Та ночь врезалась в память раскаленным тавром. Неле разбудил шум: отовсюду бежали с факелами, что-то кричали невпопад. Никто не удосужился бросить женщинам хоть пару слов, и потому сестры кинулись к Неле, умоляя выйти наружу и разузнать, что случилось. Их бы затолкали там, в суматохе, а если, как кто-то вопил, на селение и впрямь напали, речь шла о жизни и смерти. Глупую девку, не ко времени выбежавшую с женской половины, могли ударить кулаком в сердце и убить; даже дочерям каманара грозила такая участь. Но в случае серьезной опасности только бегство давало крохотную надежду на спасение. Визжащих от страха женщин и в комнатах перерезали бы враги, или свои – чтоб не достались врагам.

Отрывая от себя руки сестер, мокрые, точно слезами заливались даже их ладони, Неле молча кривилась. Иной раз она даже радовалась, что родилась ненастоящей женщиной. Невозможно представить, что и она вот так, чуть что, начинала бы выть и рыдать. Наконец Юрале и Юстиле получили от младшей сестры по вразумляющей оплеухе, притихли и покорно отправились к матери.

Неле не пошла во двор, предпочтя выбраться на крышу. Видно оттуда было лучше, а толкаться среди громадных мужчин девушка не собиралась.

Факелов вынесли уже достаточно. Неле смотрела и посмеивалась, воображая, как взгреют дурака, что не узнал своих. Брат с верными воинами подолгу оставались в пещерах Верхнего Таяна, выходя оттуда в набеги, и частенько они возвращались в новых доспехах. Но не узнать Таянского Демона...

Неле неистово обожала старшего брата. Во всем камане лишь двое обращались с нею так, будто она была настоящим воином, но эти двое стоили двадцати тысяч. Первым был Наргияс, и Наргияса она любила как отца; родной отец слишком пугал ее, чтобы его любить. Вторым же был Демон Высокогорья, непобедимый, великолепный, беспощадный, внушавший ужас всем – кроме немногих соратников, мудрого Наргияса и любимой младшей сестры.

Наргияс, учивший Неле воинскому искусству, запрещал ей ввязываться в поединки; она и сама бы ни за что не полезла, но те, кто хотел посмеяться над нею, не спрашивали ее согласия. Как-то один весельчак взялся гонять ее и сильно избил. Неле, одуревшая от боли и усталости, не поверила глазам, различив сквозь кровавый туман очертания знакомой фигуры; думала, бредит, но шутник заметил тоже...

– Должно быть, моя сестра – храбрый воин, если победа над нею для тебя почетна, – улыбаясь, сказал ему Итаяс. Он стоял у границы круга, в котором проходили поединки, безоружный, и был прекрасен, точно один из братьев-богов.

Насмешник отшатнулся, неловко переступив, и едва не упал; в тот день Неле впервые в жизни увидела, как у взрослого мужчины ноги подкашиваются от страха.

...Ворота отворились, и он, не думая спешиваться, въехал во двор. Пламя факелов, закрепленных в шипастых гнездах по стенам, металось в ночи, алые тени дрожали на его лице и распущенных волосах, стальные накладки на доспехах и конской сбруе точно плавились в огненном свете. Домочадцы каманара выходили навстречу, и гомон стихал. Постепенно двор заполнился; люди жались к стенам, не сводя с Итаяса полных ужаса глаз.

Неле подалась вперед. Дыхание замерло в груди.

На седле перед братом, прямая, словно меч, смертельно бледная, но без следа слез на лице, сидела самая чудесная красавица, которую только видела Неле в своей жизни. По толпе побежал шепоток, другой; Неле напрягла слух, различить, конечно, ничего не могла, но быстро догадалась, кого привез брат. Речи о ней, как ручьи, бежали от камана к каману. Правнучка одного из дзерасских старейшин, Мирале, прекраснейшая невеста гор... Кое-кто говорил, что неплохо бы принести ее в жертву богам: нельзя людям обладать такой красотой, она принесет несчастье. Но прадед ее был силен и любил правнучку как сердце свое – так любил, что дал ей право самой выбрать из тех сотен мужчин, что желали взять ее в жены.

Дурное то было решение: отказал старику разум, любовь возобладала над мудростью. Сотни гордых витязей, не только дзеры, многие воины многих каманов были оскорблены. Мирале выбрала не отважного, не прославленного, не могучего – выбрала хромого бедняка, которого когда-то приютил ее прадед по увечию и сиротству.

Много печалился старейшина, много качал головой. Долго говорил он со счастливцем, но не робкого десятка оказался хромец, не предал невесту, не взял золота, да и понял старик, что любит он Мирале так, как никто другой не будет любить.

