Сейчас я понимаю, что вряд ли это сыграло решающую роль, ведь, судя по всему, нам и без этого кармически было предопределено быть вместе, несчастная капля крови не могла здесь сильно изменить ход событий. Или же как раз наоборот – мне кармически предопределено было его привязать… Но чувство вины за этот чудовищный поступок преследовало меня и доводило до безумия потом, спустя долгие годы, когда я уже сполна настрадалась от наших больных отношений и решила, что весь этот ужас мне в наказание за то, что я тогда совершила.

Что я только ни делала, чтобы искупить вину. К шаманам, экстрасенсам, тарологам, регрессологам обращалась, даже в церковь на исповедь ходила, но окончательно избавиться от этого чувства так и не смогла. У Алексея я тоже пыталась попросить прощения, но он только отмахнулся, не верил он во всю эту, по его словам, мистическую чушь. Он ведь всегда считал себя хозяином своей судьбы и в конце жизни горько сожалел о многочисленных совершенных ошибках.

А тогда ничего особенно не изменилось. И страх потери мой тоже не уменьшился. Хотя по прошествии времени, когда я поняла, что бросать меня он пока не собирается, может быть, немного и поутих.

Первый год нашей совместной жизни я с полным основанием могу назвать настоящим земным раем. Незадолго до встречи со мной Алексей закончил ВГИК и как раз тогда получил гонорар от купленной в прокат дипломной работы с известным актером в главной роли, поэтому мог позволить себе заниматься чем душе угодно.

От предложенного запуска на студии «Мосфильм» Алексей гордо отказался, так как сценарий, рекомендованный для фильма, показался ему бездарным и он решил написать свой собственный, который обещал быть просто гениальным. Идея была основана на сюжете коротенького научно-фантастического рассказа, прочитанного им когда-то в юности. Речь там шла о продавце книг и о его странном посетителе, ведущем с ним философские беседы о связи времен. Присутствовал в сценарии и сдвиг во времени в финале, когда подземный переход – постоянное место работы книжника – превращается в своеобразный портал – огромный тоннель, по которому, подобно параду, в хронологическом порядке под сопровождение величественной музыки Баха начинают двигаться известные исторические персонажи. Ежедневно Алексей зачитывал мне уже готовые куски, вызывавшие у меня неизменный восторг. Я была абсолютно уверена, что его ждет блестящее будущее.

Продуктивнее всего Алексею работалось в ночные часы. Моя квартира была небольшой, однокомнатной, он творил на кухне, и когда среди ночи, выныривая на короткий момент из сна, я лениво открывала глаза, узкая полоска света из полуприкрытой двери дарила мне моменты невероятного счастья.

Собственно, весь этот год был наполнен подобными моментами. Особенно яркими – в летнее время. Вот я стою на низком багажнике его складного велосипеда – нашей любимицы, красной «Камы», – обхватив руками его плечи и прижимаясь бедрами и низом живота к спине – мы очень любили кататься так по улицам нашего района и по московским паркам. Легкий теплый ветерок в лицо, день близится к концу – его любимое время, он называл его – земляничные закаты. Я, наклоняясь, шептала в эти моменты ему на ухо:

– Боже, как же хорошо! Так хорошо, что хочется умереть.

И он прекрасно понимал, что я имела в виду. В такие моменты я буквально парила над землей, опьяненная счастьем, понимая, что ничего подобного в моей жизни уже никогда не повторится. Потому что ничего прекраснее быть просто не может. Это совершенно невозможно. И по сравнению с этим вся последующая жизнь покажется серой и унылой. И зачем она тогда?

Мне даже в голову тогда не приходило, что, вообще-то, это довольно опасно. Особенно когда с горки, на полной скорости. Однажды нас даже милиционер остановил.

– Ну что вы себе позволяете, ведь взрослые же люди… – Но разве это могло нас остановить? Мне даже нравилось, что в этой рискованной ситуации я полностью завишу от любимого, и с радостью и восторгом доверяла ему свою жизнь.

