Я увеличила одну из фотографий, затем перевела изображение в голографический режим. Похоже, с момента, когда был сделан снимок, Макнэлл успел похудеть по меньшей мере на десять кило. Впрочем, на тюремном питании – неудивительно. Морщин здесь практически не было, синяков под глазами тоже, и одет он был в стильную серую форму военного звездного флота. Словом, образ, хоть и узнаваемый, очень сильно отличался от узника, которого я дважды видела за стеклом камеры.

Ладно, теперь собственно об убийстве. Пятого числа осеннего месяца тишрея жена осужденного, Линда Макнэлл, была убита в малолюдном месте выстрелом из эксплоудера. Вариант террористического акта отметен полицией практически сразу: всего одна жертва, да и оружие прицельное. Алиби у капитана нет. Улики… Объяснения Рейера Макнэлла касательно его местонахождения в момент убийства полиция считает неубедительными… «Галалэнд» должен был покинуть Новую Землю через несколько часов после преступления, и предполагаемый убийца получил бы возможность избежать правосудия.

Причина убийства – ревность. Отчего-то это безумно меня удивило. Ну не вязалось с образом встреченного в тюрьме заключенного, и все тут. Хотя, казалось бы, что может быть глупее? Я его совершенно не знаю, и у меня нет возможности мало-мальски объективно определить, на что он способен, а на что – нет. В сущности, ревность как раз и является одной из основных причин убийства жены мужем. Или наследство. Или если жена просто надоела за долгие годы совместной жизни. Если честно, то именно последняя причина казалась мне наиболее логичной. Когда человек вечно мелькает у тебя перед глазами, туда-сюда, это же с ума сойти можно! Вот если я когда-нибудь кого-нибудь убью, то именно поэтому.

Правда, мне подобное не грозит – для меня брак невозможен по определению. Ну, как «невозможен»? Чисто теоретически возможно изображать на людях пару геев. Однополым браком сегодня никого не удивишь. Но где ж найти гетеросексуального мужчину, который бы на это согласился? Да еще и такого, которому можно было бы довериться. А главное – надо ли искать? Чтобы потом захотелось его же прикончить?

Но ближе к делу. Полиция выяснила, что у Линды Макнэлл был любовник, некий программист по имени Кен Хендрейк. Рейер о неверности супруги знал – согласно его собственному признанию. И неоднократно высказывал предположение, что именно любовник убил Линду. На форумах на этой же версии активно настаивали его сторонники. Тут, однако, имелась неувязка: Кен Хендрейк покинул планету за день до убийства. Причем оставил предсмертную записку, из которой следовало, что вылет его был путешествием в один конец… Я нахмурилась. Было в этом нечто подозрительное, будто парень заранее знал о готовящемся преступлении и поспешил создать себе алиби. Так или иначе, получилось у него безупречно: совершить убийство с помощью эксплоудера из космоса он никак не мог. Итог: мужа обвинили в предумышленном убийстве и посадили в тюрьму на сорок лет. Звания, естественно, лишили.

В задумчивости я слегка повернула голову и тут же чертыхнулась. Режим автофокуса отследил движение глаз и выдвинул на полный экран боковое окошко, на которое случайно упал мой взгляд. Все-таки не зря в последнее время разработчики стали отказываться от системы айтрекинга в пользу более традиционных сенсорных дисплеев.

Впрочем, всю более-менее достоверную информацию я, похоже, уже прочитала. Дальше пошли домыслы и споры. Я отвернулась от дисплея, и компьютер, отследив этот факт (все-таки в автофокусе есть свои плюсы), включил экранную заставку. Вздохнув, поднялась на ноги и подошла к окну. Бесспорно, за последний час я многое узнала о Рейере Макнэлле. Однако понятнее от этого ничего не стало.

Не скрою, мне пришлось чуть ли не силой удерживать себя от порывов отправиться в тюрьму на следующий же день. Мысленно надавав себе по щекам и призвав к благоразумию, я сумела выждать необходимое время и на место прохождения ПС прибыла в четверг. Правда, немного раньше положенного ушла с занятий. Закончив лекцию в своей основной группе, решительным шагом направилась к лестнице.

Неизменный Раджер сопроводил меня на нижний этаж. Достигнув застекленной камеры, я развернулась к тюремщику.

– Могу я передать ему средство от ожогов?

Произнесла таким требовательным тоном, что принять это обращение за вопрос было сложно.

Раджер поджал губы и наморщил лоб, что-то прикидывая.

– Оставить в камере – нет, – сказал он затем. – Но он может воспользоваться лекарством, пока ты здесь. Что за средство?

Под его взглядом я послушно извлекла из внутреннего кармана куртки коробочку с исцеляющей бумагой. Вытянув верхний слой, продемонстрировала тюремщику.

