Всё хожу с этими газетами.
Заходила в штаб, сегодня Борис Дмитриевич дежурит.
– На работу устроились? – как всегда, спросил он.
Но на этот раз мне есть, чем похвастаться:
– Меня в котельную обещали устроить!
Саянов даже застыл, как изваяние.
– Это ужасно! Я в молодости там работал. Там жарко…
И я почувствовала себя обречённой нищенкой.
Прихожу домой – мама вся в слезах. Вдруг она про ВООП узнала, про самоубийство, или же книжку трудовую мне назад принесли?
Всё мимо. Мама даже оправдываться стала:
– Я плачу не из-за Вити, а из-за дома! Ничего дед нам не оставил!
Мама плачет редко, но если уж начнёт, то повизгивает, как собака. И из-за мужа-пьяницы никогда не плакала, я не видела.
Там, где остановка Новый мост в сторону Фрязино, частный сектор, сады, огородики, убогие домишки. Помню, как после приснопамятного 8 Марта, когда я ездила развеяться во Фрязино, меня там ветер ветками хлестнул.
И там наш дом, где я никогда не была, а мама – с 1970 года! Построила бабушка, но дед переписал на брата. И вот теперь слёзы из-за наследства.
Мой дед погиб во время байк-шоу, которое разрешил депутат областной Думы. Мама говорит, что пока они ехали из деревни Воря-Богородское вниз, то сбили насмерть тридцать человек!
Я по-прежнему каждую пятницу покупаю «Ярославку». И тут Инна Ч., корреспондент из Фрязина, написала о них репортаж: «ангелы ночи», «ночные всадники».
В рекламном отделе есть фрязинский номер на четвёрку. А вдруг это она и есть?
Звоню из автомата, тинэйджер трубку поднимает:
– Мне Инну Ч.!
– Сейчас.
У Инны Ч. голос разбитной чувихи. Именно такой и представлялась мне «настоящая журналистка», влюблённая в себя, свой «большой талант», всех кругом презирающая.
Я объяснила, чем мне не понравилась её статья, и Инна сказала:
– Вы понимаете, всё решает главный редактор! Напишите об этом сами! Мне уже, знаете, байкерами восхищаться… Всё прошло-ушло.
А раз человек поговорить не против, я вспомнила её самую первую статью в новой газете.
– А вот зачем вы тогда написали: «Прежде, чем искать работу, вы должны понять, нужна ли вам она»?
– Так это же прикольно! Вот вы когда-нибудь теряли работу?
– Разумеется.
– Так вот, приходишь ты на биржу труда, а там сидят такие девочки, играют в карты, и смотрят на тебя с такой ненавистью, – мол, а чего ты сюда пришла!
Ну, о «бюро трудоустройства» ужасные отзывы из всех уголков страны. А во Фрязино биржа на квартире, на Институтской улице, я столько раз мимо проходила.
Позвонила Коломейцевой. Она сказала:
– Я с Новохатским договорилась, позвони ему в понедельник в первой половине дня.
Я и дальнейшая учёба! Что-то немыслимое!
Заметки на полях 20 лет спустя:
Если бы байкеры сбили в один день тридцать человек, то это – гекатомба!
Суда не будет. Старых у нас не только не лечат, но и не наказывают за их убийство.
В середине сентября бабушку караулил в тёмном дворе следователь Калинин. «А что так поздно?» – «Я приходил днём, но вас не было».
А вчера он привёл этого байкера, и они прямо во дворе, на лавочке, составили договор. Байкер написал расписку, что обязуется выплатить вдове компенсацию за гибель человека!
– Обманули тебя, бабушку-старушку! Какой он из себя-то?
– С длинными волосами! Похож на Агутина!
С утра шёл дождь. Я пришла в штаб пораньше, всё равно мне «на работу». Дежурил Алексей Иванович, а он всегда мне рад.
Я позвонила в техникум, длинно представилась, и директор, решив, что говорит мой представитель, затараторил (холерик):
– Да-да, пусть сегодня приходит!
В обед бабушка прибежала меня проверить, и я похвасталась, что теперь буду учиться! Как порядочная.
– Только давай с тобой договоримся: ты теперь будешь учиться, а не собирать бутылки!
После обеда разгулялось, и я направилась в учебное заведение.
В нашем классе очень плохо относились к техникумам, как к отстойникам. Я увидела величественное здание с белыми ионическими колоннами, как у нашего Дворца культуры.
Я вошла туда с опаской, как во вражеский стан. Весь вестибюль пропитался химикатами.
Я тут же свернула направо, где директор, но меня перехватила тётка:
– Вы куда?
– Хочу поступить на заочное.
– Так и идите на заочное отделение!
Я же совершенно не сведуща в таких вопросах!
Искомое отделение оказалось где-то в подвале. Надо подняться на второй этаж, повернуть налево, дойти до конца коридора, юркнуть в дверку, а вниз по потайной лестнице.
