– Нет. Тем, что ты умеешь видеть то, чего не видят другие. Почему японцы ходят смотреть на цветение сакуры и даже сделали из этого целый ритуал, а питерцы, например, не ходят смотреть на то, как по Неве сходит лёд? Хотя это зрелище по медитативности и величественности не уступает сакуре. Так и вижу – суббота, ледоход. На всех набережных сидят горожане, целыми семьями. Пьют из термосов горячий чай, едят бутерброды. Покрепче тоже что-нибудь пьют. А лёд идёт.

– Они увлекутся тем, что пьют и едят, и пропустят весь ледоход, – фыркнула Наташа.

– Найти бы такого человека, с которым можно поделиться этим вот ледоходом, – мечтательно произнёс Лёва и выразительно взглянул на свою собеседницу. Но Наташу больше волновала невидимая невооруженным глазом пыль на этажерке с посудой.

Тем временем в приёмную вернулся Виталик.

– Ну что, помог? – саркастически поинтересовалась Наташа. – Или тебя выгнали?

– Я сам ушёл, – с достоинством ответил тот.

– Что, девушек там симпатичных не было? – догадался Лёва.

– Не знаю, – рассеянно ответил Техник, – не заметил. Да, наверное, были.

– Так зачем же ты туда тогда ходил? – удивилась Наташа.

– Ну, может быть, правда – помочь надо? Пойду ещё раз посмотрю, – сомнамбулически пробормотал Виталик и почему-то двинулся в сторону кофейного автомата.

– Эй, ты чего? – обеспокоенно спросила Наташа. – Ты здоров вообще?

– Да, да. Просто у меня очередное разочарование на личном фронте, пройдёт уже к вечеру. Я бы отвлёкся на какое-нибудь интересное дело, но добрый Цианид велел отчёт за квартал переделать. Я немного побуду с вами и уйду.

– Бедный Виталик. Хочешь, я поглажу тебя по голове? – предложила Наташа.

– Лучше ударь меня по этой голове чем-нибудь тяжёлым и квадратным. Чтоб я в следующий раз думал.

– Как же тебе помочь? Мне так хочется, чтобы все мы были счастливы, – воскликнула Наташа, продолжая простодушно не замечать выразительных Лёвиных взглядов. – Вы обратили внимание, что в каждом фильме и в каждой книге происходят поразительные любовные истории? К тому же у всех нас наверняка есть знакомые, у которых такие истории случались и в жизни, только почему-то эти знакомые – не мы.

– У нас если что и было, то давно просвистело мимо и превратилось в воспоминания, – уныло подтвердил Виталик, решительно тыкая пальцем в панель управления кофейным автоматом.

– Ну, знаете, – вмешался Лёва, – фильмов и книг в мире всё-таки гораздо меньше, чем человеческих пар. Зачем снимать кино и писать книги о неслучившемся? Кому это интересно? У каждого есть целая куча историй про то, как могло бы быть, но не стало. Вам интересно будет смотреть на такое в кино? Вряд ли. То ли дело – когда и могло, и стало.

– Хотя, если подумать, у каждого в прошлом была история, достойная небольшого фильма, – слегка приободрился Виталик. – У меня, к примеру, таких историй было довольно много. Но фильмов о них не сняли, так что я лишён возможности пересматривать их каждый вечер в такие унылые времена, как сейчас, когда ничего не предвещает появления на горизонте женщины моей мечты.

– Ребята, я не об этом, – покачала головой Наташа, – я о такой любви, о которой не забудешь, даже если о ней никто не снял фильма. Интересно, существует она в природе?

