– Девонька, тебе еще долго? – спросил меня седой дедуля в форме охранника.
Я посмотрела на его бейдж и под эмблемой торгового центра прочитала имя.
– Степан Емельянович, я постараюсь убраться как можно быстрее, но… – Оглядела царивший беспорядок и, сдержав тяжелый вздох, улыбнулась: – Это не так просто и быстро, как я надеялась. В любом случае, уверяю, к открытию все будет идеально чисто!
Дедуля покачал головой, посмотрел с сочувствием и предложил:
– Давай помогу чем-нибудь.
– Что вы, – открестилась я, – не хочу, чтобы у вас были проблемы. Вам же нужно следить за камерами. Что, если что-то случится, пока я вас тут отвлекаю? Управляющий и так был очень добр, что позволил мне прибраться самой.
– Добр? – удручающе покачал головой Степан Емельянович. – Не думаю. Вызвал бы уборщиц, у нас их целый штат!
– Виктор Дмитриевич и так был слишком добр, – упрямо заявила я.
Охранник, ворча что-то себе под нос, медленно удалился. А я, вздохнув, снова взялась за тряпку. Конечно, я и сама понимала, что поступила неразумно. Надо было согласиться на помощь родителей других детей, но я отказалась. Довольные праздником люди настояли на том, что сами оплатят чистку одежды. И управляющий очень помог. Виктор Дмитриевич приказал уборщице несколько раз пройтись по залу поломоющей машиной. Даже вызвал чистильщика бассейна и не взял с меня ни рубля за его услуги. Говорил, что моя затея привлекла клиентов, и, возможно, они введут подобные детские праздники.
Но вот стены, которые дети умудрились заляпать, приходилось отмывать вручную. И все эти барельефы, выступы и колонны тоже. И не видно конца и края этой ночи, которую я проведу в качестве современной Золушки, ведь неожиданно свалившийся на голову прекрасный принц тоже попытался мне помочь: заместитель моего босса, прощаясь, сунул в карман визитку. Лишь потом я обнаружила, что не только ее. Пришлось ехать к нему домой на такси, чтобы возвратить банковскую карточку.
Почему я так упрямо отказывалась от помощи? Все из-за этого изверга, отца Маргариты! Яростно вытирая подсохший крем, я злилась на Лаврентьева все сильнее. Я столько уже вытерпела в его доме, но отношение ко мне Льва Сергеевича не теплело ни на градус. Даже наоборот! Казалось, что на мои старания он смотрит не как на попытки наладить контакт с ребенком, а как на усилия соблазнить его самого.
– Ну и самомнение у вас, Лев Сергеевич! – заявила я и со всей силы шлепнула мокрой тряпкой по каменному льву, украшающему бассейн. – Не жмет корона? Мантия на плечи не давит?
– Не давит.
От неожиданности я едва не свалилась в бассейн. Кто ответил? Здесь же никого нет! Выронив тряпку, резко развернулась и, увидев Лаврентьева, прижала ладонь к груди.
– Напугал. – Посмотрела на него и возмутилась: – Разве можно так подкрадываться к человеку ночью в пустом здании? У меня едва сердце не остановилось.
Вспомнила, что только что говорила, и, смутившись, опустилась на корточки. Пряча пылающее лицо, подняла тряпку и принялась оттирать бортик бассейна. Тут я уже мыла, но босс этого не знает. Спросила глухо:
– Что вы здесь делаете?
– Стою, – ровным голосом ответил Лев.
Я передернула плечами.
– А вы могли бы постоять в другом месте?
– Я вам мешаю? – уточнил он.
– Разумеется.
Я поднялась и направилась к ведру с водой. Бросила туда тряпку и схватилась за швабру. Скрутив отжим, встряхнула так, чтобы брызги полетели в сторону босса. Ехидно проговорила:
– Поберегите свой костюмчик от «Армани».
– От «Булгари», – поправил Лаврентьев.
– Да хоть от «Дольче и Габбана». – Поставив швабру, я раздраженно посмотрела на него. – Ни костюму, ни вам тут быть не положено. Как вы умудрились проникнуть в закрытый магазин?
