3

Ночью Фима спала плохо – все думала о превратностях судьбы, ангелах, праведниках и своем месте в этом мире, который еще недавно казался ей относительно понятным. Уснула только под утро. Когда она открыла глаза, было как-то подозрительно светло. Фима поняла, что она в первый раз в жизни проспала и, кажется, в первый раз в жизни опоздала на работу.

– Н-да, Вася, спасибо за предупреждение – чудеса начались. – Крикнула Фима вслух не известно кому, выбралась из постели и направилась на поиски телефона. После продолжительных поисков он почему-то обнаружился в холодильнике. – Да уж, чудеса, так чудеса. – Ворчала Фима.

Она позвонила на работу начальнице, что соврать она так и не придумала, и поэтому честно залепетала:

– Светлана Васильевна, извините, мне жутко неудобно, но я проспала, извините. Ночь выдалась неспокойная. Я скоро подъеду.

– Ты, наконец-то, начала весело проводить ночи? – удивилась Светлана Васильевна. – Давно пора, девочка моя. А то не человек, а ангел какой-то сизокрылый. Ладно, оклемаешься, приезжай.

Фима минут пять стояла с трубкой в руках и слушала короткие гудки. Она не могла понять: вроде она провинилась, нарушила трудовую дисциплину, а начальница чему-то обрадовалась. Безумие какое-то.

Фима работала в одном почти глянцевом журнале менеджером по рекламе. До этого она успела поработать еще в паре газет и журналов, на телевидении, трех радиостанциях и рекламном агентстве. Другой работы при своем высшем филологическом образовании она найти не могла. Работа ей не нравилась, она работе тоже. Впрочем, несколько постоянных клиентов у Фимы все же было: в основном дамы предпенсионного возраста, крепкие предприниматели средней руки, которые понимали, что уже поздно завидовать чужой молодости и красоте – у них были другие ценности. Фиму они считали милой ответственной девочкой. Зарабатывала она больше своих коллег, что тоже не добавляло ей популярности.

В журнале, где сейчас удобряла скудную рекламную почву Фима, ее, как обычно, не любили, но не любили как-то очень апатично. Просто старались не замечать. Или на самом деле не замечали. Коллектив был дамским, все были замужем, у всех были дети. Интриги не практиковались и не поощрялись начальством. Это был самый спокойный коллектив из всех, где работала Фима. Здесь она чувствовала себя почти комфортно.

После утреннего Фиминого звонка Светлана Васильевна за чашкой чая поделилась с парой коллег открытием, что эта Фима, точнее Фифа, как они ее называли, эта чопорная и высокомерная наследная принцесса, оказывается, нормальная девка. Сегодня, вон, опоздала, потому что проспала, как все нормальные люди, а ночью, небось, пила до потери сознания или еще чем занималась, а, скорее всего, и то, и другое. Коллеги понимающе покивали головами и тоже пришли к выводу: Фима никакая не фифа, а обычная баба.

Когда Фима, наконец, добралась до места службы, все с ней здоровались как-то непривычно приветливо. Даже редакторша Шурочка, вторая незамужняя дама в коллективе, которая ненавидела Фиму больше всех, потому что тоже была недурна собой и Фиму считала свой самой злейшей конкуренткой, посмотрела на нее с интересом. Она не поздоровалась, не снизошла даже до кивка головы, но посмотрела.

– Как твоя голова? – участливо поинтересовалась Светлана Ивановна. – Может, тебе таблеточку дать?

Фима хотела уже было отказаться, но тут услышала легкий шорох в своем ухе, который непостижимым образом сложился в слова: «бери, поблагодари и добавь: «голова просто раскалывается после вчерашнего».

– Ой, спасибо, – сказала Фима тем особым подчеркнуто вежливым, доброжелательным голосом, каким обычно разговаривала с родителями по телефону, клиентами и начальством. – Так кстати, у меня голова после вчерашнего раскалывается, а таблеток нет. Вы меня прямо спасаете.

Светлана Васильевна расплылась в улыбке.

– Чудеса! – в который раз за день подумала Фима.

Она решила закрепить результат и направилась к Шурочке.

– Шура, – заискивающим тоном произнесла Фима и униженно посмотрела ей в глаза, – я попала в безвыходную ситуацию – за выходные потратила все деньги, все, до последней копейки. Что-то на меня нашло. У меня было такое ужасное настроение, мне так одиноко было, что я накупила какой-то ерунды, а потом напилась. Теперь мне не на что даже купить себе кефира на ужин. Пожалуйста, одолжи пятьсот рублей до зарплаты. – Самое забавное, что Фима даже не соврала. По большому счету все так и было. Умолчала только о постыдной неудавшейся попытке самоубийства.

