу туда. Книжки беру, перелистываю. На столе бумага осталась с расчетами – папа писал. Я ее беру и к лицу прижимаю. Пять лет…

***

Через два дня Арсений Васильевич пришел к Альбергам с новостью – в отделе труда на Забалканском освободилось место, Володю возьмут с радостью.

– Должность смешно называется, – смущенно сказал он, – деловод.

Володя поблагодарил и с понедельника приступил к работе. Тут, конечно, служба была намного легче, он брал бумажки и подшивал их в папку. Вся работа занимала пару-тройку часов. Теперь он снова мог спокойно учиться.

Нина, узнав об этом, очень обрадовалась и тоже повадилась ходить в отдел труда. Пока Володя подшивал свои бумаги, она сидела рядом и что-то рассказывала. Володя слушал вполуха, напрягался только на имя Додика.

Потом Нине делалось скучно, и она тоже садилась подшивать бумаги. Володя сердился:

– Нина, это моя работа!

– Да я ж деньги-то не буду брать, – удивлялась Нина, – мне просто скучно. Давай скорей уж подошьем и гулять пойдем?

Погуляв, они приходили домой, и Володя садился заниматься.

Мама приходила домой поздно, немного читала Анюте и сразу ложилась. После службы она бегала по разным знакомым и инстанциям – хлопотала за мужа, рассказывала, что он очень хороший, нужный инженер, с большим опытом, что его место в Петрограде.

Через пять месяцев ее хлопоты увенчались успехом, и инженер Альберг вернулся домой по вызову строительного треста. Он сразу же приступил к работе, домой приходил поздно, в свободное время отсыпался у себя в кабинете.

Дома стало куда сытнее, и как-то Володя поймал себя на том, что ему странно не испытывать постоянное чувство голода. Еда была всегда, самая простая, но была. Сразу все наладилось и в школе – после завтрака дома все уроки казались легкими, все запоминалось само собой. У Нины учеба с едой связана не была. Школа ее интересовала больше как место встречи с подругами, где можно было поболтать, подурачиться, побегать. Каждое утро повторялось одно и то же:

– Опаздываем, да? Черт возьми, Володя, я что-то сегодня никак проснуться не могла….

– Ты устала? Как себя сейчас чувствуешь? – пугался он.

– Да ну тебя. Ты совсем как папа – тот тоже: не ходи в школу, отдохни, устала… лимоны побежал доставать. Ничего не устала, все хорошо.

– Ну смотри.

Они шли до школы. Нина что-то рассказывала, Володя молчал. У самых дверей он подозрительно спрашивал:

– Нина, а ты задания приготовила?

– Ну так, – отвечала обычно Нина, – да что с тобой? Сейчас вот литература будет, я у тебя и перепишу.

– Так сегодня же проверочная работа.

Нина махала рукой.

На литературе она быстро переписывала задание по алгебре.

– Объяснить? – шепотом спрашивал Володя.

– Не надо, – шептала Нина в ответ, – переписала же… Мне бы еще на проверочной как-то у тебя списать. Черт, уйти, что ли… последний ведь урок – сказать, голова заболела…

Списать не всегда получалось, учителя были недовольны:

– Смирнова! Ты же у нас умная, почему же учиться не хочешь?

Володя тоже возмущался:

– Ты что, неучем хочешь быть?

Нина отшучивалась, переводила разговор на другое, а как-то раз, когда Володя был особенно резким, задумчиво сказала:

– Я не буду неучем, Володя. Я много читаю.

– Чарскую! – поддразнил он.

– Не только. Чарскую я читала, когда была маленькой. Сейчас продается столько книг…

– И что ты читаешь?

– Гончарова.

– А что именно?

– Сейчас «Обрыв».

Володя недоверчиво покачал головой:

– Он же длинный какой.

– Да. Но я быстро читаю. Ты-то сам читал?

– Читал, конечно.

– Мне Марфенька больше всех нравится.

– Марфенька? – возмутился Володя, – что там может нравится? Она же пустая, она же… самка!

– Кто?

– Ну… самка. Она только и хочет, чтобы детей нарожать и дома сидеть с ними. Она старорежимная.

Нина озадаченно посмотрела на него:

– Во как. Так и я тоже старорежимная.

– Ты хочешь детей нарожать и дома сидеть? – спросил Володя и покраснел.

Нина усмехнулась:

– А что ты покраснел? Да, хочу.

Володя нахмурился:

– Знаешь… теперь, когда столько всего нового…

– Чего нового?