– Как и вы, – усмехнулся мужчина. – Через дверь. Охрана в курсе, не переживайте.
– Я переживаю лишь за ваш костюмчик, – съязвила я. – Не хотелось бы тратить на его химчистку еще больше.
Лаврентьев промолчал. Он буравил меня странным взглядом, и я, ощущая растущее напряжение, не выдержала:
– Что вам нужно?
Лев неожиданно снял пиджак и, повесив его на выступ в стене, принялся расстегивать пуговки на манжетах белоснежной рубашки. Я нахмурилась, наблюдая за странным поведением мужчины, а тот закатал рукава до локтей и, шагнув ко мне, забрал швабру.
– Ваш телефон не отвечал, – проговорил он таким будничным тоном, словно мы находились не в закрытом на ночь торговом центре, а беседовали на кухне. – Я волновался.
Я растерянно моргнула: волновался? Но то, что Лев сделал дальше, повергло меня в еще больший шок. Лаврентьев принялся мыть стену! Я хотела было остановить босса, протянула руку, чтобы отобрать швабру, но одернула себя. Ясно же, что мужчина ощущает себя виноватым и не знает, как извиниться. Ведь, с одной стороны, он босс и признать ошибку перед прислугой для него равносильно унижению. А с другой… Я невольно улыбнулась. Не может он махнуть на произошедшее и забыть. Значит, зачатки совести имеются.
Подавив улыбку, я повернулась к ведру, склонившись, отжала тряпку и принялась вытирать другую стену, иногда посматривая на босса. Работал Лаврентьев молча. Нахмурившись, широкими движениями мыл стену и доставал так высоко, как я бы не смогла. Хорошо, что не придется искать стремянку. Вспомнив про лестницу, которую не удержала, когда Лев упал на меня, я снова улыбнулась.
Чтобы посмотреть на Льва, я постоянно возвращалась к ведру и полоскала тряпку чаще, чем требуется. А что? Да, я зла на Лаврентьева, но могу же полюбоваться на его фигуру? А там было на что посмотреть. Широкие плечи, обтянутые тонкой шелковой тканью, бугрились узлами мышц. Наверняка тренируется. Вот находит же на тренажерный зал время, а для Маргариты едва минутку выделил.
Но какие у него руки! Я застыла у ведра, любуясь на сильные, перевитые венами, предплечья мужчины. Ему невероятно идут закатанные рукава. А без рубашки он смотрится еще лучше. Перед глазами снова возник образ обнаженного Лаврентьева, когда он вышел из душа. Совершенно спокойный, без тени смущения смотрел на меня, даже не попытался прикрыться.
От одного воспоминания щеки снова опалило жаром, и я прижала к лицу ладони. Вместе с тряпкой. Заметив ироничный взгляд Лаврентьева, выругалась про себя и заявила:
– Уже поздно, вам лучше возвратиться домой.
– Я сам решу, что мне лучше, – не прерываясь, проговорил босс. – И домой вернусь вместе с вами, когда мы закончим тут.
– Довольно, – ответила резко и выдохнула, успокаиваясь. – Можете считать, что ваши извинения приняты. И не волнуйтесь, я приеду вовремя, вы не опоздаете на работу. Вы можете на меня положиться, Лев Сергеевич.
Я постаралась вложить в слова всю уверенность и ответственность, на какую только способна. Мне хотелось дать понять Лаврентьеву, что я стараюсь не для того, чтобы привлечь его внимание. Говорить это я уже пыталась, мужчина не слышит. Значит, буду искать такие слова, чтобы он понял меня и перестал относиться, как к легкомысленной девушке.
Лев опустил швабру и обернулся. Мне захотелось укрыться от его пронзительного взгляда, но я не позволила себе ни отступить, ни отвести глаз.
– Извинения приняты? – усмехнулся босс. – Значит, Павел не сумел сдержать язык за зубами, и вы уже знаете, что о вечеринке в честь дня рождения дочери я солгал?
Я промолчала в изумлении: ого, он все же признался? Я жутко разозлилась на Лаврентьева, когда его зам рассказал об этом. Я же искренне считала, что испортила ребенку праздник. Захотелось ворваться в кабинет Льва Сергеевича, вытрясти из него правду, вывести на чистую воду, но я не стала.
