Глава 4

Когда работа вчерне была закончена, Федор посмотрел на сделанное со стороны. Задумался о тех, кому оно попадет в руки. Чтобы одобрили конкретные люди, придется чуть подпортить список компаний: дело застопорится без заинтересованности исполнителя – хотя бы отдаленной, опосредованной. Найдется тысяча причин. И это еще не коррупция. Это природные силы, которым всего лишь не надо позволять распоясываться. Держи их под контролем – так они еще и поработают на тебя.

Дубинин крепко зажмурил глаза – из уголков, как сок, выдавились слезинки. Сцепил руки в замок, вскинул их над головой и потянулся до хруста в суставах. Неплохо потрудился. Заслуженная радость раздвинула губы в радостную улыбку, ничуть не самодовольную.

Второе июня, темнеет все позже и позже – еще видна бузина, вместо забора тесно посаженная по краям его большого участка. Je prends mon bien ou je le trouve. Ухватил чужую идею, внедрил: дедки в электричке вспоминали, что в старину крепкие хозяева защищали свои наделы колючими кустарниками. Чужак не проберется, зацепится.

Вроде бы устал, но не прилечь хочется, а двигаться. В Москву потянуло. Где сумка? Ортопед посоветовал не носить тяжести, и Федор полгода обходился пластиковыми пакетами, которые рвались иногда прямо в дороге. Неудобно, но что поделаешь. Позвоночник нельзя нагружать. А Марфа еще и фыркнула: мол, неэстетно. И на следующую же встречу принесла черную матерчатую сумку с оранжевой надписью «ARTE», куда вмещались немногие нужные ему бумаги, а зимой – и кусок пенопласта, который он подкладывал под зад на холодное сиденье электрички. Чтобы не застудить почки. Приходилось заботиться о нескольких пробоинах в своем крепком корабле.

– Купи мне глазные капли. – Жена сразу догадалась, что он уезжает.

По скрипу лестничных ступеней научилась Зоя его понимать. Когда он спускался с готовым решением, шаг был собранный, ритмичный. «Хоть метроном настраивай», – как-то заметила дочь, бывшая музыкантша.

– Твой сотовый, кажется, звонил… – Протянув трубку, жена наклонилась и взяла на руки кошку, прибежавшую прощаться с хозяином.

Хм… Голос напрягся… Хотела спросить – кто? И попыталась спрятать ревнивое любопытство… А ведь за четверть века сколько раз убеждалась, что от него не укроешься. Увы… Женский инстинкт сильнее ума.

Федор положил руку на Зоино плечо, легонько прижал ее стареющее тело к своему боку, успокаивая, и впервые за день посмотрел на часы. Времени для слов нет: электрички редко останавливаются на их полустанке. Следующая – через десять минут.

В середине восьмидесятых он вполне мог получить государственную дачу вблизи Москвы. Секретарша министра, большеглазая высокая шатенка с пластикой пантеры, уже усадила его за свой стол – писать заявление и, покачивая бедрами, направилась к двери шефа – договориться о внеплановом визитере…

Приемная – как волейбольная площадка, огромная. Пока молодка шла, его чуть не подхватила волна мужского нетерпения: одно налитое тело потянулось к другому… Сдержался. Уж очень легко покатилось… А что в ближайшей и слишком предсказуемой перспективе? Что будет, когда она надоест? По-разному ведут себя оставленные дамочки…

Когда секретарша заноет: «Я тебе дачу пробила, а ты не звонишь…» – можно, конечно, без слов напомнить, что предложила сама, никаких условий сразу не поставила. Опытная, поймет. И даже если министр попробует прижать: «Проголосуйте за проект… мы вам дачу дали…» – можно отказаться. Ну, потеряешь режим благоприятствования, но все так быстро меняется. И министры на одном месте долго не засиживаются, как раньше, и удавки на шею теперь шьются в основном из крупных денежных сумм.