– Ещё как существует. Просто любовь в том виде, в каком она водится в мире – а её очень немного, то есть, ровно столько, сколько надо, – отличается от костыля, которым пользуются сценаристы для того, чтобы объяснить нестыковки в сюжете, – пустился в рассуждения Виталик. – Скажем, нам непременно нужно, чтобы некий герой среди ночи встал и пошёл через город – и тогда он встретит в подворотне злодея или найдёт там клад или ещё что-нибудь сюжетообразующее. В другое время злодей и клад недоступны, но как заставить героя вылезти из тёплого гнёздышка – особенно если он жаворонок – и пойти в тёмную ночь? Надо придумать ему любовь, которая иррационально выдернет его на улицу, где притаился сюжетообразующий злодей или клад.

– Но ведь и в жизни возможны нестыковки, – перебил его Лёва. – Человек запланировал жизнь на три года вперёд, а тут такая любовь из-за угла – опа! И все планы насмарку.

– Это не любовь. Это священное безумие, – пояснил Виталик.

– А если это безумие сбивает правильные планы? Какое же оно тогда священное?

– Правильные планы сбить невозможно. То, что действительно важно, герой не упустит никогда, даже если его накормить лучшими в мире мухоморами. Но, повторяю, любовь тут совершенно ни при чём. Этот ингредиент – из совсем другого набора юного алхимика.

– А где продаются такие наборы? – с некоторым интересом спросила Наташа.

– Любовь не продаётся! – покачал головой Виталик, выпивая залпом чуть ли не половину чашки кофе. – Внимательно смотри по сторонам, и найдёшь искомое.

– По сторонам? – разочарованно протянула Наташа. – Но тут только ты и Лёва.

– А я уже ухожу! – с нажимом произнёс Виталик и в самом деле благородно удалился.

Вскоре после того как Виталик исчез, в приёмную ввалились довольные сёстры Гусевы.

– Всем стоять, я делаю защиту! – выкрикнула Галина. – Ну что, кукусики, дурью маетесь? А мы-то тем временем такое выгодное дельце провернули!

Выгодное дельце заключалось в следующем: среди студентов, мечтавших поработать на книжной ярмарке под знамёнами крутейшего издательства «Мегабук», обнаружился носитель. Это была юная скромная барышня, мечтавшая доказать своим родителям, что и она кой-чего в этой жизни стоит и вполне уже способна сама зарабатывать деньги. Родители не давали ей никаких шансов: учёба в университете, дополнительные курсы, занятия спортом, свидания с одобренным семьёй молодым человеком занимали всё свободное время бедной крошки. Но вот наступила практика, и у девочки появился неслабый шанс вкусить трудовых будней сполна. Однако интрига заключалась в том, что эта старательная ученица совсем не умела работать – только учиться. Так что зоркие Марина с Галиной, живо отделившие носителя от простых претендентов, должны за неделю научить это незамутнённое дитя хотя бы азам.

– То есть смотрите, какая тройная выгода, – с гордостью пояснила Марина, – мы нашли хорошего работника. Работник этот готов трудиться за копейки, лишь бы обрести вожделенный опыт. И наконец, обретая опыт, он исполняет своё желание!

– А теперь, Разведчики, шагом марш из приёмной. Мастер-класс закончен, – неожиданно подытожила Галина.

– Что такое? – нахмурился Лёва.

– Уйдите отсюда куда-нибудь ненадолго, а то нам носителя пора выпускать, – пояснила Марина. – Она у нас там, в кабинете сидит, бедняжка, ждёт якобы решения высшего начальства, хотя всё и так решено. Мы просто решили поберечь ваши нежные нервы и чувствительные уши.

– А если девочка не научится работать за неделю, что тогда? – осторожно спросила Наташа.

– Тогда мы отдадим бедняжку на съедение Константину Петровичу! – ухмыльнулась Марина. – У него и мёртвый поднимется из гроба, выкопается из земли и возьмётся за дело с энтузиазмом.

Джордж поднялся к себе, чтобы вздремнуть пару часов, но стоило ему только погрузиться в тёплый и солнечный мир сновидений, как телефонный звонок решительно втянул его обратно. Звонили снизу, из кафе, – значит что-то срочное: они же знают, что он сегодня спал всего три часа.

