2004 год

Владимир Ярославич знал, что прорваться в сознание Павла Яковлевича Окаяннова будет непросто. Нейропульсар легко мог проникать в сознание личностей, совершенно не владеющими своим подсознанием и не обладающими такими редкими дарами, как интуиция и телепатия. А он уже знал, что Окаяннов всеми этими качествами обладает. Задача затруднялась еще и тем, что проникнуть в сознание к нему необходимо осторожно, не давая почувствовать присутствие чужой воли и чужих мыслей. Иначе Окаяннов может применить такую защиту, что и собственное сознание может померкнуть, если вовремя не убраться из его личности.

Когда Владимир Ярославич провел первое испытание и проник в сознание боевого командира Сабаева, проникновение оказалось до смешного простым. Нет, Сабаев не был глуп или напрочь лишен интеллекта. Просто самонадеянность его владела не только его поведением, но и разумом. И он даже не почувствовал того момента, когда нейропульсар проник в его мозг и «загрузил» его сознание мыслями и чувствами генерала Пересветова. И Пересветов в один миг увидел и успел осознать опасность. Опасность не столько для него, сколько для тех молоденьких солдат, которые стояли на коленях перед строем сабаевцев. Они, казалось, были так сломлены духом, так покорились своему смертному часу, что чеченцы даже не сочли нужным связать им руки. Один из приговоренных, стоя на коленях, молился, и его лицо было самым осмысленным среди всех. Он тихо, но четко произносил имя Спасителя, и когда чеченцы слышали очередное «Иисус», они начинали громко хохотать. Второй солдатик был смертельно бледен, и брюки его были мокры, он трясся мелкой дрожью, но тело его непроизвольно клонилось к тому, который читал молитву о спасении. Третий был зол, и его ненависть к врагу была выше страха смерти. Казалось, он только ждет удачного мига, чтобы выхватить из чьих-нибудь рук автомат и унести с собой в могилу хотя бы еще одного врага. И этот миг, наверное, вымоленный словами христианина, наступил. Сломленная воля Сабаева свернулась, как придушенная змея, руки его развернули автомат и одной длинной очередью расправились со своими хохочущими единоверцами. Подаренный русским солдатам миг спасения не прошел даром. Тот, кто еще недавно сотрясался в нервной дрожи, уже поднимался с земли, молящийся – усилил свой голос и уже хватал чей-то автомат, а тот, в ком вера в спасение уже переросла в действие, мертвой хваткой держал Сабаева за горло. И если бы он просто пристрелил его, Пересветов вряд ли успел спастись. Но солдат медленно душил врага, почти вырывая из горла его кадык.

Пересветов потом узнал, что спустя два дня эти солдаты смогли добраться до своих. Мало того, они на своем пути освободили еще одного, совсем больного и измученного пытками молоденького лейтенанта. Солдаты толком так и не смогли объяснить, почему Сабаев расстрелял своих. В конце концов, они приняли это за помрачение рассудка, потому что произвести такую длинную очередь нечаянно – немыслимо.

А теперь, перед проникновением в сознание Окаяннова, который сегодня в миру носил скромную фамилию Сидоренко, Пересветову пришлось работать долго и кропотливо. То, что рядом во время сеанса будет отец, успокаивало его. Ведь это он был отцом-создателем этого аппарата, и в конструкции его и в принципах действия не было ничего общего с «Витязем».

* * *

Владимира Ярославича долго готовили. Он терпеливо сидел перед экраном монитора вместе с важным седым полковником из ФСБ, работая с компьютерной базой Братства. Там были данные на всех членов правительства, парламента, ближайшего окружения президента России. И у каждого, да, почти у каждого, был свой «скелет в шкафу». И отличался он от анекдотичного скелета только тем, что шкаф-то чаще всего был служебным.

На Сидоренко, однако, досье было самое скучное. Его прошлое было изложено в нескольких банальных строках, в которых и зацепиться-то на первый взгляд было не за что. И если бы не контроль Своих за каждым шагом советника президента, Братство могло бы не заметить за скромным полнощеким Павлом Яковлевичем с симпатичной украинской фамилией одного из самых опасных врагов России. И то, что у него, на первый взгляд, не было своего «скелета», как ни парадоксально это звучит, не говорило о его кристальной честности и порядочности. Наоборот, это было признаком отличной маскировки.

В помещение, где Владимир Ярославин проходил подготовку, допускался только старый келейник. И когда к нему приехала жена, он понял – настал срок. Они как будто прощались, хотя Василиса Ивановна должна была находиться рядом. Но рядом только с его телом и с тем, кто придет в него. Это было почему-то неприятно. Владимир Ярославин пытался отговорить жену и избавить ее от этих чудовищных переживаний, но она настаивала и даже обратилась с просьбой к отцу. Ярый не счел нужным ей отказывать. Василиса поцеловала мужа на прощанье, прежде чем он лег под стеклянный колпак нейропульсара, и привычно сказала:

– Не бойся, я буду рядом. Я буду беречь тебя здесь, а ты убереги себя там, хорошо?

Владимир Ярославин улыбнулся, кивнул головой и сказал, как когда-то далекий его пра-пра-…дед:

– Жди.

И оба:

– С Господом!

Владимир Ярославин отчетливо помнил свое первое короткое путешествие в чужое сознание. Он навсегда помнил ту минуту, когда оказался в роли чеченского командира и успел спасти жизни российских солдат. Слава Богу, Сабаев в его теле выл от ужаса так, что Ярослав Юрьевич велел поскорее вернуть сына «домой», в его собственное тело, и тем самым спас ему жизнь. И жизнь маленького чеченского поселка, который в чем-то «провинился» перед бандитами и был приговорен к уничтожению, тоже была в этот день спасена. Оглядываясь назад, Владимир Ярославич в который раз думал, что так много порой зависит от одной минуты. Эта минута одним дарит жизнь, а другим – небытие. И сейчас, когда он точно знал, что отправляется в чужую жизнь не на день и не на два, предчувствие неотвратимости судьбы и власти времен как никогда преследовало его.

* * *

Павел Яковлевич Сидоренко не часто мелькал на экранах телевизоров. И даже когда его яйцеобразная голова, украшенная небольшой глянцевой лысиной, появлялась чуть сзади президента, взгляд его не удавалось поймать ни одной камере. Казалось, в его глазных яблоках находилось специальное устройство, позволяющее ему точно определить направление, в котором необходимо смотреть. И это направление никогда не совпадало ни с глазами собеседника, ни с объективом кинокамеры. И все же Сидоренко умел владеть вниманием публики артистично. Он всегда говорил негромко и непривычно коротко, четко выражая свою позицию. Его безупречно грамотная речь, тоже ставшая непривычной для обширной российской аудитории, невольно привлекала внимание, вызывая желание выслушать его соображения и даже принять высказанную им точку зрения. Он никогда не заискивал перед высокопоставленными собеседниками, и многие знали: никого кроме президента Сидоренко над собой не чувствовал.