Вот мы со своим неизменным средством передвижения пересекаем на пароме Строгинский залив по дороге в Серебряный бор. Чудесный теплый день на верхушке лета. Прогретый, пахнущий рекой воздух, солнечные блики в воде. Алексей сидит напротив. Я откровенно им любуюсь: отливающие на солнце бронзой, слегка вьющиеся темно-каштановые волосы, красивое загорелое точеное лицо. У ребят, сидящих рядом, на коленях магнитофон, из которого звучат звуки чудесной музыки – «A Comme Amour» Клайдермана, идеально подходящей к ситуации. И в этот момент меня пронзает вспышка невероятного, почти неземного счастья, отпечатавшаяся в сознании на всю оставшуюся жизнь.

На нашей горячо любимой красной «Каме» мы объехали почти все парки Москвы и ближайших окрестностей. Велосипед был складной, и его легко можно было пронести с собой в метро. Доехав до станции, ближайшей к выбранному для велопрогулки парку, мы, поднявшись наверх, собирали наше средство передвижения и дальше добирались уже ставшим привычным способом. Иногда мы даже по центру Москвы так катались.

Как-то в одном из тихих сквериков арбатских переулков Алексей о чем-то разговорился с очень интеллигентного вида, колоритной старушкой, явно благородных кровей. Он просто обожал таких «арбатских старух», видимо, они напоминали ему бабку – слова «бабушка» он не признавал – со стороны матери, имевшую дворянское происхождение. Сам Алексей в детстве тоже жил в одном из этих переулков, они с матерью занимали комнату в коммуналке в доме, который раньше полностью принадлежал семье его бабки.

Что именно Алексей обсуждал с этой случайно встреченной пожилой женщиной, уже не вспомнить. Он любил заговаривать с незнакомыми людьми, и темы для беседы всегда легко находились. Я тихо стояла рядом и буквально светилась от счастья, очевидно всем своим видом излучая абсолютную преданность и восторженную влюбленность. В какой-то момент, отвлекшись от разговора, старушка внимательно на меня посмотрела, а потом вдруг очень громко и темпераментно заговорила, обращаясь к Алексею:

– Берегите свою лапочку… Берегите! Ведь она же у вас просто чудо… Таких сейчас не найти.

Я страшно смутилась, а Алексей как-то по-новому, словно со стороны на меня посмотрел и, улыбнувшись, демонстративно погладил меня по голове, как гладят маленьких послушных девочек.

Иногда он брал меня с собой на премьеры в Дом кино. Какой же счастливой и невероятно гордой я себя чувствовала, появляясь вместе с ним в этом элитном месте. Мне казалось, что все на нас смотрят. И конечно же, завидуют мне. Ведь со мной рядом такой мужчина! Я считала его невероятно, божественно красивым. Куда там до него всем голливудским звездам вместе взятым! К тому же, вероятно, его все узнают, он ведь не так давно, еще будучи студентом ВГИКа, снялся в популярном фильме. И этот мужчина со мной… Как же мне повезло! Иногда я просто не верила своему счастью.

В то время огромный постер, хотя такого слова тогда еще не было, точнее, плакат, или афиша, с рекламой фильма висел на стене кинотеатра «Россия». На нем было несколько кадров, и на самом верху – красивое одухотворенное лицо Алексея. Этот же плакат в уменьшенном формате висел и в его комнате, над кроватью, где он ублажал своих осиянных. Мне, наверное, повезло, я не побывала в этой постели, так как у меня была своя квартира, где гораздо удобнее было встречаться. Алексей жил вдвоем с мамой, которая, скорее всего, не слишком одобрительно относилась к визитам осиянных.

На момент знакомства я еще не успела посмотреть этот довольно популярный в то время фильм, поэтому не узнала в своем новом знакомом красавца-актера, сыгравшего главную роль. Потом он, конечно, рассказал мне о съемках, но настойчиво отговаривал смотреть фильм, так как считал его неудачным. Но все же спустя месяца три я решилась его не послушаться. Было это сразу после нашего отдыха в Сочи, когда он решил там на неопределенное время задержаться, ведь он был совершенно свободен, а мне нужно было возвращаться на работу.