– Ладно, – кивнул тот. – Я передам ему через окно. В конце занятия заберешь.

– У него хотя бы есть зеркало?

– Что? – Раджер непонимающе нахмурился.

– Зеркало, – повторила я, для наглядности жестикулируя. – У него ожоги на лице, он не сможет как следует обработать их, не видя. Так… – Выражение лица охранника, не оставлявшее сомнений в отрицательном ответе, помогло принять решение. – Пустите меня внутрь.

– С какой стати? – Раджер напрягся.

– С такой. Я помогу ему с медицинской процедурой. Да ладно вам! – с нажимом добавила я. – Вы же сами мне говорили, что опасности от него не исходит.

Тюремщик раздумывал еще секунд пять.

– Ну хорошо, – решил он затем. – Но под твою ответственность. Пояс не выключай.

Нажал пару кнопок, переводя мой невидимый щит в нужный режим.

– Не буду, – пообещала я.

Добившись, чего хотела, была готова стать кроткой и покладистой.

Раджер коснулся пальцем очередной сенсорной панели. Стеклянная преграда не отъехала в сторону, как я ожидала, а словно впиталась в пол, потолок и боковые стены, предварительно разделившись на четыре части. Стало быть, окно, которое я видела прежде, было вовсе даже не окном. Просто включенный тогда режим убирал стену не полностью, а частично.

Капитан, до сих пор не имевший возможности слышать наш разговор, удивленно наблюдал, как исчезает стекло, а я вхожу в камеру.

– Закрываю, – предупредил Раджер.

Я кивнула, не оборачиваясь. С легким шорохом, будто речь шла не о стекле, а об антикварной тюлевой занавеске, стена возвратилась на прежнее место. Не могу сказать, чтобы мне не было страшно. Было. В голове мелкой пичугой, залетевшей в комнату и не находящей выхода наружу, металась мысль: «Ненормальная, куда ты полезла?! Он же убийца, и ему терять практически нечего! А если он тебя придушит, покалечит, возьмет в заложники?»

– Добрый день, – поприветствовала я капитана, вместо того чтобы прислушаться к голосу рассудка.

– Добрый! – с прежним нескрываемым удивлением откликнулся он.

И продолжил изучающе меня рассматривать. Как экспонат Музея космоархеологии.

– Давайте обработаем ваши ожоги, – предложила я, стараясь, чтобы голос звучал максимально уверенно.

– А ты смелый парень, – заметил Макнэлл, склонив голову набок.

– Угу. В учителя другие не идут, – поддакнула я, извлекая из коробочки первый белый прямоугольник.

Бумагой «исцеляющая бумага», конечно, не являлась. Настоящую бумагу вообще днем с огнем было не сыскать. Художники-ценители с огромным трудом и за большие деньги доставали драгоценные листы, выпускавшиеся на планете Грин. Но большинство ограничивалось сенсорным творчеством на голографических панелях и прозрачных экранах.

Впрочем, я отвлеклась от главного, и не случайно. Страх быстро отступал, а вот с чувством вины дело обстояло противоположным образом. Чем дольше я смотрела на капитана, тем сильнее колола совесть: надо было приехать вчера. Крупные красные пятна уродовали правую сторону лица – наверное, именно этой стороной он повернулся ближе к Кортону, готовясь принять тарелку. Едва ли не самая большая пораженная область протянулась до уголка глаза. Хорошо еще, что он не ослеп наполовину! Ниже кожа была чище, я заметила только небольшой ожог на подбородке.

Осторожно приложила бумагу к лицу заключенного. Лист тут же начал сморщиваться и менять форму, подстраиваясь под пятно. Вскоре он уже держался сам, и я смогла убрать руку. Определив свойство и уровень недуга, медикамент начал выполнять свою работу. Я извлекла из коробочки следующую порцию. Капитан вел себя спокойно, моим действиям не мешал.

– Зрение не пострадало? – все-таки решила уточнить.

– Глаз в порядке, – слегка поморщившись, видимо, от воспоминания, ответил он.

Я перешла к третьему куску бумаги. Для лица – последнему, но оставался еще один ожог на шее.

– Как насчет занятия? – поинтересовался Макнэлл.

– Разок можно и обойтись, – констатировала хладнокровно, – не думаю, что вы пропустите что-нибудь важное.

В тот момент он промолчал, но когда я закончила, и четвертый листок приобрел форму изуродовавшего кожу пятна, заговорил снова.

– Не стоит тебе продолжать сюда ходить, парень. Лучше оставайся там, наверху. Это, – он на миг опустил взгляд на упаковку, которую я не успела убрать в карман куртки, – всего лишь один случай, не самый худший. Останешься здесь – насмотришься всякого. А тебе оно не надо. Молодой еще, да и не из того теста сделан.