Нет, не из-за таких пустяков порвал Федор свое красиво, витиевато мотивированное заявление. Не захотел поселиться в благоустроенной резервации, чтобы не жить среди себе подобных. Даже дружественно настроенные соратники раз – и становятся проводниками государева ока, пригляда за тобой. И потом – все время говорить о деньгах, о выгодных вложениях… Так сузить свой мир… Увольте. Пусть подождать пришлось, пусть позже воссоединился с природой, зато полное инкогнито – ни одного коллеги как минимум в радиусе тридцати километров.

…В электричке идентифицировал звонок, но решил ответить уже из Москвы: с Марфой приятнее говорить без лимита времени.

Дома хозяйственно заварил чай, устроился поудобнее на диване – блокнот с ручкой на коленях, пиала в левой руке – и выслушал отчет автоответчика. У Севки какая-то просьба. Можно позже вникнуть. Четверть века человек рядом держится, с университетских времен, и ни разу не напряг…

В общем, из дюжины звонков только на два надо отозваться сейчас же. Один из Страсбурга – приглашают на сессию. Сразу решил – поеду. Неофициальные разговоры в промежутках между заседаниями повышают степень информированности. Второй – от заказчика. Министр, а не перезвонил на мобильный. Деликатность поощрим.

Ни одного разговора не скомкал…

Марфу оставил на сладкое. Под долгие монотонные гудки он мысленно вернулся к готовому отчету: добавить бы туда имя ее мужа… Профессор, эксперт… И все-таки не чужой человек… Усмехнулся.

Тут блуждающий взгляд Федора споткнулся о стрелки будильника: без четверти двенадцать. Поздновато. Перенесем-ка разговор на завтра.

Запыхавшееся мужское «алло» он расслышал, когда трубка уже почти вернулась в гнездо на стене. Не Марфа? Она, и только она всегда отвечала по домашнему телефону. Значит…

Испуганный голос зачастил, задыхаясь:

– Я только что вошел в квартиру. Это я вам днем звонил. Она не с вами?

Муж. Господи, как же он потерялся…

– Нет, она мне не звонила.

Федор и сам почувствовал, что жестковато получилось, слишком отчужденно. Но как иначе остановить нервную вибрацию… А дело серьезное – вряд ли Марфа загуляла. Виноватой себя чувствует, оправдывается, даже если опоздала всего на пустяк в минут пять.

Значит, выбора нет – надо включаться. Пригодится опыт по розыску. Вспомнил, как первый раз пропал младший брат. Трое суток звонков и опросов. Обнаружил его у бомжей, в конуре из деревянной и размякшей от мокрого снега картонной тары. Вонял… В чужом тряпье, обмороженный, но спокойный. Вымыли, ступни забинтовали, на всякий случай обследовали, и тогда только выяснилось, что все его странности – это болезнь. А думали: сноха – стерва… Но умер он от инсульта…

И все равно истерика – враг. Как же успокоить молодого профессора?

– Выпейте воды, я подожду.

– Воды? Какой воды? Вы правда ее не видели?! – всхлипнул Марфин муж.

Чувство брезгливости – мужик, а плачет… – Федор сразу подавил: уж слишком легкое оправдание для собственного неучастия. Наоборот, разглядел и выпятил благородство Марфиного супруга: у многих на его месте промелькнула бы если не радость, так хоть удовлетворение, что жена не ушла к другому. Нет, ее Филипп – не собственник, не из тех: не со мной, так лучше умри… Но это не новость – Федор и так знал, что Марфу дома любят.

Может, именно это сдерживало его…

– Водка есть? Выпейте полстакана и рассказывайте! – приказал Дубинин. По праву старшего, по праву взявшего ответственность на себя. Сказал строго, но не сердито. Был бы рядом бедолага, потряс бы его за плечи – иногда помогает…

Долго же он копается. Тяжело дышит… Не догадался отложить трубку – так и ходит, зажав ее между плечом и ухом. Слышно, как причмокивает дверца холодильника, как булькает спиртное сперва в стакан, потом в пересохшее горло… Ну наконец, и речь полилась. Толчками и с большими паузами, но хоть так…

– Она утром должна была вернуться из Рузы… Просила не дергать… Но я… Я на всякий случай позвонил…

После очередной долгой паузы Марфин муж вдруг зачастил. Спиртное подействовало… И ясно стало, что у трезвого на уме была ревность – звонил, потому что не терпелось узнать, хоть по голосу догадаться, с кем жена. Одна или нет?..