Закуток заочного поделен на три ячейки: секретаря, самого отделения и заведующей.
В захламленной, заваленной бумагами каморке сидела крашеная девица в короткой юбке «полу-солнце» цвета фуксии, и остервенело долбила по клавишам пишущей машинки. Я объяснила, что мне надо, и она бросила деловито:
– Это вам к Анне Андреевне, а мне сейчас некогда!
К самой Ахматовой!
Нет, к Петровой.
Заведующая заочным отделением оказалась ухоженная женщина, с хорошей стрижкой и укладкой, с несколько яркой помадой на губах. Я сказала гордо:
– Я от Новохатского!
И женщина спокойно и интеллигентно мне объяснила:
– Получить специальность эколога вы у нас не сможете, потому что этому учат только на очном отделении, и вы уже опоздали. Но, если вы решили у нас учиться, то мы очень этому рады. Анечка! – кликнула она секретаршу. – Анечка, дай нам, пожалуйста, анкету, Геннадий Николаевич нам студентку прислал!
Надо же, «студентку»! Разве не «учащуюся»? Я – студентка!!! Чтоб я, ничтожество, да студентка!
Да разве это настоящее образование?
И мне дали анкету какой-то Башаровой Лейсан Олеговны.
– Графу «Родители» можете не заполнять, – предупредила Анна Андреевна.
У Ляйсан в графе «Отец» стояло «нет». Разве у татар бывает такое?
Когда я всё сделала, Петрова, передав секретарю анкету, заявление и аттестат об окончании средней школы, сказала:
– Анечка, ей вызов не надо присылать, она тут близко живёт, и за вызовом сама придёт!
Экономия. Мне дали расписку, что мой аттестат теперь у них.
Вот так я и стала студенткой колледжа – без экзаменов. Сдавать сюда надо русский и математику. Диктант я, разумеется, напишу, а вот алгебру я не знаю вообще!
Домой я возвращалась по Комарова, мимо дома Сафронова. И тут он как раз вырулил со здоровым мужиком с овальной плешью в чёрных волосах. Свернули не во дворы, а на улицу
Я обогнала их, будто не вижу. Обратят на меня внимание, или сделают вид, что не знают?
Обратили.
– Аль, – начал Сафронов, – ничего пока не получается, обожди пока месяцок…
У него уже «мгновения спрессованы в столетия».
И тогда я протянула ему четыре рубля:
– Хочу вернуть долг за членские взносы. Вы же тогда за меня заплатили…
Но Сафронов, у которого осенью листьев не выпросишь, отказался!
– Нет, Аль, пока не надо. Пока у тебя мало денег.
И снова тоска и безнадёга!
Сегодня – уже сорок дней, и все наши ещё в девять утра уехали на кладбище.
У нас все работают, и все взяли отгул. И я тоже на «своей работе» «взяла отгул». Но на кладбище я ехать не захотела, поэтому мама велела мне сидеть дома и никуда не выходить. И я так и делаю.
Уже четыре дня. Семь часов прошло. Никого нет. У меня от ужаса пересохли губы и язык. А вдруг со всеми ними что-то случилось?! Что тогда делать? Лихорадочно соображаю.
Одну квартиру можно будет сдать. Только это опасно. Но я же теперь не одна, у меня есть партия! Может, на работу куда пристроят. Хотя если до сих пор не пристроили, то вряд ли и впредь чем-то помогут.
Сегодня очередное партсобрание. Очень рано, в шестнадцать часов. Я предупредила, что меня не будет. После того скандала я боюсь туда идти.
***
Родители вернулись в начале восьмого. Очень им по кладбищу гулять понравилось! В жизни никуда не ходили, а там, словно вареньем намазано.
– Там хорошо! – чуть ли не закатив глаза, сказала мама. – Сойки яйца клюют. Собаки и кошки, живут у сторожа в сторожке…
Потом с восторгом рассказала, как хоронили военного, и палили из ружей. И про бандоса, могила которого залита розовым бетоном.
– Девки дежурят там каждый день!
Очень жарко. Приходила Янка в одной футболке. Мама ей доброжелательно сказала, что не надо в октябре так рисковать.
И точно: только начало темнеть, погода испортилась, подул холодный ветер…
Заметки на полях 20 лет спустя:
И сейчас мне кажется, что тогда было особенное солнце, очень ласковое…
***
– У меня деда убили, – похвасталась я ей.
– Это который с твоей бабушкой жил?
С ним она не была знакома.
Я сказала, что тоже буду теперь учиться.
– А почему ты туда решила? С мамой посоветовалась, да?
– Нет, я сама!
Мама мне сегодня говорит:
– Бабка-то у нас совсем в маразме. Спрашивает: «Это её предприятие отправляет учиться, да?» – «Какое ещё «предприятие»?!!»
Господи, неужели она всё знает?!!
О проекте
О подписке