Шурочка так удивилась, что безропотно полезла в свой кошелек и протянула пятисотрублевую купюру. Потом, конечно, пожалела, задумалась о том, что никто на предприятии не знает кредитной истории этой фифы Фимы, потому что она ни разу ни у кого не просила в долг. Потом успокоила себя, что Фима, вроде, порядочный человек, к тому же она, Шурочка, в любом случае отберет свои деньги у кого угодно. А потом она начала размышлять, что эта надменная красавица такая же одинокая, как и сама Шурочка, и в сотый раз грустить о том, что все ее подруги повыходили замуж, разъехались по обеим столицам, а Шурочка почему-то застряла в этом унылом городе, все не решалась уехать и в результате осталась совсем-совсем одна. Ей не с кем было ходить на вечеринки, не с кем было путешествовать, а иногда не с кем было даже поговорить. Шурочка не подозревала, до какой степени ее жизнь похожа на Фимину.

Весь день Шурочка была какая-то взвинченная, много и нервно курила, а к окончанию рабочего дня все же подошла к Фиме и с каким-то подростковым вызовом предложила:

– Слушай, а пойдем в пятницу на одну закрытую вечеринку. У меня есть два пригласительных.

Фима хотела было спросить: «С чего это вдруг ты решила меня позвать? Неужели тебе не с кем больше пойти?», но услышала в ухе уже знакомый шорох, который сложился в слова: «соглашайся без лишних вопросов».

– Пойдем! Так здорово! – с энтузиазмом воскликнула Фима. – А что туда нужно надевать? Знаешь, я ни разу в жизни не была на закрытых вечеринках… Я вообще ни разу не была ни на одной вечеринке. – Добавила после паузы она.

Шурочкины большие глаза стали еще больше.

– Бедный ребенок. Пора бы уже взрослеть. По поводу одежды – позже обсудим, я сама еще не знаю.

– Чудеса. – Уже привычно подумала Фима и живо себе представила, как Вася подговаривает Шурочкиного ангела-хранителя, чтобы он внушил ей идею позвать Фиму на вечеринку. Ей даже показалось, что она услышала знакомое ангельское хихиканье.

Ночью, когда Фима уже лежала в постели с томиком Довлатова на нежной девичьей груди, глядя в потолок со счастливой улыбкой, и вспоминала события минувшего дня, рядом с ней в постели вдруг появился Вася. Фима завизжала.

– Тихо, тихо – это же я, Вася!

– Ты можешь появляться как-нибудь менее… эффектно? – возмущенно поинтересовалась Фима, когда пришла в себя. – И вообще, что ты делаешь в постели невинной девушки? Если бы я не знала, что ты ангел, я бы подумала, что ты сексуально-озабоченный подросток! Посторонний мужчина в моей постели! Мужчина, которого я знаю всего второй день! С ума сойти!

– Просьба – без оскорблений! Никакой я тебе не мужчина. Не нужно сравнивать меня с этими похотливыми безответственными животными! Я ангел, а не мужчина! Я только внешне на них похож. Одна из причуд нашего самого главного шефа – сотворить вас похожими на нас. Или нас, похожими на вас. Он уже и сам не помнит, кого сотворил первым.

Фима перевернулась на бок, подперла голову ладонью и с любопытством наблюдала за Васей. Она воображала, что он настоящий мужчина, и пыталась себе представить, как бы она себя чувствовала в постели с мужчиной. Наверное, было бы хорошо заниматься с ним любовью на этой кровати, вместе смотреть фильмы и читать книжки, разговаривать, смеяться…

– Но-но, барышня! – вдруг завопил Вася и вывел Фиму из состояния блаженной мечтательности. – Бросьте свои порочные мысли. Побойтесь Бога, я же ангел, а она о чем думает! Стыдно, барышня, стыдно! – Вася даже пальцем погрозил строго.

Фима покраснела.

– Ладно уж, – смягчился Вася, – привыкай к мысли, что твоя постель не всегда будет пустой и холодной.

– Это ты сейчас гипотетически рассуждаешь или делаешь официальное предсказание, что я, наконец, влюблюсь?

– Вот женщины! Все им романтические бредни. Все им любови… – Вася помолчал. – Кстати, давно хотел тебя спросить, а как ты живешь без секса?

– А ты?

– Я? Странный вопрос. Нам, ангелам, секс не нужен. Мы выше всей этой мышиной возни. Бред какой-то: двое елозят друг на друге, мажут друг друга слюнями, потеют, пыхтят, сопят, стонут, визжат, кричат. Вместо лиц какие-то жуткие гримасы, как у грешников в аду. Кошмар. Бррр… – Васю даже передернуло. – И при этом вы, люди, без этого не можете жить.

– А ты, Вася, ханжа. А вчера хорохорился: я тебя плохому научу, плохому научу! А сам? Слушай, а я ведь тоже без секса легко обхожусь. Нет и не надо. – Печально сказала Фима. – А, может, я тоже ангел?

Вася хихикнул.

