Небо хмурилось, готовое вот-вот упасть на Монт-д’Эталь. Осень застелила землю разноцветными листьями. Карленна смотрела в окно, когда во дворе появился Димир. Принцесса сузила глаза и сжала ногтями подоконник. Образ молодого короля отравленным наконечником царапал сердце. Димир запер ее в Монт-д’Этале, и Карленна чувствовала себя как в гробу. В таком же теперь покоился калледионский король. Отец. Папа. Он мертв, а она здесь, в неволе, и даже не может попрощаться с ним.
Сердце заныло. Дыхание участилось, а на глаза навернулись слезы. Карленна сильнее впилась в подоконник.
Виновата ли она в том, что случилось? Эфлейский король смеялся девушке в лицо, говоря, что она сама решила приехать сюда. Но разве могла принцесса поступить иначе, разве это был действительно ее выбор? Разве Карленна по своей воле решила откупиться от охотника собственным телом? Разве не находилась она под чарами ведьмы с ее книгой? Нет, это охотник выбрал насилие, пусть не явное. Желала ли принцесса помолвки с Адреном или происхождение обязало ее породниться с кем угодно, только бы этот человек достаточно крепко сидел на троне? Ей предоставили мнимый выбор из двух мужчин, одного из которых заранее сбросили со счетов. Хотела ли Карленна сбежать из дома или лишь пыталась спасти себя от внутреннего разрушения?
Нет. Единственное, чего она желала – отказать Данту Гарсу. Вытереть ноги о его самомнение.
С этой мыслью Карленна злорадно улыбнулась. И улыбка ее походила на оскал дикого зверя. А на ресницах блестели слезы. Стук в дверь отвлек от снедающих воспоминаний. Принцесса резко задернула шторы, выставляя тонкую преграду между собой и постылым королем. Вытерла увлажнившиеся глаза и крикнула:
– Войдите.
– Ох, милая!
На пороге, прижимая руки к груди, появилась Юлана.
– Мне очень жаль… – Голос подруги походил на нежное журчание ручья: такой же тихий и успокаивающий. – Понимаю, как тебе тяжело. Можешь выговориться, если хочешь.
Гостья присела на диван, и Карленна со вздохом опустилась рядом. Да, она была не прочь излить душу. Хотелось пожаловаться на Димира, поделиться болью утраты, найти утешение. Полчаса спустя принцесса свободно делилась переживаниями с Юланой, а та нежно гладила подругу по руке и высказывала слова поддержки.
– Это ужасно, – вздохнула гостья. – И несправедливо.
– Если бы я знала, что папа умрет после моего отъезда, никогда бы не сбежала из дома. – Карленна закрыла лицо руками.
– Ты не виновата. – Юлана погладила подругу по плечу. – Виноват тот, кто его убил. Любовница, говорят. Ты веришь этим слухам?
– Верю, что кто-то убил его руками любовницы.
– Как же так получилось? Я слышала, что король даже охраной обзавелся. Охотником.
Принцессу передернуло. Она будто наяву почувствовала прикосновения шершавых рук и грубой, как наждачная бумага, бороды. Девушка сжала зубы. Хотелось сказать что-нибудь гадкое, но мысли путались в огромный ком, она не знала, с чего начать, как выразить все накопившееся. Обычные ругательства едва ли описывали и часть того, что Карленна думала о Данте Гарсе. Он мучил, как ноющий зуб. Хотелось выдрать ужасное воспоминание, но ненавистный образ засел слишком глубоко, пустил гниющие корни сквозь сердце.
– Расскажешь про охотника? – спросила Юлана, когда молчание затянулось.
– Ах, этот, – хмыкнула принцесса. – Это он пропустил мой побег и смерть папы. Охотился на ведьм. Похоже, не слишком удачно.
– Значит, правду говорят, что в Мейфор пробралась ведьма?
Карленна напряглась, принялась осторожничать. Чужое королевство – совсем не то место, где стоило обсуждать ведьм. Она пожала плечами:
– Не знаю.
– Жаль. А то про Мейфор столько слухов ходит, вот бы знать, что из них правда, а что – вымысел. Я слышала даже, что короли прокляты особыми снами. Якобы им снятся ведьмы. Как думаешь, это правда?
Она вздрогнула. Наваждение, наложенное шелестящим голосом Юланы, спало. Вспышкой молнии озарило воспоминание об одном из последних разговоров с папой – как раз про сны о ведьмах. Вряд ли Джеральд хотел, чтобы посторонние люди – кроме охотника, разумеется – знали об этом. Тайна прекращает быть тайной, если переходит к другому человеку. Ветер подхватывает ее, точно семена, разносит по людям, и сказанные по секрету слова сплетнями взрастают средь чужих языков. Нехорошее предчувствие заворочалось в сердце. Она притворно рассмеялась:
– Ох, какие только не придумают слухи! Я вот слышала, что тебе приписывают тайную любовь с принцем.
– Так ведь это правда, – улыбнулась Юлана. – Не все слухи ошибочны.
