Замок

В замке старинном полночь пробило

Сами собою свечи зажглись…

Меня зовут Дайана Энгельбрехт. Вообще – то при рождении мне дали другое имя – Альбертина. Но сколько я себя помню, имя Альбертина никогда не нравилось мне. Еще в раннем детстве я перестала на него откликаться к величайшему неудовольствию моей мамы и долго, во всяком случае, пока не научилась читать, я была как будто без имени. Ни ласки мамы, ни строгость папы не могли меня переупрямить лет до 7, пока я не начала читать сказки, которыми зачитывалась буквально до одури. И откуда – то из моих грез, а может быть, я услышала по радио, или от кого – нибудь от взрослых, сейчас я даже не вспомню, откуда конкретно, возникло это имя – Дайана. Оно сразу понравилось мне, и я объявила родителям, что отныне меня зовут так, и я буду откликаться только на это имя. Конечно, мама немного расстроилась, ведь имя Альбертина придумала она, та как она очень любила все необычное и оригинальное, и, отчасти эта ее страсть передалась и мне. Но так как Дайана тоже звучало достаточно необычно, вскоре она смирилась, а отцу так вообще было все равно, как я буду называться, лишь бы мне нравилось. В конце концов, это было лучше, чем отсутствие имени вообще, и вскоре никто иначе как Дайана меня уже не называл.

Мы живем в Германии, в небольшой деревушке. Она расположена не так близко к городу, чтобы мы чувствовали его влияние, но и не так далеко, чтобы считаться захолустьем. Моя мама учительница музыки в местной школе, отец – местный доктор. Мы достаточно уважаемая семья в нашей деревне. Отец мой чистый немец, а мама наполовину француженка. Она очень красивая, и, говорят, я на нее похожа. Мама обожает все необычное, приключения, романтику, но после того, как она вышла замуж за моего отца, ей пришлось расстаться с мечтами. Отец – человек конкретный и приземленный. Его семья была достаточно зажиточной, а мамина что называется, голь перекатная. Они познакомились в столице, где отец учился на врача, а мама приехала в поисках работы. Отец полюбил маму с первого взгляда, и, так как он может быть очень настойчивым в достижении своей цели, а мама легко поддается влиянию, он добился ее благосклонности, а вскоре и руки и сердца. Но тут не надо сбрасывать со счетов, что отец тоже очень видный мужчина, настоящий ариец, и много девушек добивались его расположения. Маме льстило, что такой парень ходит за ней по пятам. Материальное положение ее оставляло желать лучшего, а ее родители с утра до ночи твердили, что лучшей партии ей не найти, и мама сдалась. Наверное, это было не совсем то, о чем она мечтала, ведь ее ждала размеренная деревенская жизнь, но она любила отца и согласилась на эту жертву. Думаю, что впоследствии она редко жалела об этом. Родители очень нежно относились друг к другу, и детство мое было самым счастливым.

С детства я обожала музыку. Музыка была и остается главной страстью в моей жизни. От мамы мне передалась страсть к приключениям и романтике. Читая сказки, а потом и всякие романтические истории, я представляла себя в центре событий. Надо сказать, что окрестности нашей деревушки очень живописны, в округе большое количество заброшенных и полуразрушенных замков, а то и просто развалин. Будучи ребенком, я очень любила играть там, хотя родители мне всячески запрещали это, опасаясь бродяг. Но разве можно уследить за ребенком в деревне! И я бегала на развалины почти каждый день. С подругами я общалась не очень охотно, они казались мне недостаточно интересными. А самым моим любимым делом было забраться куда – нибудь подальше, устроиться поудобнее на каком–нибудь древнем валуне, и представлять себя жительницей этого замка, знатной дамой, богатой, в красивом наряде. Мое воображение без устали рисовало мне сцены моей придуманной жизни, женихов, которые дерутся из – за меня на дуэли, возлюбленных, которые крадут меня из – под венца, погони и многое другое, на что способно воображение ребенка. Часто я так увлекалась, что забывала о времени, и возвращалась домой уже затемно, чем доставляла немало беспокойства родителям. Отец шумел и пытался наказывать меня, не пуская гулять, но мама быстро отходила и выпрашивала для меня прощение. Но так как через некоторое время все повторялось сначала, на меня вскоре махнули рукой, деревня была довольно далеко от дороги, и появление бродяг было маловероятно. Да и я вскоре перестала злоупотреблять доверием родителей и старалась возвращаться домой до темноты. К тому же в сумерках на развалинах жутковато, с годами я стала это ощущать острее. А потом музыка заняла все мое время, я училась играть на скрипке, много занималась дома, с мамой, у меня появилась мечта поступить в консерваторию в столице. Музыка заполнила собой все свободное пространство, слушая ее, я уносилась в мечтах необозримо далеко, она завораживала меня, даря ощущение свободы и наполненности существования. И, конечно, времени бегать по полям как раньше, у меня уже не оставалось. Теперь я грезила наяву, и грезы мои не были так конкретны, как раньше, они были расплывчаты и туманны, оставляя чувство тоски и грусти по чему – то неизведанному. Я знала только одно – я хочу заниматься музыкой и это мое призвание.