– Ну, с этим я сам определюсь, – отозвалась, не собираясь следовать его совету.

Убедившись, что необходимое для лечебного воздействия время прошло, стала аккуратно снимать бумагу. Еще несколько дней, и от ожогов не останется следа. Это средство заживляет и более серьезные повреждения тканей.

– Вы действительно ее не убивали? – тихо спросила, осторожно отводя руку от лица капитана.

Взгляд Макнэлла тут же стал враждебным, а мышцы напряглись.

– Вам известно, почему я нахожусь в этой части тюрьмы? – ледяным тоном полюбопытствовал он.

– Да.

– В таком случае не понимаю цели вопроса. Вы всерьез ожидаете, что я вот так, между делом, признаю за собой вину?

– Нет. Простите.

Процедура была закончена, обстановка накалилась, и я не видела причин задерживаться в камере. Раджер отпер ее по моему знаку.

Однако отказываться от занятий я не собиралась. И в следующий вторник пришла снова.

Пришла – и чрезвычайно обрадовалась. Тому, что снова прихватила с собой коробочку с медикаментом.

Нет, сначала я ничего не заметила. В момент нашего с Раджером появления Макнэлл занимался тем, что отжимался от пола. Как сообщил мне тюремщик, ситуация вполне стандартная, по-видимому, капитан даже в заключении не желал терять форму. Возможно, продолжал на что-то надеяться, а может, просто стремился таким образом сохранить человеческое достоинство. Трудно сказать, чужая душа – потемки.

Следы случившегося в мое отсутствие я обнаружила, когда заметивший наше появление Макнэлл прервал свое занятие, поднялся на ноги и надел тюремную рубашку. Ее рукав был порван, длинный лоскут свисал от плеча до локтевого сгиба. Первым делом я обратила внимание именно на это. Во вторую очередь – на крупный синяк как раз на том участке кожи, который обнажался из-за поврежденной одежды. И, наконец, настала очередь двух гематом на лице, наливавшихся багрово-фиолетовым цветом. Левая скула и подбородок.

Возмущенно зыркнув на полного невозмутимости Раджера, я не стала никак комментировать увиденное, лишь холодно попросила снова впустить меня в камеру. Причем теперь не испытывая ни малейшего страха. Хотел бы Макнэлл что-нибудь со мной сделать – сделал бы в прошлый раз.

– Что это? – коротко спросила капитана, не удосужившись даже поздороваться, зато сразу же потянувшись за целебной бумагой.

– Допрос.

Он оставался почти таким же невозмутимым, как Раджер. Складывалось впечатление, будто меня одну выводит из равновесия происходящее на этом этаже. В некотором смысле так оно и было: оба присутствующих мужчины успели привыкнуть к здешним реалиям. Разумеется, капитану не было, да и не могло быть все равно. Однако происходящее ни капли его не удивляло. Наверняка злило, ввергало в отчаяние, но не погружало в то состояние шока и недоумения, которое преследовало меня.

– Здесь, в камере, я так понимаю? – уточнила, подразумевая тот факт, что в этой части тюрьмы видеосъемка не ведется.

– Я вообще выхожу отсюда крайне редко, – подтвердил мое предположение капитан.

К занятиям астрономией мы в тот раз, конечно же, не перешли.

Именно тогда я впервые отчетливо поняла, что не могу оставить все как есть. Даже в вопросе виновности Макнэлла было нечто второстепенное. Я оказалась не готова мириться с обстоятельствами независимо от того, убил он свою жену или нет. Однако же мне хватило ума не поднимать шум прямо здесь, в тюрьме. Не устраивать скандал, до которого никому не будет никакого дела. Я успела понять, какова негласная позиция местного начальства. Иллюзий относительно обращения к начальству более высокому тоже не питала. Из опыта собственной семьи мне было отлично известно, что такое система и насколько бессмысленно бывает в подобных случаях выступать против нее таким рядовым новоземцам, как я. Тем не менее собственный же опыт свидетельствовал, что систему возможно обойти.

Ничего похожего на конкретный план у меня в голове пока еще не было. Сказать по правде, первоначальная идея заключалась в том, чтобы найти кого-нибудь, кто знает больше, чем я, а заодно имеет значительные рычаги давления. Естественным стремлением в этой ситуации было связаться с членами экипажа Макнэлла. Именно их поисками я первым делом и занялась, вернувшись домой. Однако меня ожидало разочарование: около трех недель назад «Галалэнд» отправился в продолжительный полет по заданию ВБС, и возвращение корабля предполагалось не ранее чем через месяц.

Всерьез расстроившись, я все-таки продолжила поиски в сети.