Глава 5

…Эрика Ивановна преподавал немецкий язык. Для подростков она была тем, что называется «женщина под 30», то есть женщина еще молодая, но уже не первой свежести, давно распрощавшаяся с той порой бесшабашной юности, в которую только вступали они, пятнадцатилетние. Она не была красавицей. Лицо у нее не то, чтобы страшное, а серое, незаметное, словом, никакое лицо. Да к тому же плотно обсыпанное веснушками, хотя Эрика была не рыжая, а темноволосая. Фигура тоже – не фонтан, какая-то доскообразная. И вот эта Эрика Ивановна стала с некоторых пор как-то странно относится с Максиму. Посыпались тройки по немецкому. Он, конечно, не мог это терпеть, подошел к ней, чтобы разобраться. Она любезно согласилась позаниматься с ним в свободное время. И велела подойти прямо к неmй домой. Видя его удивление, она веско возразила, что в школе шумно, да и помещений свободных нет, словом, полноценных занятий не получится.

И вот в один прекрасный, как говорится, день, он отправился к Эрике Ивановне. Она жила одна в двухкомнатной квартире, которую оставила ей мать, выйдя замуж. Мать надеялась, наверно, что в собственной квартире дочь тоже в девках не засидится, однако время шло, а женихи не появлялись.

Эрика Ивановна встретила Максима в длинном, с легкомысленными рюшками, халате, нелепая яркость которого несколько рассеяла рабочий настрой, с которым он пришел.

– Проходи в комнату, а я пока поставлю чайник, – прощебетала Эрика и легкими прыжками умчалась в кухню, обдав его необыкновенно сильным и приятным ароматом духов. И эта легкомысленная, порхающая, пахнущая тепло и вкусно женщина являла такой контраст с чопорной, замороженной, неприступной учительницей, что он растерялся.

Эрика Ивановна разрушила сложившийся в воображении Максима образ педагога, заставила его увидеть в учительнице – женщину. Словом, он чувствовал себя так, как чувствовал бы себя на его месте любой мальчик, впервые в жизни оставшийся наедине с женщиной.

– Максим, пожалуйста, помоги! – раздался из кухни ее беззаботный голос. Она вручила ему поднос с пирожками и отправила в спальню, где уже был сервирован чайным сервизом журнальный столик. Тяжелые бордовые шторы были плотно занавешены, из-за чего в комнате стояли красноватые сумерки. Впорхнувшая следом хозяйка дополнила натюрморт двумя рюмками.

– Сейчас мы немного перекусим.

– Эрика Ивановна, спасибо, я пообедал дома.

– Сейчас мы перекусим, а потом займемся немецким. И еще не мешало бы немного расслабиться, а то ты совсем замороженный, бедолага. Тебе что – вино, коньяк?

Он не знал, шутит она, или нет, а потому молчал.

– Слушай, Максим, мы с тобой взрослые люди, так зачем нам лицемерить, притворяться, что я – училка-ханжа, а ты – зеленый школьник, у которого на языке ничего крепче материнского молока не было. О, наши нравы! За границей стереотип «Учитель-ученик» давно разрушен, там ученики ходят в школу в любой одежде, а не в форме, как у нас. Форма обезличивает и не прививает вкус. За границей учительнице не надо притворяться бесполым существом, заходя в класс. И многие проблемы между преподавателем и классом решаются в баре за чашкой пива… Так что тебе – вино или коньяк?

– Коньяк.

Пили за удачу. Потом – за демократию в отношениях между учеником и учителем. Потом – просто за дружбу. Потом – за любовь. Максим пил много, желая преодолеть неловкость, которую продолжал ощущать в ее присутствии, и это ощущение злило его. Повелитель душ не должен пасовать перед женщиной. Коньяк ударил в голову, расслабляющим теплом разлился по телу, однако внутреннее напряжение осталось. Эрика включила кассетный магнитофончик, заиграла какая-то очень популярная музыка, которую он не раз слышал в «Патефоне». Он удивился. Она возразила, что, если она – учитель, то это не значит, что она принадлежит к отсталым слоям населения. Потом она угостила его хорошей сигаретой и закурила сама. А когда он назвал ее по имени-отчеству, она сказала:

– Мне же не сорок лет, а… чуть за двадцать. Мы оба молоды, так зачем этот официоз! Мы же не в школе. Зови меня просто Эрика.