– Слушаю вас, – страдальчески произнёс Джордж.

– Сейчас машина доставки придёт, а возле чёрного хода замело так, что ей не встать. Помнишь, как было в тот раз, когда они развернулись и уехали, а нам потом пришлось платить неустойку. Сделай что-нибудь, ты же хозяин! – крикнула в трубку его заместитель и личный тиран.

Умеет он всё-таки устраиваться в жизни: если не родители им помыкают – так Димка, не Димка – так Алексей Яковлевич, не Алексей Яковлевич – так эта фурия.

– Хорошо. Сейчас попрошу у дворников лопату и пойду разгребать снег, – покладисто ответил Джордж.

Когда он руководил папиным рестораном, всё было просто. О таких проблемах, как не доставленные по причине снежных заносов продукты, он даже и не подозревал. О других, впрочем, тоже. Давно это было, кажется, пять столетий назад.

Джордж потянулся и поднялся с дивана.

Он снимал квартиру на третьем этаже того самого дома, в подвале которого они с Димкой и Анной-Лизой поселились этой зимой. Теперь в этом подвале было его, Джорджа, персональное, личное, собственное (а не папино) кафе.

Он подошел к окну: угловой эркер, с широченной витриной посередине и двумя узкими бойницами по бокам, был его любимым наблюдательным пунктом. Он выглянул в левую бойницу: снежная сказка, да и только. Перешёл к правой: ну точно, все подъезды замело, в самом деле, придётся идти за лопатой.

Через день после того, как старый шемобор Эрикссон умчался в неизвестном направлении, прихватив своего свежеиспечённого раба Диму Маркина, Джордж уже подписывал с собственником подвальчика договор долгосрочной аренды. Такова участь любого, кто по милости мунга или шемобора второй ступени и выше становится Хозяином Места. Всё плывёт ему будто бы прямо в руки, всё происходит как бы само собой, стоит только приступить к обустройству будущего Места, где все люди, нелюди и сомневающиеся смогут отдохнуть под его защитой. Но стоит свернуть в сторону – и удача моментально от него отвернётся. Впрочем, Джордж и не думал сворачивать. Он не рассуждал о том, что он будет делать, справится ли, не надоест ли ему, – он поочерёдно с благодарностью принимал всё, что падало ему в руки. Он не знал, что у него получится в итоге, но заранее любил своё детище. Здесь, в этом подвальчике, людям будет хорошо. Они станут приходить сюда, чтобы поговорить, перекусить, пересидеть дождь, выпить кофе, спрятаться от суеты. Место, конечно, не самое бойкое – об этом ещё предыдущий владелец предупреждал, но зато поблизости нет ничего похожего. «Кому надо – те узнают, – решил Джордж. – А кто не узнает – тем не надо».

Первыми о будущей кофейне узнали студенты-художники, мечтавшие расписывать стены квартир и клубов узорами собственного сочинения. Они заглянули в подвал – потому что дверь была открыта, внимательно оглядели свежеоштукатуренные стены и признали их условно годными для творческого безумия.

– Только ведь хозяин, упырь какой-нибудь, захочет сюда налепить кошечек и девочек, нечего тут ловить, – безнадёжно махнул рукой самый опытный художник, получавший больше всех отказов.

– Хозяин, конечно, упырь, – отозвался со стремянки Джордж, – Но он в ступоре и не знает, что сюда лепить. Может быть, вы знаете?

– Может, и знаем, – хитро ответил самый опытный художник, – Но на слово же никто не верит. Все сначала требуют эскиз. А потом говорят – отлично! Просто гениально! Только вот тут сделайте попроще. Здесь цвета поменяйте. Тут не надо зауми. И обязательно нарисуйте поверх всего кошечек и девочек!

– Да не надо эскизов. Просто покажите, что вы вообще рисуете.