Вскоре я благополучно окончила школу и собиралась поехать поступать в Берлин, в консерваторию. О другой карьере я даже и не думала, и не представляла, что будет, если я не поступлю. Родители благословили меня, всплакнули немного, но отговаривать не стали. Мама даже гордилась, что я пошла по ее стопам.

И вот я, полная самых радужных надежд, купила билет на поезд и в определенный срок должна была отбыть. Я немного волновалась и отгоняла от себя мрачные мысли.

Папа обещал отвезти меня на станцию на машине, и в день отъезда я спокойно собирала вещи. Мама хлопотала вокруг меня, совала мне в рюкзак какие – то ненужные тряпки. Продуктовую сумку она набила невероятным количеством еды. Я с грустью смотрела на это, но особенно не возражала, так как не хотела ее расстраивать.

Часа за 4 до отхода поезда папа пошел проверить машину, хотя до этого она работала прекрасно. Езды на машине до станции около 10 минут, но папа любил, чтобы все было готово и проверено заранее. Он не выносил сюрпризов, особенно неприятных. Видимо, это был не мой день, потому что в комнату он вошел очень удрученный и растерянный.

« Ты знаешь, – сказал он виновато, – она не заводится. Ничего не могу понять, я только что ездил на ней, было все в порядке. Пойду, загляну под капот», – и он понуро вышел. Я пожала плечами, это не было для меня трагедией. Идти было недалеко, около получаса, и я не возражала против пешей прогулки, хотя и с рюкзаком за плечами. Он провозился около 2 часов, явной поломки не обнаружил, но машина держалась стойко – на станцию она меня везти не хотела. В конце концов, папа лишь развел руками.

Я поцеловала его и просила не огорчаться, сказала, что прекрасно дойду сама, тем более мне хочется напоследок прогуляться по окрестностям, подышать свежим воздухом. Родители предложили проводить меня, но я отказалась, мне хотелось побыть одной, помечтать о будущем. Я хотела насладиться видами, так полюбившимися мне с детства, наедине, без посторонних глаз. Я еле уговорила их остаться дома и проводить меня только до окраины деревни.

Там мы расстались, я обещала позвонить, как только приеду и устроюсь – в Берлине у нас жила какая – то родственница по линии отца, и к ней я сейчас отправлялась. Она должна была помочь мне найти комнату на период экзаменов, и вообще присматривать за мной. Я никогда не видела ее, но папа отзывался о ней исключительно хорошо. А впрочем, мне было все равно, какая она, я не собиралась долго обременять ее своим присутствием, я хотела свободы, и намеревалась ее получить. Для себя я решила, что даже если я не поступлю в консерваторию, я устроюсь на работу и останусь в столице. Я буду брать уроки, и пытаться поступать еще. Вот с такими мыслями я покинула отчий дом.