Короче говоря, Максим изрядно опьянел и впал в то состояние блаженства, которое бывает на начальных стадиях опьянения. Это ощущение любви ко всем, а к собутыльникам особенно. Напряжение перешло в волнение. Медленная композиция торжественными аккордами наполнила комнату, возвышая душу и настраивая на романтический лад. В сгущающихся сумерках вульгарно накрашенное лицо Эрики казалось незнакомым и соблазнительным. Багрово красные влажные губы складывались как для поцелуя, выдыхая сигаретный дым. Халат сполз с одного плеча, обнажив бретельку черного бюстгальтера, однако Эрика казалась настолько поглощенной музыкой, что не замечала этой небрежности. Зато он все замечал, задыхаясь от сладкого запаха ее духов, который казался ему ароматом ее тела. «Как она, оказывается, соблазнительна, черт возьми!» – лениво шевельнулась мысль. И вдруг Максима осенило: вот он, Его Величество Случай, так вовремя предоставленный судьбой!

– Нет! – решительно заявила Эрика. – Под такую музыку надо танцевать!

Он слегка обнял ее талию, она прижалась к нему всем телом, так что и танцевать-то было невозможно, и они просто пьяно раскачивались, прижавшись друг к другу. Ее плечо было так близко, что он поцеловал его, не думая, что делает. Она тут же поцеловала его в губы и увлекла на кровать. И хотя он был новичок в любви, ему не пришлось краснеть за свою неопытность перед первой женщиной, поскольку она совершенно не оставила ему простора для инициативы…

* * *

…– Браво! Ты делаешь успехи! Ну, и как эта девочка? Сдалась?

– Нет.

– Нет? В чем же дело? Она знает о вашей связи?

– Конечно, знает! Весь класс об этом знает. Уж я позаботился об этом. На осеннем балу я от Эрики ни на шаг не отходил. Все это видели. Все в шоке.

– Прекрасно! Как реагируют на тебя одноклассницы? Изменилось их отношение к тебе?

– Да. Они с интересом на меня посматривают, шепчутся, стали глазки строить…

– Ну, почему мы о своих победах сообщаем так обреченно?

– Да потому, что она, ради кого это все делается, по-прежнему ко мне равнодушна. Она меня не замечает. А стоит к ней обратиться, смотрит чуть ли не с ненавистью, односложно отвечает и уходит от общения.

– Все ясно. Эту задачу ты не смог решить. Ну, что ж. Не получилось на первой, решим ее на второй ступени.

– Меня повышают на вторую?!

– Да, но – вторая ступень платная. Помнишь, я предупреждала тебя об этом?

– Сколько?

Лилия назвала цену.

– Это много для меня, – Максим облизнул пересохшие губы.

– Макс, мне доставляет удовольствие заниматься с тобой. Но… Здесь не я устанавливаю порядки.

– А кто?

– Виринея.

Глава 6

– Елена Синицына, газета «Свободный курс!» – объявил привратник, распахивая перед растерявшейся от такого приема Леной высокие, украшенные витой резьбой двери. Она шагнула в огромный Белый зал, высокий потолок которого поддерживали толстые колонны, зажмурилась от яркого света тысяч свечей. Вот это да! Чем не торжественный прием в дворянском собрании: и привратник в напудренном парике и шелковой ливрее, должно быть, позаимствованной в театре (Впрочем, зачем в театре? Это же музей, здесь своих таких должно быть в изобилии), и канделябры с мерцающими свечами… Ай, да директриса! Фантазерка и романтик, и вообще колоритная женщина. А вот и она сама: стоит у белого рояля, слушает музицирование одного из приглашенных (ба! Да это же солист театра музкомедии), распустила по плечам пепельные кудри.

– Здравствуйте, Инесса Павловна! Поздравляю вас с открытием вашего любимого детища – этого прекрасного музея.

– Добрый вечер, Леночка! Огромное спасибо за поздравление, но хочу заметить – если бы не вы, пресса, не знаю, удалось бы мне осуществить мой замысел, или нет.

– Удалось бы! Непременно удалось! С вашей-то энергией…

Расшаркавшись с директрисой, Лена обернулась к тому, что давно уже притягивало к себе ее взоры – к длинному, во весь зал, столу, сервированному изысканно, тоже в духе прошлого столетия, и уставленного всевозможными вкусными вещами. Ее внимание также привлекли приглашенные: это были в основном деятели местной культуры – актеры театров, музыканты, писатели и поэты, несколько преподавателей из института культуры и искусства, и, конечно, журналисты всех средств массовой информации, словом, знакомые все лица. Она подошла к стоящему у огромного стрельчатого окна журналисту «Вечернего Барнаула» Вите Оленеву.

– Привет, Леночка! Как тебе это все?

– Впечатляет.