– Я подумал, вдруг сумки тяжелые… Там ведь сперва до автобуса через лес почти километр, потом ждать на остановке. Хорошо, если маршрутка подвернется…

Страх Марфиного Филиппа материализовался в тишину. Потом послышался глухой звук – видимо, зубы стукнули о край стекляшки, которая дрожала в его руке… – и неуместно подробный рассказ продолжился:

– Так в нее еще попробуй втиснуться, с вещами-то. Ну почему такси не взять… Не уговорил. Она…

Новая пауза показалась Федору нелогичной, да и затянулась… Он проверил. Его энергичное «алло» упало в пустоту и не отозвалось даже эхом. Повесил трубку и, следуя негласному правилу: перезванивает тот, кто звонил, повторил свой вызов. Занято. Выходит, Марфин муж не заметил обрыва связи и в никуда продолжает свою эпопею. Ничего, опомнится, зато при повторе подчистит черновик, как-то организует хаос… Уже хорошо, что он так подробно рассказывает про маршрут – значит, не подозревает даже, что Федору он известен.

Что навещал он Марфу…

Что и путевку-то в пансионат она взяла только после того, как он пообещал приехать.

Все прежние свидания были в его московской берлоге, а интересно же посмотреть, какая она будет на своей территории. Когда не он, а она – хозяйка. И правильно сделал: успокоилась быстрее, чем обычно, – как только вернулись в ее комнату после молчаливой прогулки. И полегче было вынести силу и серьезность ее чувства… Она еще и пошалила: соскользнула с его живота и на свой рядом улеглась. Руки на локти поставила, голову уложила в чашу растопыренных ладоней и бесстыже поглядывает – что он теперь скажет-сделает… Как мало осталось ей дела на свете – еще с мужиком пошутить…

Ну, он не растерялся…

Федор от души потянулся, откинул назад голову и сладко зажмурился. Хорошо-о…

Но снова звонок. Филипп не спросил, с какого места разъединилось, а продолжил, откуда придется. Картинка все равно срослась.

Тот разговор был последним. Полтора часа на электричке, потом час на метро до Крылатского. Ровно в полдень муж уже подкарауливал Марфу у цветочного ларька. Минут через двадцать начал выгадывать: как только толпа из очередного поезда начинает иссякать, а следующий еще не пришел – выбегал наружу и пытался связаться с женой… Под землей-то на экране его мобильника высвечивалось: нет зоны покрытия. Но на открытом воздухе ему все время равнодушно отвечали: абонент недоступен…

– А дочери она не звонила? – стараясь не сердиться, прервал его Федор. Надо же как-то встряхнуть бедоношу… Сколько можно топтаться на одном месте! Еще не хватало, чтобы он сделался обузой.

– Даша у подруги на даче. К выпускным экзаменам готовятся. Я попросил известить меня, если мама объявится… Но о пропаже не говорил – может, все еще объяснится…

На все следующие вопросы муж отвечал прилежно, подробно, как отличник. Так девчонка старается в постели… От неопытности, от женской непробуженности, не понимая и не чувствуя, что же нужно партнеру.

Ни одной зацепки Филипп не дал. Ну, морги-больницы проверил. Понервничал в милиции – взяли заявление о пропаже. (Скандал – верный способ самому разрядиться, но никакого результата не получить.) Обзвонил знакомых – якобы всех, кого знал. Слетал в дом отдыха, обнюхал дорогу до станции, с фонариком искал улики. Детектив доморощенный…

– Уснуть сможете? – И чтобы муж совсем не раскис оттого, что о нем заботятся, и не начал распускать нюни, Федор быстро добавил: – Встречаемся завтра на Белорусском. У касс. В десять утра.

– Почему так поздно?

Он еще и сопротивляется… Ну, это даже хорошо. Есть шанс, что будет не помехой, а помощником, подумал Федор, а вслух ответил:

– Я плохо соображаю, если не высплюсь. Попытаюсь еще пару звонков сделать.

Кому, вот в чем вопрос…