Тропинка начиналась сразу за окраиной и вилась меж лугов, полей и небольших перелесков. Я шла бодрым шагом, с рюкзаком за плечами, и все во мне пело от ощущения свободы и радости бытия. В какой то момент я задумалась, и, наверное, ноги понесли меня куда – то не туда, потому что тропинки переплетались, иногда образуя причудливые узоры, но в конечном итоге, они все вели на станцию, поэтому заблудиться я не боялась. Были уже сумерки, и мне показалось, что недалеко от дороги я увидела замок. Как ни странно, он был цел и невредим, что само по себе было удивительно, потому как в нашей округе я с детства не помнила целых замков. Я шла по дороге, замок был виден как на ладони, и тропинка, извиваясь, шла прямо к нему. Я продолжала идти и рассматривала замок. То, что я не замечала его раньше, не очень обеспокоило меня, так как в детстве расстояния кажутся намного больше, и, возможно, я не уходила столь далеко от дома, как мне казалось тогда. А может быть, просто не заходила в эту часть окрестностей и поэтому не заметила его.

Замок был очень стар, и представлял собой практически музейную редкость. И я очень удивилась, увидев, что от основной дороги к замку ведет небольшая тропинка, основательно утоптанная, как будто кто – то постоянно по ней ходил. Мне показалось, что в окнах замка горит свет, а может быть, это разыгралось мое воображение, ведь были сумерки, и мне могло это привидеться. Потом мне почудилось, что на окнах висят шторы, и кто – то, отодвинув их, наблюдает за мной. И еще вокруг было необычайно много воробьев, они прямо кишели там, огромными стаями покрывая деревья возле замка, я никогда не видела их столько сразу. Мне стало немного жутко, и я прибавила шагу. Вскоре замок скрылся из виду, и мои страхи улетучились. Я обернулась, но за деревьями ничего не было видно, и я весело зашагала дальше, выкинув это из головы. Я была полностью поглощена предстоящей поездкой, впереди меня ждала новая, свободная и интересная жизнь, и задумываться о чем – то другом мне было просто недосуг. К тому же я опаздывала на поезд, чего мне страшно не хотелось. Последние метры я почти бежала. Но успела я вовремя, время даже осталось, чтобы купить газет и выпить чашку кофе. Это первое самостоятельное путешествие пьянило меня, и я вся отдалась дорожной романтике.

Доехала я без приключений. На вокзале меня встретила та самая родственница, мы благополучно добрались до ее дома. Она оказалась довольно милой женщиной средних лет. Жила она одна, и была рада принять меня у себя в небольшой меблированной квартирке на улице Линденвег.

Это была мелкобуржуазная окраина города. Квартирка была опрятная и очень уютная, какая часто бывает у одиноких женщин. Я сразу позвонила родителям, успокоила их, что все нормально и уснула беспокойным, тревожным сном. Все было для меня внове, и впечатления переполняли меня. Наутро я объявила тете Ленни, как она велела мне себя называть, что я хотела бы как можно быстрее снять квартиру, так как не хочу ее стеснять. Тетя очень расстроилась и просто умоляла меня остаться хотя бы на время экзаменов. «Денни, – говорила она (она стала называть меня Денни, на немецкий лад), ты еще совсем не знаешь город, ты очень молода и неопытна, как всякая деревенская девушка, позволь я немного позабочусь о тебе. Тебе нужно немного привыкнуть, освоиться, ты ведь никогда не была в столице?» Я утвердительно кивнула, и, подумав немного, согласилась. Тетя была права, и к тому же она мне очень понравилась и я не хотела вот так сразу ее покинуть. Мне сделалось немного жутко от большого города, я растерялась и не хотела оставаться одна. Но при этом я была уверена, что рано или поздно уйду от нее.

И так, я начала готовиться к экзаменам. Я ходила на репетиции, на прослушивания, мои дни были достаточно насыщены, хотя привыкала я с трудом. В деревне все знают друг друга, при встрече здороваются, обязательно перекинутся парой слов, здесь же все было иначе. Незнакомые люди равнодушно проходили мимо меня, и я бы чувствовала себя совсем одиноко, если бы не тетя Ленни. Она показывала мне город, рассказывала мне его историю, и понемногу я привыкла. Тетя работала в местной библиотеке и очень много читала.