– А мне напоминает пир во время чумы. На фоне массового закрытия библиотек, музеев вдруг открывается этакое чудо. Да еще и с помпой. В стране дефицит красной икры, буженины, зеленого горошка, словом, дефицит всего, насчет спиртного вообще молчу – сухой закон все-таки, а тут…

– Ну, это же для избранных. Инесса хочет прессу задобрить, ей надо, чтобы мы продолжали ее музей раскручивать, поэтому мы не будем завтра отчеты строчить, что там у нее на столе стояло.

– А деятели местной культуры? Они здесь зачем?

– А затем, что музей все-таки искусства, культуры и литературы. Так, кажется, он называется? Все равно – все свои.

– Свои… Я слышал, что этот музей – отмывание денег. Не было необходимости открывать новый очаг культуры в то время, когда, например, действительно заслуженный краеведческий музей, открытый сто пятьдесят лет назад, в котором, действительно, уникальные экспонаты, влачит жалкое существование! Там штукатурка на головы посетителям сыплется! А здесь даже экспонатов интересных нет! Честное слово – отмывание денег! Вот что вывести бы на чистую воду и о чем написать!

– Прекрати! Тебе не все равно, на чьи деньги гулять? Мне вот все равно – лишь бы не на свои. Кстати, зовут за стол.

Витя и Лена поспешили занять места около блюда с красной рыбой. Когда гости расселись, директриса поднялась и произнесла речь:

– Дорогие мои! Сегодня у нас важное событие – мы празднуем открытие нового музея, нового очага культуры в нашем городе, в нашем крае. До сих пор наш Алтайский край, богатый талантами во всех областях культуры и искусства – достаточно вспомнить актера, режиссера, писателя Василия Макаровича Шукшина, актера Валерия Золотухина, поэта Ивана Жданова, кинорежиссера Ивана Пырьева… Впрочем, имена наших знаменитых земляков можно перечислять долго… Так вот, наш край до сих пор не имел музея, посвященного культуре. И вот эта досадная оплошность исправлена. Теперь у нас есть такой музей. Здесь собраны поистине уникальные фонды многих замечательных людей, оставивших след не только в культуре нашего края, но и в культуре всего мира. Это большое событие и для меня лично – всю жизнь я мечтала об открытии такого музея, я положила на его рождение много сил, энергии, и вот моя мечта сбылась! И я благодарна всем вам, кто поддержал меня! Я благодарна администрации города и края за то, что пошли навстречу, выделили под музей старое, заброшенное здание, которое тем не менее имеет славную историю – здесь в начале девятнадцатого века жил губернатор, здесь проводились дворянские собрания, устраивались театральные и поэтические вечера…

– Ага! Очень славная история, – шепнул Витя. – Губернатор-то, любитель поэзии и театра, в подвалах этого домика пленников истязал, и, говорят, жену свою в этом же подвале сгноил. Поговаривают, что это дом с привидениями.

– Ой, как романтично, – хихикнула Лена.

– … Я благодарна также за то, что были выделены из бюджета немалые средства на ремонт и восстановление этого памятника архитектуры, на воссоздание интерьера, и вот теперь мы можем созерцать всю эту красоту, приближенную к девятнадцатому веку.

– А что я говорил про отмывание денег? – снова зашептал Витя. – Говорят, отсюда новый линолеум грузовиками вывозили, как не соответствующий духу времени.

– Куда вывозили?

– Кто ж теперь скажет – куда?

– … Я благодарна деятелям нашей культуры за помощь в формировании фондов, за то, что мы все теперь будем создавать ауру этого музея – я имею в виду музыкальные, театральные и поэтические вечера, которые наши замечательные музыканты, актеры, поэты согласны проводить безвозмездно, ради повышения культуры населения нашего города и края. Я благодарна журналистам, которые в своих публикациях создавали репутацию музею, подчеркивали значимость его создания, тем самым привлекая к нему общественное мнение. Я благодарна нашим дорогим музейным сотрудникам, которые на своих плечах вынесли все тяготы ремонта, который проводился буквально силами нас самих… Дорогие мои! Самое трудное – позади. Впереди – творчество, впереди – новые открытия и достижения!

Бутылки шампанского выстрелили пробками в потолок, пена с услаждающим слух вкрадчивым шипением заполнила бокалы.

Праздник растянулся на всю ночь. Правда, многие гости удалились. Но многие остались, поскольку очаг культуры находился в мрачной, отдаленной от центра части города, где были разбиты все фонари, по ночам выли бездомные собаки и шныряли подозрительные личности. Некоторые, напившись шампанского, подкрепили впечатление водкой, затем все залили пивом, и, устав, прикорнули на пушистом ковре под белым роялем. Других сон сморил прямо за столом. Музейные сотрудники разбрелись по кабинетам, а директриса удалилась к себе, где провела ночь в комфорте на диване в гостевой. Свечи догорели, и все покрыл мрак.