Во-первых, рассмеялась, представив себе эту эпохальную картину. А во-вторых, поняла, что работодатель повел себя как подросток. Оказавшись в затруднительной ситуации, солгал. А раз я решила воспитание Маргариты начать с перевоспитания ее отца, то вместо того, чтобы обвинять босса во лжи, стоит ему дать время исправить ошибку. Мне было интересно, как Лаврентьев поступит, и он меня удивил.
– Почему вы отказались от помощи Павла? – неожиданно спросил босс. Я приподняла брови в недоумении, и он пояснил: – Вместо того чтобы вызвать клининговую компанию и заплатить кредиткой Павла, вы предпочли вернуть моему заму карточку и взяться за тряпку.
– У меня с недавних пор аллергия на кредитки, – не сдержала я ехидства, но тут же добавила: – Не считаю карточку помощью.
– Почему?
– Ну, во-первых, я работаю на вас, а не на вашего зама, так зачем мне брать у него деньги? – вздохнула я. – Во-вторых, вы приказали убрать за собой… Мне несложно. Кстати, как вы только что убедились, я никогда не отказываюсь от разумной помощи, Лев Сергеевич, но терпеть не могу, когда от людей откупаются. А особенно от детей.
– Почему вам так не нравятся деньги?
Теперь я пристально посмотрела на босса. Казалось, ему действительно интересно мое мнение. Положила тряпку в ведро и, вытирая кисти рук салфетками, пояснила:
– Мне, как и всем нормальным людям, нравятся деньги. Но я не делаю из них культа. Это всего лишь бумажки, которые мне дают за услуги, и на которые я смогу сделать жизнь более комфортной.
– Вы непоследовательны в высказываниях, – нахмурился Лаврентьев и шагнул ко мне. – Если вам нравятся деньги, почему же вы от них отказываетесь? Почему обвиняете, что я пытаюсь откупиться от дочери?
Я посмотрела на босса и вздохнула: как можно не понимать таких простых вещей? Он же владелец огромной компании. Неужели деньги и власть настолько захватили мужчину, что вытравили веру в людей? Или что-то иное сильно ранило босса, и теперь он доверяет деньгам больше, чем человеку?
– Потому что деньги обычно дают те, кому нечего больше дать, – глядя в глаза, беспощадно заявила я. – Легче всего откупиться бумажками, но при этом вы теряете не только деньги. Вы теряете близких людей, потому что переводите отношения с ними в деловые. Понимаете?
– Нет, – он шагнул еще ближе, – объясните мне.
Обоняния коснулся умопомрачительный мужской парфюм. Лаврентьев практически нависал надо мной, такой сильный, такой близкий, такой сексуальный. О боги, я понимала тех несчастных нянь, которых босс обвинял в непристойном поведении. Мне и самой сейчас захотелось протянуть руки и прикоснуться кончиками пальцев к гладкому шелку рубашки. Провести по заметному очертанию мышц, обвить шею руками, прижаться щекой и слушать учащенное биение мужского сердца.
Вот только я понимала, что это ледяное сердце босса не будет учащенно биться, если я так поступлю. Хуже того – мои маленькие победы канут в небытие, и Лаврентьев снова будет считать меня охотницей за деньгами. Возможно, мужчина не осознает, какой мощной харизмой обладает, как действует на женщин он сам, считая повышенное внимание заслугой лишь своего богатства.
Я неожиданно для себя посочувствовала боссу и мягко проговорила:
– Отношения – это тяжелый труд. Если вы готовы работать над ними, то любовь в семье будет укрепляться. – Я запрокинула голову и, борясь с желанием посмотреть на губы мужчины, протянула: – Как бы вам объяснить? Допустим, у вас есть сад. Если будете терпеливо полоть траву, сажать семена и удобрять землю, то вырастите красивые цветы. Если нет, то сад ваш засохнет.
– Или я могу заплатить садовнику, – немного подался ко мне Лаврентьев. – То есть няне.
