Крикса

Митька капризничал ночами и никому в избе не давал спать. Мать подходила к нему, меняла мокрые пелёнки, кормила. Митька затихал, но стоило матери уложить его в зыбку и отойти, как он снова принимался кричать.

– Ровно сглазили, – ворчала мамка, – такой спокойный ребятёнок был.

– Или день с ночью перепутал, – зевая, говорила бабушка Поля. Она недавно приехала погостить. – Шлёпни его по попке, он наплачется и уснёт.

Мамке жалко было шлёпать Митьку.

Варька смотрела в темноту, и ей казалось, что возле зыбки тень гуще и напоминает женщину с распущенными длинными волосами. Вот тянется рукой с корявыми пальцами к братику, и тот начинает хныкать. Щиплет, небось, щекочет. Варя зажмуривалась – тень пропадала.

Утром она вставала поздно, когда солнце поднималось высоко. Мать с отцом уже были в поле, бабушка оставалась с Митькой. Он спокойно лежал в зыбке, отсыпался за ночь.

– Варнак какой, никому покоя не даёт, – покачала люльку бабушка, – небось, щетинка его мучает.

– А это что? – заинтересовалась Варя.

– Если мамки в тягости много сала едят, то у младенчиков бывает щетинка на спине. Колет, спать не даёт. Вот мы сейчас посмотрим… – Бабушка вынула Митьку из зыбки и развернула пелёнки.

– Не надо, сейчас опять кричать будет, – испугалась Варька.

– Не будет. Вишь, спит как крепко.

Митька только гугукнул, не просыпаясь.

– Коли щетинка, то надо хлебным мякишем с грудным молоком покатать по спинке – щетинка и пройдёт.

Бабушка потрогала ладонью Митькину спину, лизнула для верности и сказала:

– Нет, гладенько всё. Значит, не щетинка. А где его куватка?

Варька знала, что такое куватка. Это тряпичная куколка-оберег для малых ребят.

Она поискала в зыбке.

– Нету. Должно быть, потерялась.

– Надо мамке сказать, чтобы новую сделала. Смастерит она куватку, и Крикса отстанет от Митеньки.

– А кто эта Крикса, бабушка?

– Злой дух. Ребят мучает, щекочет или щиплет. Бывает, что ведьма деревенская помирает, у которой деток не было, и становится она Криксой, Ночницей.

«А ведь и правда, – подумала Варя, – померла у нас недавно бабка Минодора». При жизни бабка ворожила, гадала на картах, лечила людей травками. Варька слышала, как кто-то из соседок боязливо сказал: «Будем хоронить, кол осиновый в сердце ведьме вбить надо, чтобы после смерти добрых людей не тревожила».

– Какая Минодора ведьма? – возразили ей. – Людям она не пакостила.

Соседи нашли у неё денег немного, на это и погребли. Детей у Минодоры не было, про другую родню никто не слыхал.

«Вдруг Минодора стала Ночницей? Изводит братика, спать не даёт», – подумалось Варьке.

Бабушка сказала про куколку матери, а той всё сделать недосуг. Ещё сильнее стал братик орать ночами. Мать носила его на руках по избе, укачивала. Сама с ног валилась, чуть не стоя засыпала. И сказала в сердцах:

– Да чтоб тебя разорвало, проклятого!

Поднялась бабушка, отняла у матери Митьку.

– Что ты, Акулина! Нельзя дитя проклинать. Ты ложись, я вот сейчас его успокою. Слышь, ветер какой, ребятки всегда на непогоду маются.

Луна заглядывала в окошко через рваные тучи, ветер стучал по крыше ветками яблони. Ходила по избе бабушка и напевала:

Баю-баюшки-баю,

Баю, Митеньку, баю!

Приди котик ночевать,

Мою детоньку качать.

Уж как я тебе, коту,

За работу заплачу:

Дам кусок пирога

И кувшин молока.

Митька затих, и Варя тоже задремала.

…Проснулась она от голоса матери. Та ворковала, тетёшкая Митьку.

– Ах ты мой красавчик, ах ты моя кровиночка!

Варька протёрла глаза.

Мамка сидела возле зыбки и держала на руках берёзовое полено, завёрнутое в пелёнки, баловалась, как девчонка, тыкала ложкой в сучок.

– Плохо ест, – пожаловалась она.

– Мамка, ты чего озорничаешь? – подошла Варька. – Полено нянькаешь. А Митенька где?

Мать нахмурилась:

– Какое полено? Али не умывалась ты ещё, глаза слипаются?

Она говорила серьёзно и всё пыталась накормить полено жиденькой кашей. Варе показалось, что мать лишилась разума.

– Бабушка! Мамка с ума сошла! – закричала она.

Бабушка с кряхтеньем слезла с печи.

