Глава 3

Девочка нашлась на кухне. Она умудрилась втиснуться в узкий ящик между посудомоечной машиной и раковиной. Там ещё была какая-то система хранения – я искренне ненавидел все эти металлические сетки, потому что в них таким вот маленьким детям легко застрять.

Я всегда буду помнить огромные испуганные глазёнки этого ребёнка. Я старался не кашлять от рвущего лёгкие дыма, чтобы не напугать девочку ещё сильнее. Быстро намочил полотенце и накрыл малышку.

– Потерпи, милая, – произнёс как можно мягче. – Дядя тебя вытащит.

Вытерев выступившие от дыма слёзы, я заметил, что ручки ребёнка приобрели синеватый оттенок. Она и пошевелиться не в силах! Всё её маленькое тельце затекло, тянуть нельзя… Придётся ломать и снова терять драгоценное время. Судя по сгущающемуся дыму, спуститься по лестнице будет нереально.

Работал я быстро, почти на автомате. Использовал всё, что было под рукой, – от ножей до молотка для отбивания мяса. Всё время говорил с ребёнком, чтобы она знала: взрослый рядом и поможет. Но когда девочка наконец оказалась в моих руках, скрипнул зубами. Она была без сознания.

Бросился к окну и, распахнув его, закричал без надежды, что кто-то услышит…

Как на балконе этажом ниже увидел Горелого.

Мужчина махал рукой, подзывая машину с выдвижной лестницей. В груди у меня ёкнуло: спасение!

– Димка! Мы здесь! Здесь ребёнок…

Вздрогнув, он огляделся и, заметив меня, замер.

– Здесь ребёнок и… – начал было я, но Горелов уже резко отвернулся и что-то проговорил в рацию.

Нет, зря Вова на него наговаривал. Всё же пожарный не может быть сволочью. Сейчас сюда подгонят машину, и я спущу малышку по выдвижной лестнице.

Я смотрел, как разворачивается башня спецтехники, и вполголоса поторапливал сослуживцев… Как вдруг понял: они уезжают.

– Стой! – заорал и посмотрел на балкон. – Дима! Горелый! Ты где?!

Мужчины там уже не было. Машина удалялась, огибая здание, а я поверить не мог в происходящее. Затылок сжало льдом ужаса. Сунуться сейчас в коридор – верная смерть. Оставаться здесь – тоже. В любой момент и эта часть здания может обрушиться, похоронив нас под обломками.

Действовать надо было быстро. Я обшарил всю кухню, наткнувшись на моток верёвки, всхлипнул и прикусил губу до крови. Девочку спасу! Обвязав металлическую корзину, которую выломал из кухонного уголка, я уложил в неё бесчувственного ребёнка. Её безвольно обмякшее тельце повергало меня в ужас, но я знал, что девочку спасут, если вовремя окажут помощь.

И минуты утекали.

Спускал её медленно и осторожно. Я позаботился о том, чтобы девочка не выпала, но, если корзина перевернётся, малышка может задохнуться. Когда корзина оказалась на земле, я едва мог соображать от напряжения. Наглотавшись дыма, с трудом втягивал воздух в пылающие лёгкие. Надо было кричать, чтобы привлечь внимание к ребёнку, но раздавался лишь хрип и кашель…

Если её сейчас же не найдут, мои старания будут напрасными.

И тут я увидел девочку лет восьми. Она подбежала к ребёнку и, подняв его, посмотрела вверх. Наши взгляды встретились, и я попытался улыбнуться.

– Умничка. Спаси её.

Вряд ли кто-то услышал мой шёпот, да это и не важно. Ничего было уже не важно. Колени подкосились, и я рухнул на пол. Спину ожгло болью.

Жизнь всегда бьёт меня в спину.

Теперь уже наверняка.

– Дядя пожарник, – услышал детский голос.

Хотелось поправить, сказать ребёнку, что пожарники – это насекомые. А мы – пожарные. Профессия. Дети так часто путают… Но не смог даже губ разомкнуть.

– Дядя, – настойчиво звала меня девочка.

Я собрал все силы и попытался разлепить веки, тяжесть которых показалась мне свинцовой. В глаза ударил свет, затем я заметил суетящихся вокруг людей. Их было много. Лица скрыты, взгляды полны безнадёги. Так смотрел я сам, когда тушил попавшую в аварию машину. Понимал, что всё равно не в силах хоть что-то спасти, но не отступал до последнего.

Тела я не ощущал, как и боли. Будто уже умер… Может, так оно и есть? Иначе почему я вижу ребёнка, на которого никто в операционной не обращает внимания? Девочка смотрела на меня и улыбалась.

– Дядя пожарник, с малышом всё в порядке, – сообщила она, и я узнал ребёнка.

Именно она подошла к зданию, когда я опустил по верёвке корзину с пострадавшим младенцем. И она утверждает, что девочку спасли. На душе стало легче, и я хотел закрыть глаза, чтобы уйти из этого мира, как снова услышал требовательное:

– Дядя пожарник! Будьте моим папой! Пожалуйста!

Я был удивлён. Папой? Я не мог быть ничьим папой. Не в этой жизни.

Впрочем, я одной ногой в могиле… Попытался сказать это, но осознал, что в горле что-то есть. Трубка?

– Моргните, если согласны, – тут же добавила девочка.