– Женщины работают – в женсоветах, комитетах, ведут кружки, вот у нас в доме ясли открыли! А лекции? А библиотеки…

– Я знаю. А что тут нового? Это уже давно. Моя мама вела кружок по чтению на заводе у рабочих, читала там лекции по истории, а в Галиче они с подругой в селе открыли библиотеку, присматривали за деятельностью больницы… Только при этом она хотела растить своих детей, и если бы не умерла, у нее их было бы много!

– Ты думаешь, Марфенька твоя вела бы кружки?

– Может быть. А если и не кружки, то вспомни сам – как она заботилась о крестьянах, еще девочкой! Это Вера ничего не делала, только по обрывам бегала со ссыльным… И этот тоже – бездельник. Ну, Райский.

– Как это Вера бегала по обрывам со ссыльным? – возмутился Володя, – она просто не хотела мириться с положением женщины! С таким положением…

– С каким?

– С таким! У женщины только и пути было, что замуж! И детей рожать! Я от тебя не ожидал такого! Ты мыслишь, как Марфенька! Ты самая настоящая Марфенька!

– А ты самый настоящий идиот! – не выдержала Нина, – откуда ты знаешь, что надо женщинам? Ты женщина? Это ты в своем клубе ерунды наслушался?

Арсений Васильевич, вернувшийся домой, застал самый разгар скандала. Он попытался было вмешаться, но дети его не слушали, и он, махнув рукой, ушел к себе в спальню и на всякий случай не выходил до тех пор, пока Володя не ушел.

Как-то на уроке в класс вошел энергичный парень:

– Здравствуйте, товарищи учащиеся! Меня Евгений зовут. Городской комитет комсомола направил меня к вам, чтобы организовать у вас комсомольскую ячейку.

Нина обрадовалась:

– О, расскажите! Вообще побольше про комсомол.

Володя улыбнулся. Должна была быть проверочная работа, и Нина была готова слушать о чем угодно, лишь бы ее не писать.

Парень вниманию обрадовался:

– Ну тогда слушайте. Комсомольцы – это молодые большевики, борцы за дело Ленина… про Ленина-то все знают?

– Тоже мало, – сказала Нина.

– Никакого у вас в школе политического воспитания! – нахмурился парень.

– Нет, оно есть, нам много рассказывают, просто я учусь плохо, – вздохнула Нина, – вы расскажите, расскажите!

Евгений с интересом посмотрел на Нину. Она улыбнулась ему.

– Ну слушайте… товарищ Ленин выступал за то, чтобы все были равны, не было богатых и бедных, чтобы нами правил не капитал, а мы бы правили сами. Мы сами управляем своим обществом, мы строим новый мир, мы за мировую революцию!

Володя незаметно зевнул. Все это было скучно и невнятно, куда интереснее рассказывал товарищ Зальцман в клубе.

– А вы – вы хотите принимать участие в общем деле?

– Это что, все? – испугалась Нина, – вы нам еще расскажите, что там в комсомоле…

Парень улыбнулся:

– Расскажу. Кто хочет записаться в комсомол – подходите ко мне!

Около стола собрались ребята. Нина, поняв, что проверочная работа не состоится, к комсомолу интерес потеряла и вытащила какую-то книжку.

Зазвенел звонок, ребята выбежали из класса. Володя задержался, Нина вышла первой. Он догнал ее на крыльце – и не одну. Около нее стоял Евгений. Чуть в отдалении паслись Надя с подружкой.

Володя нерешительно остановился. Казалось бы – чего проще, подойти, позвать Нину и идти домой.

Евгений что-то говорил Нине, она, улыбаясь, качала головой. Володя решился и подошел ближе.

– Может быть, давай я тебя провожу и расскажу подробнее?

– Нет, спасибо. Володя, а я тебя жду! Спасибо за рассказ, Евгений, нам пора.

– А ты, парень, в комсомол не записался? – спросил Евгений.

– Нет.

– Почему?

Володя неопределенно пожал плечами.

– Не записался.

– Это я понял. Почему?

– Потому! – разозлился Володя на его тон, – пошли, Нина!

И пошел прочь. Нина побежала за ним.

– Ну, куда ты так летишь? – недовольно спросила она, – погоди, я не успеваю.

Володя замедлил шаг. Некоторое время они шли молча.

– Володя, а почему ты вправду не записался в комсомол? – спросила Нина.

Володя обернулся:

– И ты туда же? Я не хочу.

– Но ты же ходишь в клуб, что-то делаешь там. Тебе все это интересно, ты читаешь, ты разбираешься.