Карленна замолкла. Она думала, что Ник завел роман с девушкой, которую привез в Монт-д’Эталь и объявил своей спасительницей после стычки с повстанцами. А оказалось… Юлана метко подловила принцессу: не все сплетни – ложь. Подруга словно намекала, что и сплетня о королевских снах может быть правдива. Но Карленна не поддержала ее игру:
– Что ж, не знаю, что за слухи ходят о снах. Лично мне ничего не снилось, хотя я будущая королева. – Она перевела тему: – Хватит о папе, хватит о грустном. Лучше расскажи о вас с Ником.
Принцесса осторожно посмотрела на Юлану. Та, казалось, не расстроилась, что беседа свернула с намеченного пути, и улыбнулась:
– Такое не рассказывают в приличном обществе.
– Последнее время мое общество едва ли назовешь приличным. – Карленна откинулась на подушки и прикрыла глаза, чтобы сдержать подступившие слезы. – Рассказывай. Не мне стыдить кого-то за запретные связи.
Ник провел рукой по широкому лакированному столу, сдул несуществующую пыль с новых кресел, полюбовался разостланным на весь пол ковром. Принц во всем старался походить на Фергюса, и его кабинет был обставлен на тот же величественный манер, что и кабинет старика под потолком Королевской башни.
День подходил к концу. Юный инквизитор убрал документы и, заложив руки за голову, откинулся в кресле. После разгрома повстанцев работы было немного. В основном он подписывал бумаги, распоряжения и допросные листы, которые ему ежедневно приносили призраки инквизиции. Тело отдыхало, но душа стремилась к приключениям. Принц чувствовал себя запертым в клетке однообразия. Куда делись дни, когда он в отряде призраков разъезжал по Эфлее, ночевал на голой земле, наблюдал за всполохами костра, над которым жарилось мясо? Юный инквизитор вздохнул. Закончив дела, он запер кабинет. Ключи на поясе покачивались и звенели в такт шагам, пока Ник спускался по лестнице. Не так принц представлял работу инквизитора.
Сумрачный вечер распростерся над Монт-д’Эталем. Юноша несколько минут стоял у входа в башню, наслаждаясь свежим воздухом после духоты кабинета. Пока засыпающий двор не огласился посторонними звуками. Проскрежетали дальние ворота, и в Монт-д’Эталь въехали призраки. Спешившись, они стащили с одной из лошадей человека и поволокли его в сторону инквизиторского подземелья. Ник прищурился. Арестантом оказался безусый мальчишка, на вид чуть младше принца, весь в синяках и с надорванным, как у приблудного пса ухом.
– Кто это? – спросил инквизитор.
Арестант захрипел, силясь ответить, но удар в зубы остановил порыв красноречия, и его потащили в подвалы. Один из призраков задержался и будто бы нехотя пояснил Нику:
– Повстанец.
– С ними же вроде покончено? – напрягся инквизитор.
– Не совсем.
– Почему я об этом не знаю? – Ник нахмурился, вспомнив бесконечные бумаги в кабинете.
– Ник… – Призрак положил ему руку на плечо. Дружественный жест и панибратское обращение, заведенное когда-то Фергюсом, лишали принца авторитета, которым должен располагать инквизитор. – Ник, у тебя и так полно дел, мы сами этим займемся.
– Но я инквизитор, – возразил Ник. – Я должен этим заниматься.
Призрак продолжил тем же мягким голосом:
– Повстанцы опасны, а ты не до конца здоров. Как твоя рана?
– Уже не болит. Фергюс поручил дела инквизиции мне, значит, я должен заниматься повстанцами.
– Фергюс поручил тебе инквизицию не для этого, – вздохнул призрак. Его рука оставалась на плече принца.
Осознание, словно выстрелом из пистолета, оглушило Ника. Получалось, документы, которые ему приносили призраки, лишь отвлекали от настоящих дел инквизиции?
– Тогда зачем? – спросил он, хотя уже начал догадываться, каким будет ответ.
– Нужен был человек, которого другие советники не посмеют сместить с должности инквизитора. Ты достаточно титулован и близок к инквизиции, чтобы…
– …чтобы греть место Фергюса. Я понял, – сухо отрезал Ник. – Это все, что от меня требуется?
– Ты принц. Ты важен для королевства, тебя нельзя подвергать опасности. Тем более после ранения.
Ник кивнул. Призрак посчитал разговор завершенным и зашагал к подземелью.
Дыхание принца сбилось от злости и возмущения. Он смотрел вниз, на грязный след, который оставило тело арестанта.
– Я буду присутствовать при допросе! – крикнул Ник вслед призраку.
Тот остановился.
– Уверен? Ты же ни разу на них не присутствовал. – Это было завуалированное предупреждение.
– Уверен. У меня с повстанцами кровные счеты.
Принц указал на бок, где под одеждой скрывался шрам, и вслед за призраком зашел в подземелье. Ника чрезмерно берегли. Если в попытке сохранить целостность сжимать в руках нечто слишком сильно, то можно ненароком это разбить. Так и случилось с терпением принца.
В допросной комнате пахло сыростью. Ник закрыл за собой дверь, запирая крик арестанта в подвальных стенах. Он остановился у входа, в полутьме, и сложил руки на груди.