...Вороной жеребец стал как вкопанный посреди двора. Итаяс спешился и бережно принял на руки полуобморочную Мирале. Сердце Юцинеле странно дрогнуло... и немедля, закусив губу, девушка поклялась, что будет любить невестку больше родной сестры и служить ей служанкой. «Она утешится, – подумала Неле почти весело, – она, конечно, капризная, своенравная, потому что красавица. Но она поймет. Он... ласковый». Ногти впились в ладони, побелели костяшки пальцев. Неле смотрела, как брат обнимает Мирале, какая улыбка светится на его прекрасном лице, и дыхание спирало в груди, туман в глазах вставал от отчаянной жалости. Она такая красивая. Неужели она – тоже?..

Итаяс никогда не бил своих жен, ни единого грубого слова они не слышали от него, но каждый год он брал двух или трех новых. Одна за другой они умирали в родах или же беременными; до сих пор ни одна не смогла взрастить его семя. Ненавистники в соседних каманах говорили, что Итаяс не сын Ариясу, что каманар Таяна уступил свою жену горному демону, желая получить непобедимого воина; но как бесплоден отпрыск осла и кобылы, так не может человеческая женщина выносить дитя полукровки...

Послышались тяжелые шаги. По спине Юцинеле катились мурашки. Она прижалась к камню, надеясь скрыться за низкой оградкой крыши. Сердце прыгнуло к горлу.

На крыльцо, прямо под нею, вышел отец. Остановился, скрестив на груди руки.

– Кого я вижу, – негромко проговорил Арияс, и в наступившей гулкой тишине слова его отозвались эхом.

– Здравствуй, отец, – улыбнулся Демон. – Радуйся! У меня праздник сегодня.

– У тебя – праздник? – раздельно переспросил каманар. – Со мною ты думал разделить радость? Хорошо же. Подойди ко мне, Итаяс.

Тот вскинул глаза и крикнул:

– Юцинеле!

Сердце так дернулось, что на миг почудилось: разорвалось, и теперь она умрет. Но брат приказывал, медлить было нельзя. Неле, помертвев от ужаса, заставила себя подняться на ноги.

– Иди сюда, – улыбнулся Итаяс.

Она послушно спрыгнула наземь, перемахнув через оградку крыши. Стараясь даже вскользь не смотреть на отца, подбежала к брату – и в руки ей упало безвольное тело Мирале... Неле едва не выронила ее.

Факелы трещали, свистел ветер, а кроме того, не было никаких звуков.

– Тебе я могу доверить мою невесту, – ласково сказал Итаяс. – Отведи ее в дом, утешь, дай воды и постель. Я скоро приду.

– Стой, – тяжело велел Арияс.

Юцинеле замерла, быстро поглядывая то на одного, то на другого. Невозможно было ослушаться отца, но и брату невозможно было не подчиниться! Колени слабели от ужаса, еще немного – и Неле вместе с бесчувственной невесткой осела бы наземь, но вдруг гибкое тело в ее объятиях напряглось, холодные пальцы больно впились в плечо: Мирале, цепляясь за нее, вставала на ноги. Неле попыталась найти ее взгляд, но красавица смотрела в землю. Она не плакала.

Улыбка, искаженное отражение улыбки сына, явилась на лице каманара.

– Мне в моем доме ни к чему чужая невестка, – сказал он. – Верни девушку жениху.

– Я – ее жених.

Луна выплыла из-за облаков. Лик ее был бледен, как лик каманара, а глаза Арияса сверкали подобно двум страшным звездам. Он сошел с крыльца и стоял теперь перед Демоном, глядя ему в глаза – такие же, как у отца, светлые, бешеные.

– Дзеров я хотел видеть союзниками против императора, – сказал каманар. – Теперь для Дзерасса настала пора гнева. Больше Дзерасс не выйдет биться рядом с Таяном. Думал ли ты, что делаешь?

– Я захотел девушку и взял ее, – безмятежно ответил Итаяс. – Она родит мне сыновей.

С ужасом глядя на них, Юцинеле крепче обняла безразличную ко всему Мирале. В лунном сиянии сверкнули перстни, когда рука Арияса взлетела в замахе... Итаяс перехватил отцовскую руку и сдавил так, что серебряный браслет глубоко вошел в плоть. Лицо Арияса перекосилось от боли: кость треснула.

– Благодари богов, отец, что поднял на меня левую руку, – сказал Демон с неизменной улыбкой. – Много ли стоит каманар, не способный держать меч?

Взгляд Арияса помутился от гнева.

И быть бы смертельной схватке между отцом и сыном, не встань между ними Наргияс...

Эхо давнего ужаса проснулось в груди Юцинеле. Только Наргияса согласны были выслушать оба – отец и сын. Он славился мудростью, он судил справедливо; Арияс не знал жалости и сам это понимал, а еще он понимал, что не всегда людям по сердцу непреклонный правитель. Потому каманар часто соглашался поступить по слову своего побратима. К тому же силы Наргияс был такой, что утихомирить сцепившихся мог не только мудрым словом, но и щедрой оплеухой...