Страшно соскучившись, я решила посмотреть на любимого хотя бы на экране. Сидя в кинозале и созерцая кадры, на которых он проводит время на берегу моря с возлюбленной, глядя на его красивое, точеное, такое желанное полуобнаженное тело, я удрученно думала, что сейчас, в реальности, скорее всего, происходит ровно то же самое… Так оно и было, и позже я получила этому подтверждение, но тогда я могла только предполагать и, обманывая себя, все же верить в невозможное.

Я с нетерпением ждала его приезда, почти каждый день звонила – вдруг он уже вернулся, и по каким-то причинам не ко мне, а в свою квартиру… Отвечала мама. Однажды, удивленная моей настойчивостью, она предложила встретиться. Мы гуляли по парку, разговаривали, она задавала вопросы, смотрела на меня печальными глазами и говорила:

– Деточка, ну зачем он вам нужен, ведь вы же прелесть… прелесть…

Он приехал спустя две недели, в середине сентября, загорелый, похудевший, красивый до безумия. Отпечаталась в памяти первая ночь после его приезда, наполненная беспредельным счастьем. Мы спим прижимаясь друг к другу, в обнимку, что было неизменным на протяжении всех 11 лет совместной жизни – мы даже переворачивались с боку на бок одновременно, тут же подстраиваясь и находя удобное положение для максимального соприкосновения всех частей тела. Балконная дверь приоткрыта, оттуда веет свежим, уже прохладным, осенним воздухом. Он, вдруг на секунду просыпаясь, почти сквозь сон:

– Господи, как же хорошо… Неужели это когда-нибудь закончится…

Я вся замираю, таю от необыкновенного счастья, целую его, глажу лицо и тихо отвечаю:

– Не надо, не думай об этом… Счастье мое, радость моя…

Как описать это необыкновенное родство душ близнецовых половинок? Подобного я не испытывала больше ни с кем и никогда. Это очень тонкое чувство невероятной близости, соединяющее двух людей скорее на энергетическом уровне. Мы совпадали во многом. Одинаковый юмор со склонностью к легкому абсурдизму. Возможно, мало кто бы понял, над чем мы смеялись до спазмов в животе.

Однажды он что-то пытался мне доказать, а я не особенно верила. Тогда в середине разговора он вдруг с особым пылом заявил:

– Ну, хочешь, голову расколю… – небрежный кивок в сторону, – вон, об угол!

Взрыв хохота… Или еще. Он лежит на диване и читает книгу по буддизму – его серьезное увлечение в то время. Иногда бросает шутливые реплики.

– Мася, ты хочешь быть Брахмопутрой?

– Нет, – отвечаю машинально.

Он, философски-удрученно, с глубокой печалью в голосе:

– Никто не хочет быть Брахмапутрой…

Господи, ну почему это так смешно? И вот еще перед стрижкой – а я стригла его сама на всем протяжении нашей совместной жизни – я усадила его на стул, небрежно накрыв только что помытую голову полотенцем, которое соскользнуло на глаза. Какое-то время он сидел не шевелясь, а потом жалобно и смиренно, почему-то по слогам произнес:

– Пло-хо вид-но…

Спустя многие годы Алексей с умилением вспоминал одну и ту же сцену, повторявшуюся в то время неоднократно. Я настолько была к нему привязана, что с трудом переносила даже кратковременные его отлучки. Он стоит в дверях и произносит фразу: «Ну все, Мась, я ухожу». А я, лежа после близости на разложенном диване и выглядывая из-за диванного подлокотника, смотрю на него полными печали глазами и издаю чуть слышные, жалобные, протестующие звуки, больше всего похожие на мяуканье котенка, тянущего лапки из клетки и умоляющего забрать его из приюта. Однажды даже случилось так, что после подобной сцены он передумал и остался. А потом весь вечер повторял:

– Чуть не ушел… – чем вызывал у меня взрывы хохота.