Посмотрев работы художников, Джордж заявил, что если он и потребует от них эскизы – то только для того, чтобы припрятать лет на десять в своём сейфе, а потом продать с аукциона за бешеные деньги.

– То есть можно приходить и рисовать, что ли? – не поверил самый опытный.

– Ну да. Только скажите мне, сколько это будет стоить.

– Без эскизов и за деньги? – уточнил он. – А в чём подвох?

– Если хотите, лично вы рисуйте эскизы. Десять штук в масштабе один к одному. И работайте бесплатно. Без отдыха, выходных и перекуров. А с остальными мы договоримся отдельно, – устало ответил Джордж.

И тут все поняли, что он не шутит.

В доме, гостеприимно приютившем у себя маленького и неопытного Хозяина Места, жила девочка Катя, которая очень любила свою квартиру, и чудесный вид из окна, и лестницу со щербатыми ступеньками и высокими перилами. Не так давно её любовь даже спасла весь дом от сноса. К счастью, об этом не знал никто, кроме Константина Петровича. Иначе соседи целыми днями судачили бы о том, что Катька-то, слыхали, своим заветным желанием дом спасла. А вот напрасно сделала, потому что нам хорошую квартиру в Озерках давали вместо этой, а тут и водопровод барахлит, и отопление на ладан дышит, и вообще непонятно, как доживём до этого хвалёного капремонта.

О том, что Джордж теперь – Хозяин Места тоже, впрочем, знал только шутник Эрикссон. Иначе жильцы дома шептались бы по-другому: вы слышали, что у нас в подвале опять кафе будет? Нет? Сходите-сходите. Там хозяин со странностями. Да. Говорят – Хозяин Места. Не знаю, что это такое. Какой-то хозяин какого-то места. Клад, наверное, закопал и помалкивает где. Да какой у него клад, что за наивность! Хозяин Места на ихнем жаргоне означает – пахан. Обыкновенный бандит.

Однажды, когда художники самозабвенно раскрашивали стены, а обыкновенный бандит, пристроившись в углу, нарезал им бутерброды и варил кофе на газовой горелке, в подвал спустилась та самая девочка Катя. Ну, интересно же – что это в её доме затеяли, а ей не доложили?

Когда она вошла, Джордж колдовал над туркой, вспоминая уроки Майи-Кайзы и надеясь приготовить что-то невероятное. Потому что невозможно оставаться обычным человеком, когда вокруг царит творческое безумие: сразу как-то хочется тоже если не в пляс пуститься, так хотя бы сотворить какой-нибудь крохотный, пускай и недолговечный, шедевр.

– Фея-кофея! – восхищённо сказала Катя.

– Что-что? – повернулся к ней Джордж.

– Ой. Я думала, ты – тётя, – смутилась Катя. – А почему ты не рисуешь?

– Не умею.

– И поэтому тебя заставили готовить?

– Кто ж меня может заставить! Я тут самый главный. А ещё мне иногда позволяют подтаскивать краски и мыть кисти, но сейчас все кисти в порядке, и красок тоже нужное количество.

– По-моему, ты не самый главный, – недоверчиво покачала головой Катя и ушла.

– Слушай, чувак, а название у этого места есть уже? – через некоторое время спросил у Джорджа один из художников. – Мы решили вывеску сделать тебе в подарок. Фор фри. Просто за то, что ты такой зачетный пацан.

– Название? – задумчиво повторил Джордж. – А давайте пусть будет «Фея-кофея»? Нормально вообще звучит?

– Самое то, – уверенно кивнул художник, – мы примерно так и думали.

Даже в налоговой инспекции это название не вызвало возражений. «ООО „ФЕЯ-КОФЕЯ“» – значилось в документах.

Через неделю «Фея-кофея» открылась. Джордж был вне себя от счастья: он не просто руководил, он был везде одновременно, а ещё находил время на то, чтобы постоять за барной стойкой и приготовить посетителям что-нибудь особенное.