«Что теперь будет? – подумала Неле. – Наргияса убили. Теперь, если брат повздорит с отцом, никто их не остановит».

Потом мысли ее оставили далекий Таян и вернулись на авиаполе под Ройстом.

Кентаяс сказал, что мать Неле собрала для них пир. С тех пор, как Арияс отказался от лона Юнэ, все помыкали ею, как рабыней. Неле сморщила нос. С четырех лет, став ученицей Наргияса, она ходила на женскую половину немногим чаще, чем мальчишки, и мать свою знала плохо. Мать, сестры, младшие жены отца – все они были на одно лицо: трусливые, плаксивые, какие-то блеклые. Неле не нравились женщины гор. Мужчина может насладиться женщинами, а потом получить от них сыновей, и что ему тогда за дело, смелы ли эти женщины, умны ли. Неле мужчиной не была и ничего хорошего в них не видела. Одна только Мирале не походила на прочих. В первый миг она напомнила Неле меч и была впрямь как меч – сияющая и строгая.

Маг Лонси ушел закапывать мусор. Неле подумала, что не очень-то удобно будет тащить домой овчину, но что поделаешь. Может, у кого-нибудь найдется лишняя тесемка – перевязать? Ветер становился все холоднее, облака быстро заволакивали небо, в котором час назад танцевали стальные птицы.

...Когда Неле и другие заложники-таянцы только прибыли в Аллендор, их показали принцессе Лиринии. Даже ума Неле хватило, чтобы понять: король Сангрем не более чем сидит на троне, правит же королевством его дочь. Уместить это в голове получалось, только помня, что принцесса наполовину рескидди. Про Рескидду в горах знали, что там живут наоборот: женщины воюют, а мужчины сидят по домам.

Золотые волосы Лиринии сверкали так ярко, что слепили глаза, и казалось, что принцесса прекрасна как день. Лишь потом примечалось, что и волосы эти не слишком густы, и лоб у принцессы чересчур выпуклый и высокий, и вместо сладких изгибов в ее теле одни неженские мускулы. Росту же она оказалась вовсе уродливого, выше Кентаяса. «Это значит, во всем Таяне один Наргияс выше нее!» – изумленно думала Неле, пока принцесса коротко переговаривалась со своими советниками. Одежда ее смотрелась совсем странно. Много позже Неле разобралась в устройстве аллендорских войск: то был мундир полковника авиации.

Когда августейшая подняла голову, точно злые духи направили ее взгляд: серо-голубые глаза Лиринии скользнули по лицу Юцинеле.

– Ты дочь Арияса? – спросила принцесса.

Неле так оробела, что не смогла раскрыть рта, и ответили за нее.

В суровом Верхнем Таяне женщинам было тяжело, они начинали болеть и умирать одна за одной. Каманар и многие другие решили отослать своих жен в союзный Аллендор: там они жили бы в тепле и холе, заодно служа заложницами. Сопровождали женщин старики, бесполезные в открытом бою, но искушенные в хитростях, и немногие воины: подобно королю, таянский каманар заводил посольства в союзных землях. Аллендор слал в горы оружие, а взамен Таян обещал безопасность караванов сейчас и союз с королевством потом, когда все камы Лациат признают старшинство Таяна. Равнинники не понимали, что, буде случится необходимость, воины гор легко позабудут о заложниках. Они полагали, что Юнэ, старшая жена Арияса, правит прибывшими, словно рескидди. Кентаяс долго думал, что с этим делать. Разубеждать равнинников не стоило, а глупая Юнэ могла все испортить, невесть что возомнив о себе вблизи настоящей рескидди Лиринии. К счастью, Юцинеле умела вести себя в собрании мужчин, а потому на встречу с правителями равнин взяли ее. Судя по всему, принцесса сочла ее подобием себя и отнеслась милостиво.

«Я-то ненастоящая женщина, – привычно подумала Неле. – Меня никто не возьмет женой. Даже седьмой. А она? Кто-нибудь захочет взять в жены принцессу Лиринию?» Наплыло облако, влача с собою темную тень, и вспомнилось, как стремительно проносились по небу атомники. Принцесса сумела в одиночку выбраться из Северных Лациат, из логова летучего змея, а ведь она только наполовину рескидди. На что же способны настоящие? Говорят, когда-то царицы Рескидды покорили полмира... вот бы Неле родиться в Рескидде. Там никто не подумал бы о ней плохо.

Рядом порыкивали колесные паровики. «В Ройст отвезу! Задешево! Прямо к дому!» – окликал водитель. Вернулся Лонси, отряхивая руки и неуверенно посматривая по сторонам. Неле со вздохом поднялась и принялась складывать овчину.