Благодаря своей невероятно богатой творческой фантазии он постоянно придумывал забавные сценки и талантливо их изображал – актером он тоже был от бога. Когда он отказался от запуска на «Мосфильме» и плотно залег на моем диване с книгами, частенько мы смеялись над придуманной им, как всегда, несколько абсурдной ситуацией: раздается звонок в дверь. Алексей в полосатом домашнем халате, немного заспанный, держа под мышкой нашего любимца – крупного рыжего кота Антона, открывает дверь и тупо таращится на двоих мужчин в строгих костюмах и галстуках, которые вежливо спрашивают: «Скажите, пожалуйста, а здесь живет кинорежиссер Алексей Б.?» Алексей медленно переводит вопросительный взгляд на кота, который изображает недоуменную гримасу, какое-то время молча смотрит на незваных визитеров ничего не выражающим взглядом, а затем лениво совершает свободной рукой медленные выметающие движения и закрывает за ними дверь. Как же я смеялась, наблюдая гениально, как мне казалось, сыгранную сцену.

А его невероятно острый ум… Однажды кто-то из нас уронил ключи в шахту лифта. Звонить в ЖЭК он запретил и целый вечер просидел за кухонным столом, вычерчивая какие-то схемы, производя расчеты, и когда я уже улеглась спать, куда-то вдруг удалился. Через несколько минут он принес мне ключи. Умудрился вытащить их изогнутым под вычисленным им углом проволочным прутом. Я не могла поверить своим глазам. Вот это мозги!

Удивительным образом у него работала голова. Он мог говорить часами, перескакивая с одной мысли или идеи на другую, и это не было пустой болтовней, это всегда было необычно, ново, глубоко и содержательно. Идеями он просто фонтанировал.

В начале наших отношений я слушала его, буквально раскрыв рот, и очень многому у него научилась. Казалось, он знал абсолютно все и мог ответить на любой вопрос, и не только из области кинематографии и архитектуры. В шутку я называла его «живая ходячая энциклопедия». Иногда я даже уставала от такого потока информации и молила о передышке.

Пожалуй, только одно событие омрачило безоблачное счастье первого года отношений. Это моя беременность. Подвели противозачаточные таблетки. Вопроса о том, что делать, у меня даже не возникло. Я прекрасно знала, что Алексей категорически против детей. Здесь у него были совершенно четкие установки – он был убежден, что рожать детей в стране с тоталитарным режимом, за железным занавесом равно преступлению. Это все равно что родить ребенка в тюрьме. И всех женщин, имеющих детей, включая и свою собственную мать, он считал настоящими преступницами. Следуя своим низменным инстинктам, они обрекли собственных детей на жизнь в этом «помойном ведре». Так за что же их, скажите на милость, любить или хотя бы уважать?

Некоторые его идеи и жизненные установки были настолько для меня непривычными, что поначалу вызывали некое подобие шока. Но он всегда мог обосновать их логически и я была склонна принимать его сторону в любых рассуждениях.

Поделившись с ним неожиданной новостью о беременности, я тут же сообщила, что у меня уже есть направление на аборт. И он отнесся к этому совершенно спокойно, примерно так, как если бы мне предстоял визит к стоматологу. Помню, как врачи, когда я уже лежала на операционном столе, настойчиво уговаривали меня сохранить ребенка. Но я была непреклонна. Ведь я по сути выбирала между ребенком и любимым человеком. Ребенок – это пока было чем-то абстрактным, а без любимого я не смогла бы прожить и минуты.

Когда я вернулась домой после операции, меня встретила пустая квартира. Не появился Алексей и в течение вечера. Пришел, кажется, уже ночью, когда мне, наглотавшейся снотворного и обезболивающего, все-таки удалось заснуть. Не задал ни одного вопроса ни о прошедшей процедуре, ни о моем самочувствии, а я была так рада, что все позади и он снова со мной, что мне даже не пришло в голову в чем-то его упрекнуть. Я вообще его редко в чем-то упрекала. Поэтому и причин для ссор не было. Единственной моей мыслью в первый год совместной жизни была: «И за что же мне такое счастье?»