– Можете, – кивнула я. – Но только для того, чтобы садовник помогал вам. Если вы переложите на него всю работу, а сами не будете вкладывать силы и время, то красоту и аромат цветы отдадут только садовнику.
– Почему? Ведь сад мой, – нахмурился Лев.
– Но у вас нет времени, чтобы насладиться им, – тихо проговорила я. – Ведь для этого нужно отодвинуть дела.
– Красоту цветы отдают садовнику? – Губы Лаврентьева скривились в горькой усмешке, от которой у меня сердце кольнуло. – Похоже на правду.
Я ощутила себя неуютно, словно заглянула в чье-то окно и заметила чужую боль. Неужели я своими словами задела мужчину?
– И что может предложить садовник? – серьезно спросил он. – Как вы можете помочь мне? – И тут же предупредил: – Но учтите, что свободного времени у меня почти нет.
Я даже дыхание затаила: это уже была почти победа. Меня признали за специалиста? Спокойно, Люба, Лаврентьев просто дал шанс доказать это. Но я хваткая! И не упущу даже малейшей возможности. И цель не доказать боссу, что не охочусь за его деньгами. Я жажду сделать все возможное, чтобы на свете стало одним счастливым ребенком больше. Я мечтала о такой работе, даже стремилась в Крым, но оказалось, желание можно исполнить прямо сейчас.
– Обещайте сделать все, что попрошу, – хитро улыбнулась я и, когда Лаврентьев нахмурился, торопливо добавила: – Я не отниму у вас больше получаса в день, клянусь. Но эти тридцать минут изменят вашу жизнь.
Он наклонился, словно хотел что-то рассмотреть в моих глазах. Не верит? Сомневается? Думает, что воспользуюсь этим временем для себя? Я затаила дыхание: от его решения зависит, смогу ли я сделать жизнь Марго хотя бы сносной.
Мужское дыхание обжигало мне кожу, я то и дело одергивала себя, чтобы смотреть в глаза боссу, а не на его приоткрытые губы. Блин, как же хочется ощутить вкус его поцелуя! В первый раз я действовала по наитию и сама не поняла, что ощутила, поцеловав Лаврентьева. Да о чем я думаю? Сейчас решается судьба маленькой девочки. Я не смогу оставить след в сердце ее отца, так хоть сделаю так, чтобы там поселилась Маргарита.
– Обещаю, – выдохнул босс.
Его нос едва не касался моего, наше дыхание перемешивалось, а я все смотрела в потемневшие глаза мужчины. Он же сказал это? Мне не померещилась? Или под воздействием чудовищного обаяния Льва я принимаю желаемое за действительное? Покачнулась и спросила:
– Что вы сказали?
Наши носы соприкоснулись, и Лаврентьев с шумом выдохнул, лицо его на миг исказила гримаса, будто от злости. Он подался ко мне, а я испуганно отскочила.
– Простите, это случайно вышло. Ноги дрожат… – Осеклась, подумав, что звучит двусмысленно, и добавила: – От усталости. Это был такой длинный день!
– Вы правы, – хрипло проговорил Лев и отвернулся. – Идемте, я отвезу вас домой.
– Но я не закончила. – Я посмотрела на оставшиеся пятна крема на стенах.
– Я не могу позволить, чтобы мой садовник тратил силы на чужие сады, – насмешливо проговорил мужчина, подошел к стене и забрал свой пиджак. – Я уже вызвал клининговую компанию и предупредил управляющего, что они приедут за час до открытия.
– Когда вы это сделали? – растерялась я.
– Когда понял, где именно вы проводите эту ночь, – сухо ответил Лаврентьев и, взяв меня за локоть, повел к выходу.
У двери смущенно топтался Степан Емельянович. Мой босс всунул ему купюру в руку, и пока старик бормотал затейливые слова благодарности, саркастично косился на меня, словно в ожидании новых гневных тирад о деньгах. Я лишь плечами пожала: о другом же говорила, но, видимо, снова подобрала не те слова. Ничего, я донесу до Льва Сергеевича эту простую истину. Купить можно услугу, но не чувства. Возможно, Лаврентьев не видит разницы между сервисом и любовью.
О проекте
О подписке