– Вместо Нэйта теперь командует Коршун. Мы пытаемся выяснить, где он прячется, – шепнул чей-то голос, и принц увидел Лютера.
– Кто такой Коршун?
– Коршун Викт. Приближенный Нэйта. Собрал вокруг себя всех, кто разбежался с поля боя.
Лютер уселся напротив связанного арестанта. Тот поднял взгляд – один глаз заплыл фиолетовым, – узнав бывшего приятеля, он усмехнулся:
– Коршун ищет тебя, чтобы отомстить.
– А мы как раз ищем его, – улыбнулся Лютер. – Где они прячутся?
– Предатель! – прошипел повстанец и плюнул в призрака.
Слюна совсем немного не долетела до Лютера и повисла на краю стола. Призрак с грохотом поставил перед арестантом увесистый ящик, и принц вытянул шею, пытаясь рассмотреть его содержимое. Инструменты переливались в отблеске свечей, словно драгоценности.
– Где Коршун и остальные? – не изменившись в лице, спросил Лютер.
– Остальные? Я один, – пленник обвел взглядом людей в комнате, – против всех.
Призрак схватил его за волосы, ударил лицом о стол и оттянул голову назад. Уставившись в опухшие глаза повстанца, он произнес:
– Много болтаешь, но все не то.
– Монт-д’этальская крыса, – прокряхтел тот в ответ.
Призрак вновь приложил его лицом о столешницу. Губы повстанца опухли, а из правой ноздри заструилась кровь. Пленник шмыгнул носом.
– Фергюс очень любил игру «десять попыток», знаешь такую? – Призрак указал на пальцы арестанта, но тот помотал головой. – Что ж, правила просты, быстро запомнишь. Играем? – И тут же вывернул безымянный палец повстанца.
Раздался хруст. Крик и дворовая брань, наполненные болью, взлетели под потолок допросной комнаты. Пленник застонал. Палец неестественно искривился, а призрак, не дав передышки, уже потянулся к мизинцу.
– Где твои друзья? Где Коршун?
Повстанец промолчал. Ему без сожаления сломали второй палец.
Принц Никос почти не морщась смотрел на истязание. Торчащие кости, выбитые глаза, вспоротые животы – все это он уже видел на поле боя. Изменилось лишь место мучений. Лес и небо над головой сменились подвальными стенами. А так – ничего нового. Ничего страшного. И все же он неосознанно прижимался к двери, держась за ручку. В горле першило.
Повстанец упрямился. То ли к десятой попытке привык к боли, то ли от ужаса чувства притупились, но больше он не кричал. Лишь бледнел, когда призрак поддевал очередной палец. «Игра» закончилась, а ответы инквизиция так и не получила.
– Как обычно, – хмыкнул призрак. – Приступим к следующей игре?
Он вышел из допросной и вскоре вернулся с пыточным инструментом, который не влезал в обычный ящик и потому хранился отдельно.
– Где Коршун и остальные? – еще раз спросил Лютер, пока призрак устанавливал инструмент на столе.
– Я – не ты. Я не предатель! – гордо произнес арестант, но запал в его голосе потух, когда он оглядел орудие.
На столе стоял пресс. Две пластины и сдавливающий их рычаг. Мужчина без лишних объяснений схватил руку повстанца, на которой безвольно, будто сломанные ветки, болтались пальцы, и засунул ее между пластин.
– Отвечай!
Повстанец молча отвернулся. Призрак запустил механизм, и пластины принялись сжиматься. Он склонился к уху арестанта и процедил:
– Мы будем разбирать тебя по кусочкам. Палец за пальцем, рука за рукой.
Звуки, с которыми сдавливалась плоть, походили на чавканье. Принц сильнее сжал ручку двери. У него то крутило живот, то подступала тошнота к горлу, но он не мог оторвать взгляда от истязаемого арестанта и чувствовал, что вот-вот застонет вместо него.
– А-а-а, – не выдержал и заорал пленник, когда расстояние между пластинами стало сужаться. Кости захрустели. Руку придавило настолько, что кожа начала лопаться, а по бокам пресса показались первые капли крови. Пытка не заканчивалась. Пластины все уже жались друг к другу, повстанец орал. Ни одного вразумительного слова – лишь крик, наполненный болью.
Пластины соединились. Арестант замолчал, голова упала назад. Призрак побил его по щекам, приводя в сознание, и снял пресс с того, что раньше было человеческой рукой. Обнажилось плоское кровавое месиво. Ник смотрел, не отрываясь, и чувствовал, что воздух сперло в груди. «Уверен?» – вспомнился вопрос призрака. Хоть мурашки покрывали тело, Ник не жалел, что пошел на допрос, и надеялся, что теперь повстанец заговорит, его мучения закончатся.
Призрак потыкал расплющенную руку арестанта. Тот отвернулся, дыша широко открытым ртом и мыча от боли. На лбу проступали капли пота, в которых оранжевыми бликами отражались свечи.
– Поговорим? – предложил призрак. Голос его звучал ласково и по-доброму, как у матери, обращающейся к ребенку. – Где прячется Коршун?
О проекте
О подписке