Когда же у нас возник первый конфликт? Кажется, как раз через год, почти сразу после переезда в новую двухкомнатную квартиру. Тогда я включила все свои силы для того, чтобы организовать обмен. Расширение жилплощади было крайне необходимо. От этого, можно сказать, зависели наши дальнейшие отношения. Сын подрастал, и жить с ним в одной комнате становилось крайне проблематичным. Я отыскала среди своих пациенток сотрудницу районного ЖЭКа и попросила ее найти кого-то подходящего, кто, возможно, согласился бы на обмен за доплату. И – о чудо намерения – буквально спустя месяц отыскался одинокий алкоголик Юра, который по счастливой случайности жил в двухкомнатной квартире в нашем же доме. Мы быстро договорились о сумме, на нее как раз хватило сбережений на сберкнижке, открытой для меня мамой еще в детстве, и летом, спустя ровно год после начала нашей совместной жизни, мы переехали в двухкомнатную квартиру в соседнем подъезде.

Ремонт тоже делали мои пациентки. На моем участке находилось общежитие строителей, и девочки оттуда были наняты мною для побелки потолка и оклеивания стен обоями.

Обои в то время были огромным дефицитом. С большим трудом, с помощью отчима, удалось приобрести, кажется, какие-то чешские. Выбора почти не было, поэтому стены обеих комнат приобрели цветочный орнамент, который очень не пришелся по душе Алексею. Он вдруг, неожиданно вспылил и обвинил меня и всю мою семью в отсутствии вкуса и провинциальности. Он даже привез мне тогда для примера образец очень стильных обоев, который, как потом выяснилось, он позаимствовал в общежитии у тех же самых девочек-строителей, одна из которых, или, может быть, даже и не одна, входила в его список осиянных.

Вот ведь ирония судьбы… Наверняка эти осиянные строительницы хотя бы раз побывали у меня на приеме в женской консультации. Возможно, я даже выдавала им направления на аборт. Ведь в основном они приходили ко мне именно за этим. Но тогда я об этом даже не подозревала, как не подозревала и о существовании проекта Алексея и его списка. Обнаружила я его спустя два года нашей совместной жизни. Произошло это знаменательное событие во время отпуска на рижском взморье – я разбирала вещи после переселения в другой номер гостиницы и случайно наткнулась в его сумке на этот злополучный фолиант. Вероятно, он предполагал навестить кого-то из осиянных, живущих в Риге, и просто поленился переписать телефоны.

Да… какой же шок я, влюбленная в него до безумия, тогда испытала, обнаружив этот длинный, склеенный из плотных листов бумаги и свернутый в гармошку донжуанский список… В нескольких колонках каждой девушке там были выставлены оценки – за лицо, фигуру, темперамент и некие другие важные для Алексея качества. Колонок было семь или восемь, в первой слева фиксировались имена, а крайняя правая предназначалась для записи телефонов. И себя, конечно же, я там тоже отыскала. Когда увидела свои оценки за фигуру и темперамент – 5+, очень удивилась и даже слегка возгордилась… Но – о ужас… – после меня там было еще полтора десятка имен…

В тот злополучный день я не выдержала и устроила настоящий скандал, чего никогда себе раньше не позволяла. А Алексей, даже и не особенно смутившись, счел нужным привести в свое оправдание только лишь факт, что после моего появления в его жизни количество новых имен в списке за год значительно уменьшилось. И по его мнению, я должна была быть этим невероятно горда.

В тот же день я собрала вещи и уехала. Одна. Не дожидаясь конца отпуска. В поезде всю ночь ревела. А под утро мне приснился странный сон… Храм Христа Спасителя, который как раз тогда начали восстанавливать. И музыка… чудесная, какая-то неземная музыка, скорее даже и не музыка, а что-то похожее на ангельское пение… Она еще долго звучала в моих ушах после того, как я проснулась… Я посчитала это знаком и, приехав в Москву, пошла в сберкассу и положила 25 рублей – почти четверть своей зарплаты врача – на счет восстановления храма.