– Господин Кеви? – донесся голос.

– Да, – отвечал Лонсирем. – Имею ли честь вас знать?

– Майор Реммирау, к вашим услугам. Весьма рад найти вас в добром здравии. Господин Маджарт посылал за вами, но на трибунах вас не нашли.

Неле придержала овчину коленом и подняла голову.

Лонси стоял бледный и трясся, как заячий хвост, но отвечал гладко:

– Готов служить господину Маджарту. Должен ли я пройти с вами, майор?

– Окажите любезность, господин Кеви, – кивнул усатый майор. Толстощекий, утробистый, он мог бы казаться добродушным, но не казался. – Кроме того, – он обернулся и слегка поклонился, – господин Маджарт также приглашал к себе госпожу из Таяна... это вы, сударыня?

Неле очень хотелось пожать плечами и ответить «не знаю», но все эти большие господа могли и рассердиться. Не водилось тут другой такой госпожи из Таяна, которую мог бы позвать к себе суперманипулятор.

– Я, – сказала Неле.

Майор Реммирау снова поклонился.

– Паровик подан, – сказал он.

Юцинеле думала, что отвезут их в Ройст, в дом суперманипулятора или даже во дворец, но паровик обогнул город по окраине и помчался среди лесов. Дорога лежала ровная, как река, и можно было вообразить, что не едешь, хотя бы и так скоро, как не побежала бы никакая лошадь, но вовсе летишь над землей, точно в атомнике принцессы Лиринии. Лес был негустой, хоженый, черные пятна кострищ виднелись совсем рядом с дорогой. Неле удивлялась, кому и зачем могли понадобиться здесь костры.

Лонси сидел рядом с нею на заднем диванчике и молчал. Он боялся куда больше Неле – он, как рассудила горянка, вообще много чего не по делу боялся. Такие они, равнинники. Юцинеле воспитали как воина, приучив бояться только того, что в самом деле опасно, а в нужную минуту отбрасывать всякий страх. Она опасалась отца, потому что в гневе каманар мог и не остановить руку, но перед грозным братом никогда не робела. Итаяс любил ее. Он часто забавлялся, нося ее на руках, точно новорожденного ягненка, или обучая драться – так, чтобы не приходилось потом спасать Неле от злых дураков. А его боялись даже уаррцы. За ним люди могли пойти в бой на воинство мертвецов: кому же сражаться с демонами, как не Демону Высокогорья?

Зачем и отчего нужно бояться аллендорских правителей, Неле никак не могла взять в толк. Без причин убивать они не станут, а войны нет. Неле хотела бы ободрить сникшего Лонси и все же понимала, что сейчас лучше не раскрывать рта: впереди сидели майор Реммирау и молчаливый водитель.

Паровик остановился у ворот. Высокий забор подымался на два человеческих роста, но ворота были ажурные, кованые, и сквозь них открывался вид на пышно цветущий сад. Узкий мостик выгибал спину над веселым ручьем, к воде клонились серебристые ивы, дальше высились купы елей. Белый домик с башенками стоял за ними.

– Это вилла господина Маджарта, – вежливо объяснил майор, хотя никто не задал вопроса. – Видите ли, господин Кеви, то, что случилось не так давно на юге, имеет огромное значение для государства, и не только нашего. Вы понимаете меня. Необходимо принять меры. Ее высочество, государственный суперманипулятор, а также высшие лица Ассамблеи собрались, дабы обсудить ситуацию и выработать дальнейшую стратегию.

Неле смотрела на Лонси. Вид у мага был такой, точно он готовился умереть на месте.

– Я... прошу меня простить... – выговорил он севшим голосом; каждое слово точно с болью продиралось сквозь горло. – Я... неподобающим образом... я не готов...

– Видите ли, – ласково сказал майор, – это не очень важно в данный момент. Вам дурно?

Лонси шевельнул губами: Неле прочла по ним «нет», но тут же глаза мага закатились под лоб, и он обреченно выдохнул:

– Немного.

– Один из членов экспертной комиссии – доктор Тайви, – сказал майор почти сочувственно. – Полагаю, он уделит вам минуту. Потерпите.

Медленно, будто боясь что-то повредить, паровик двинулся в глубь сада по сузившейся дороге.

Дом суперманипулятора оказался невелик и обставлен без большой пышности. Один раз повидав королевский дворец, Неле уже не дивилась на аллендорские убранства. Сад ей не понравился, он был какой-то ненастоящий, и чистота белокаменных стен виллы тоже не радовала глаз. Внутри дом обшили деревом, должно быть, совсем недавно: до сих пор в коридорах едва уловимо пахло лаком.

Майор самолично распахнул двери и замер в глубоком поклоне.