Однажды, разобравшись с основными делами, он самозабвенно колдовал над туркой: нужно было приготовить сладчайший, но не приторный нектар для грустной барышни, – как вдруг раздался резкий и неприятный голос:

– Ну, понятно. Кофе двадцати родов, и одно заветренное пирожное на закуску. Куда ты меня притащила?

– Мама, давай уйдём, если тебе здесь не нравится.

– Мне здесь нравится. Но мне не нравится, как тут кормят. Ты посмотри на этот доисторический бутерброд! А этот артефакт эпохи палеолита как бы салат у них, понимаешь?

– Мама, пожалуйста!

– Можете приготовить лучше? – не глядя на посетительницу, поинтересовался Джордж, осторожно передавая грустной барышне чашу горячего пряного напитка.

– Конечно, могу, иначе бы я помалкивала!

– Мама, прекрати, или я уйду.

Джордж взглянул на мать и дочь. Они, видимо, решили поговорить в спокойной обстановке. Сюда часто приходят именно за этим: люди ведь чувствуют, что на территории, принадлежащей Хозяину Места, они находятся под его защитой.

– А не могли бы вы, например, с завтрашнего дня выйти на работу и готовить так, как вы умеете? – из озорства поинтересовался Джордж.

Не то, чтобы он хотел разозлить эту дамочку. Конечно, было бы забавно посмотреть, как она подпрыгнет до потолка, а потом прочитает ему гневную отповедь. Но дамочка прыгать не стала и гневаться тоже не соизволила, а вместо этого проговорила с сожалением:

– Если бы ты, мальчик, решал кадровые вопросы, тебя бы тут не поставили.

– А если именно я решаю такие вопросы – и сам себя сюда поставил? – ухмыльнулся Джордж.

Дама окинула его оценивающим взглядом:

– Вот сомневаюсь я что-то. Но если именно ты их решаешь, то именно я с завтрашнего дня выхожу на работу поваром. Хоть забесплатно.

– Мама, он же тебя сейчас на слове поймает! – воскликнула дочка.

Джордж пригляделся: кажется, он уже видел эту девушку раньше. Маша Белогорская (эта встреча случилось задолго до того, как она уехала в Париж) перехватила его взгляд и закатила глаза, давая понять, что теперь он от её матушки так просто не отделается. Бывшего владельца ресторана «Квартира Самурая», одноклассника прекрасного вампира Дмитрия Олеговича, она конечно же не узнала.

– Вот не думай, что ты умнее матери! Мала ещё! Если он поймает меня на слове – значит он тут в самом деле главный. А если он главный и при этом умеет сносно кофе варить, значит, заведение не совсем пропащее и работать в нём можно, – рассудительно сказала Елена Васильевна.

– А с вами можно работать, или вы всегда на взводе? – поинтересовался Джордж, передавая турку своему напарнику, студенту-художнику, которому так понравилось то, что они сделали, что он решил здесь немного поработать. – Конечно, ловить вас на слове я не буду и возьму на испытательный срок на полную ставку. Но будет жаль, если все ваши понты останутся только понтами.

– Понты-ы? – задохнулась мадам Белогорская. И прочитала Джорджу долгожданную отповедь, на которую он нарывался с самого начала.

С тех пор никто не может похвастаться, что видел в «Фее-кофее» заветренное пирожное или доисторический бутерброд.

Елена Васильевна стала правой рукой Джорджа. Они отлично поладили друг с другом: сын, опасавшийся, что не оправдает надежды родителей, и мать, постоянно придиравшаяся к своей дочери, вплоть до того самого дня, когда та сорвалась и улетела в Париж.

Время от времени ноги сами приводили Джорджа к Мутному Дому, в котором когда-то располагался его (да ладно, его, папин, конечно же) ресторан. Он смущался, шагал в темноту ближайшей подворотни и дворами убегал подальше от этого места. Ему ведь ясно дали понять, что без него здесь всем стало только лучше.