– Что стряслось, чего шумишь, егоза?

Увидела, как мать нянчит полено и испуганно перекрестилась.

– Господи, с нами крестная сила! Акуля, доченька, отдай поленце. Ты куда Митеньку подевала?

Мать рассердилась по-настоящему, брови свела.

– Да вот он, Митя! Вы ослепли, что ли, или белены объелись? Насмехаетесь надо мной! Сами вы поленья деревянные, Митенька это, глаза-то разуйте!

Варя разревелась. Бабушка отвела её в спальню, обняла, погладила по острому плечику.

– Знать, Ночница подменила Митю на берёзовое полено, а мамке чудится, что это сыночек её ненаглядный. Митенька теперь у Криксы.

– Что делать, бабушка? – всхлипнула Варя.

– Не знаю, детка, не знаю… Не должна мать проклинать своё дитя. Волю она этим Ночнице дала. Обряд какой-то есть, чтобы дитя вернуть, но я его запамятовала.

Варя вспомнила, как чудилась ей тень с корявыми длинными пальцами возле зыбки. Не тень то была, Ночница приходила.

– Как забрала, так и отдаст, – решительно сказала Варька и вытерла слёзы. – У Полудницы Митьку отбила, и у Ночницы отберу.

Весь день она думала, как вызволить братика. Мамка давно ушла в поле, велев Варе нянчить полено и кормить кашей, оставленной в маленьком горшочке – кашнике.

С горя Варька съела кашу сама и не заметила вкуса.

– Бабушка, а к кому Криска приходит?

– Кто спать ложиться не в пору, на вечерней заре. Ох, горе горькое.... Как нам Митеньку воротить?

Быстро смекнула Варька, как ей Ночницу увидеть.

Только поужинали, она сбросила сарафан и рубаху и полезла на печь к бабушке.

– Ты чего так рано? – удивилась мамка, покачивая в зыбке полено. – Ещё даже Митенька не спит.

– Устала я, – ответила Варька и зевнула.

Долго она лежала на перине. Скоро стемнело в избе, ушли за тесовую переборку мать с отцом. Вдруг Варька увидела, как через оконную щель в комнату, подобно дыму, вползает Ночница. Была она вовсе не похожа на бабку Минодору, бесплотная, с большим ведьминским носом и растрёпанными космами. Только горели жёлтыми огоньками злые глаза в темноте.

Варька мигом слетела с печи. Схватила полено из люльки.

– Крикса-варакса, своего забирай, а моего братика отдавай!

– Ишь какая… храбрая, – проскрипела Крикса.

– Да, храбрая. Отдавай моего Митеньку!

– Если до первых петухов найдёшь – забирай. А нет – навсегда моим останется, а мать твоя до смерти с поленом играться будет, – усмехнулась Крикса.

Сказала и уползла чёрным облаком в оконную щель.

Варька замерла, прислушалась. Ей показалось, что где-то рядом заплакал братик, это был его плач. Варька заметалась по избе.

И тут в зыбке заверещал-завизжал подменыш. Бросилась Варька к люльке, а там полено надрывается, рот – дырку от сучка разевает. Думала она, что мать проснётся, но та не пошевелилась. Не иначе, сном-мороком Ночница её одурманила.

– А, какая хитрая! Это нарочно, чтобы я не слышала, где Митя плачет, – догадалась Варя. Хотела она было выкинуть подменыша в окно, но увидела рожок с молоком. Сунула соску в дырку от сучка – полено зачмокало, зачавкало.

Застыла посреди избы Варька, Митин плач ей почудился теперь за окном. Выскочила на крыльцо босиком, в одной ночной рубашке.

– Митя! Митенька, отзовись!

Плач слышался ей и в хлеву, и в курятнике, и на огороде.

«Обманывает, уводит, хитрая!» – подумала она. Со страхом смотрела Варька на небо: скоро рассветёт, скоро петухи запоют, а братика она не нашла.

В избе опять заверещало полено, его крик был слышен и на улице. Варька вернулась в дом, упала на пол и расплакалась. Навсегда братик останется у Ночницы, а мамка будет нянчить полено.

Вдруг её чуткое ухо уловило стон как будто из-под пола. Погреб!

Отбросила Варька полосатую дерюжку, потянула крышку погреба за железное кольцо, насилу открыла. Спустилась по лесенке в холодную темень и услышала близко Митькино кряхтенье. Нащупала свёрток в пелёнках, прижала к себе. А тут и петухи запели.

Тотчас морок-дурман пропал, проснулась мамка.

Долго она не могла поверить, что полено за Митеньку принимала. Говорила, что подменыш и ручками-ножками болтал, и гукал, как Митенька, только кушал плохо.

Конец ознакомительного фрагмента.