– Разве чтобы что-то делать и разбираться – обязательно быть в комсомоле?

– Да нет, конечно,– вздохнула Нина, – необязательно. Ладно… скажи лучше – на что ты злишься?

– Не на что, – буркнул Володя, – слушай, давай сейчас к тебе пойдем или ко мне, я тебе хоть объясню по алгебре.

Нина вздохнула:

– Ну пойдем, что же делать…

Сразу сесть за алгебру не получилось – сначала Нина хотела есть, потом убирала посуду, потом сказала, что надо выпить чаю, потом искала карандаш. Едва они раскрыли учебник, как пришел Арсений Васильевич.

– Занимаетесь? – спросил он.

– Хитрим, – вздохнул Володя.

– Да иди ты к черту! – вдруг крикнула Нина, – отстань от меня со своей дурацкой алгеброй, занимайся сам!

И выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

Володя растерянно смотрел ей вслед. Арсений Васильевич тоже растерялся:

– Вот те на… что сделалось с ней, Володя?

– Не знаю, – сказал Володя, – может, я обидел? Я пойду, Арсений Васильевич.

– Иди, Володенька. Что это с ней, может, чувствует себя плохо?

Володя пошел домой. В самом деле, что это с ней? Девчонки… у Эли тоже бывали такие перепады настроения, мама не обращала внимания:

– Возраст такой, пройдет.

Вот и у Нины возраст.

На следующий день в школу он шел один – долго ждал Нину на улице, потом постучал в их квартиру, но никто не отозвался.

Нина уже была в школе, сидела за их партой. Володя пожал плечами, подошел, сел рядом. В класс вошел учитель алгебры. Класс возмутился:

– У нас же биология…

– Вчера не было алгебры, – отрезал учитель, – поэтому сейчас та проверочная работа, которая должна была быть вчера.

Он написал на доске задания и сел за стол. Володя скорее решил задачи и подвинул тетрадь так, чтобы Нина видела решения. Она локтем отпихнула тетрадь. Это не укрылось от внимания учителя:

– Альберг, Смирнова, в чем дело?

– Не в чем, – буркнула Нина, – мне стало тесно, я подвинула его тетрадь.

– Если тебе тесно, пересядь на заднюю парту!

Нина вскочила, схватила свои тетрадки и пересела.

Володя растерянно смотрел ей вслед. Что такое? Чем он вчера мог ее обидеть?

В перерыве Нина вышла из класса. Володя за ней не пошел. На следующем уроке она тоже сидела одна.

После уроков Володя пошел в клуб. На душе было противно. Он не чувствовал себя виноватым, не понимал, что случилось.

В клубе кипела работа – готовились к годовщине Октября. Володе обрадовались:

– О, художник наш пришел! Нам плакаты рисовать надо, зал оформить!

Закончили поздно. Володя вышел вместе с Петькой – он теперь был завклубом.

– Ну, Володька, помог ты нам, – сказал Петр, кладя руку Володе на плечо, – ты настоящий друг, товарищ…

Они повернули на Загородный, и Володя увидел Нину. Рядом с ней шел вчерашний комсомолец.

– Никак Женька? – обрадовался Петр и заорал на всю улицу: – Женька!

Тот обернулся, широко улыбнулся:

– Петруха!

Они обнялись, хлопая друг друга по плечам.

– Давно, брат!

– Давно… ты где теперь?

– Завклубом тут, на Забалканском. А ты?

– А я на заводе, пропагандист ячейки. Знакомься, Петя – это Нина, она во второй ступени учится.

– Приятно, – покраснел Петька,– Петр я. А это Володя, он нам в клубе помогает.

– Мы знакомы, – сказала Нина, – мы учимся вместе и живем рядом.

Евгений пригляделся:

– Точно, я же тебя в школе вчера видел… так ты активный? А вчера таким букой глядел, в комсомол не хочу, ничего не хочу…

– Без него нам бы и плакатов не нарисовать, – сказал Петька, – да он вообще молодец, я тут лекцию должен был читать, про женщину в новом мире… брошюру взял, товарища Коллонтай, ничего не понимаю! Прочту вроде – понятно, а как пересказать, так все в голове путается! А тут Володька пришел, прочитал, да мне на бумажке весь доклад и написал, я так и читал. Да как ясно все написал-то! Ему бы самому доклады читать.

– Вступай в комсомол, Володя, – сказал Евгений, – нам нужны такие – грамотные, талантливые. Вот в школе ячейка поднимется – там запишись. Или при клубе, раз ты там свой человек.

Володя неопределенно кивнул.