– Должен вас огорчить, барышня. Ты не ангел, ты просто маленькая закомплексованная дурочка. Хотя ангельского в тебе много. – Он критически осмотрел Фиму. – Ангельская красота, например, и ангельский нрав, и ангельский голос… – Вася задумался. Слушай, а ведь ты права! Ты ангел! Только заключенный в земную оболочку.

Оба примолкли. Фима вдруг подумала, что в настоящей ангельской Васиной душе шевельнулись сожаления, что он ангел и не способен на человеческие чувства. Например, не способен влюбиться. Хотя и обычный человек Фима на это тоже, кажется, не способна. Она вдруг почувствовала, что Вася жалеет, что он не может влюбиться именно в Фиму.

– Серафима, ангел мой, не наглей. Не надо читать мои мысли. Это неприлично. Так юные воспитанные барышни себя не ведут. Это прерогатива старых циничных ангелов.

Они снова примолкли. И каждый думал о своем.

– Это ты все сегодня придумал, старый проказник? – спросила Фима, уже засыпая.

– Конечно, я.

И Фима заснула, свернувшись калачиком со спокойной улыбкой на прекрасном лице, и странный шорох в ее ушах складывался в такой красоты колыбельную, какой еще никто и никогда на земле не слышал. А Вася снова исчез.

4

На следующий день Фиму пригласили на коллективное предобеденное чаепитие рекламного отдела. Раньше коллеги этого никогда не делали. Утром, когда Фима ехала на работу, злясь на идиотов – пешеходов, которые так и лезли под колеса, и придурков – водителей, которые едут по каким-то собственным, только им ведомым правилам, и алчных гаишников, которые стояли в самых неподходящих местах в своих обманчиво-оптимистичных салатовых жилетах, знакомый уже шорох, вдруг раздавшийся в ушах, посоветовал ей заехать в магазин и купить что-нибудь к чаю. Она снова мысленно возмутилась, что ей не доверяют и не позволяют самой принимать решения, но в магазин все же заехала и купила коробку конфет. Когда ее пригласили на чай, она оценила ясновидение своего ангела… Или его умение влиять на события? Фима окончательно запуталась. Словом, когда ее пригласили на чай, она пришла с коробкой конфет, а конфеты в рекламном отделе любили, и к людям, приносящим им конфеты, относились заведомо неплохо. Дамы участливо справились о Фимином здоровье, настроении и делах, ответа, впрочем, не дослушали и принялись увлеченно обсуждать своих детей, мужей, свекровей, наряды и косметику. Фиме было скучно, но шорох в ее ушах властно приказал изобразить интерес и принять участие хотя бы в косметической и модной части разговора. И Фима втянулась и узнала, что дети болеют, не слушаются, дерзят, хулиганят и плохо учатся; мужья лентяйничают, мало зарабатывают, пьют, ходят налево и направо, много требуют, ничего не давая взамен. Как ни странно, о жизни и людях Фима имела представления самые смутные. Жизнь от Фимы усердно прятали родители, а люди сами прятались от Фимы. Так что жизнь ей была известна лишь в хорошо отредактированном книжном варианте. Мужчины там были либо негодяями, либо героями. Никаких полутонов. Фима после этого разговора даже задалась вопросом: а зачем, собственно, она так стремится, чтобы в ее жизни появился мужчина? Ничего хорошего от него все равно ждать не приходится, так не проще ли по-прежнему быть одной? Тем более, что у нее есть такой дивный, смешной ангел. «Ты мне эти глупости брось, никакой я не смешной, и не положено нам долго быть видимыми и слышимыми, так что на меня в качестве спутника жизни не рассчитывай». – Тут же услышала она шорох в ухе. Фима вздохнула. «Жаль», – подумала она. «Жаль», – прошуршал ангел.

После обеда позвонила Леночка.

– Жива? – недовольно поинтересовалась она.

– Жива. – Ответила Фима.

– Вот и замечательно, так лень было к тебе тащиться. Тебе лучше?

– Значительно.

– Отлично, а у меня все хреново…

И Фима в течение четверти часа слушала Леночкины причитания по поводу начальника, который ее не ценит и не уважает, всячески ущемляет и перекрывает пути для творческого и карьерного роста, про Леночкиного бывшего, который отказался сходить с ней в кафе и выяснить отношения только потому, что его, видите ли, не отпускает жена, а раньше он на такие мелочи внимания не обращал.

Фима слушала, и ей тошно было слушать, и она думала, что, наверное, дружба вот это самое и есть: слушать, когда тебе тошно слушать и совсем не хочется слушать, но хочется, чтобы близкому тебе человеку стало легче хотя бы от того, что ты его выслушал. И Фиме было больно от того, что никто не желал выслушать ее саму.

Шурочка пригласила Фиму на обед. Поехали, конечно же, на Фиминой машине в одну кафешку, где подают суши – Шурочка была на перманентной диете.

За роллами с угрем Шурочка начала рассуждать, насколько такая вопиющая красота как у них с Фимой мешает жить.