И я согласился. Какая разница? Пусть хоть на миг перед смертью кто-то назовёт меня папой. Даже если удочерения не состоится. Теперь всё это было не важно. Жизнь утекала из меня так быстро, что, опустив веки, я так и не смог их поднять.

Мне снилось безграничное море, в глубине которого медленно дефилировали огромные рыбины, а в синей вышине неба проплывали облака. Вокруг на миллионы километров не было ни души. Только я, раскинувшись «звездой», бесстрашно покачивался на волнах. А чего бояться? Я уже умер…

И тут услышал надрывный тоненький голосок. Кто-то пел. Наверное, это ангелы… М-да. Жаль, что в загробном мире нельзя попросить беруши.

– Это рай или ад? – прижав ладони к ушам, проворчал я. – Зуб даю, что последнее. Иначе зачем такие пытки?

– Не нравится – не слушай, – буркнул кто-то. – Будет мне тут неприкаянная душа приказывать!

– Душа? – Распахнув глаза, я резко сел, и нечто подо мною покачнулось.

Вцепившись в странный матрац, напоминающий одновременно водяной и пенный, я уставился на восседающий рядом скелет.

И заорал.

Нет, сам скелет был нестрашный. Беленький такой, чистенький. Любая бы школа дралась за такой экземпляр в кабинет биологии. Но вот зелёное свечение в глазах не было похоже на лампочки, а навевало мысли о фильмах ужасов.

– Этот вопль у вас песней зовётся? – поинтересовался пёс, которого я не сразу заметил.

Да и кто бы обратил внимание на собаку, когда рядом ходячий хоррор-персонаж? Во всяком случае, пока та молчала. Махнув длинными ушами, пёс дружелюбно оскалился и заискивающе спросил:

– Хорошая шутка, да?

Он лающе засмеялся, а я молча и медленно, чтобы не нервировать странное соседство, передвинулся на другую сторону покачивающейся кровати. Поднявшись на ноги, услышал за спиной недовольный голос:

– Это ещё кто?

Обернувшись, я удивлённо уставился на парня лет двенадцати. Он держал на руках младенца и хмуро посматривал на девочку, что стояла рядом с ним.

Снова она! Та, что помогла мне на пожаре. И та, кого я видел в больнице перед смертью.

– Наш новый папа! – с удовольствием объявила она.

Глава 4

Я сидел за большим странным столом. Не мог понять, как это прозрачное уродство, похожее на ошибку великана-стеклодува, оказалось в замке, обставленном в стиле рококо. Оно ни в двери бы не прошло, ни в окна бы не протиснулось…

Я осознавал, что намеренно размышляю о куске стекла, чтобы не свихнуться. А было отчего! Покосившись на скелет, я гулко сглотнул. Тот важно восседал в большом, некогда удобном и красивом, но ныне совсем обветшалом кресле и, закинув ногу на ногу (пардон, кость на кость), покачивал ею.

Услышав звук, скелет замер и, медленно повернув ко мне голову (сорян, череп), ввинтился в меня светящимся жутким взглядом. Вот не знаю почему, но я ощутил не страх, а стыд, будто вернулся в детство. В тот его постыдный момент, когда мне было то ли три, то ли четыре, а мама нарядила меня в лучший костюмчик и повела в богатый дом.

Там я увидел настоящего дворецкого (как в фильмах!), и пока мама разговаривала с кем-то за большими и тяжёлыми дверьми, человек в ливрее ни на минуту не отпускал мою руку. И смотрел вот так же, когда я пытался заговорить. Будто ребёнок вообще не имел права голоса, даже если ему очень сильно хотелось в туалет…

Я вздрогнул и повёл плечом, недоумевая, с чего вдруг вспомнил этот неприятный инцидент. Может, это скелет того самого дворецкого?

– Его нужно вернуть.

Услышав твёрдый голос мальчика, я резко обернулся. С момента, когда юноша появился на пороге комнаты, он относился ко мне так, будто я с мечом ворвался в их жизнь, наследил грязной обувью, сломал все игрушки и съел мороженое в холодильнике.

– Он не может вернуться, – рассудительно возразила девочка. – Он умер.

Умер?

По спине поползли мурашки, и память тут же услужливо подкинула картинку бушующего в здании пламени. Я будто снова услышал взрыв и жуткий треск собственных костей. Дотронувшись до груди, глубоко вдохнул и, глянув на девочку, осторожно произнёс:

– Но я чувствую себя вполне живым. Нет ран, ничего не болит…

– Неприкаянная душа! – Парень нарочно повысил голос, чтобы заглушить мой.

Говорил так, будто меня нет. И скелет, снова пронзив меня зеленью жуткого взгляда, важно кивнул, соглашаясь с ребёнком.

– Магнус придёт на его запах, как голодный пёс, – выплюнул юноша с такой ненавистью, что я не позавидовал этому Магнусу, кем бы ни оказался этот несчастный.

– Я попросил бы!.. – взвился пёс.

– Не обижайтесь, Пёсель Лаврентьевич, – вежливо проговорила девочка. – Джонатан не хотел вас обидеть.

Махнув длинными ушами, будто лопастями вентилятора, Пёсель расплылся в добродушном оскале.

– …Попросил бы почаще говорить мне подобные комплименты. – Он мечтательно