Глава 6

На крыльце я зажмурилась от яркого, слепящего солнца. Ржание лошадей, крики, суета. Утро давным-давно наступило, и мы бы уже были в пути, если бы Маран не согласился задержаться, чтобы я еще раз проверила чудом выжившую молодую мамочку с ребятишками. После встречи с которыми меня распирало от счастья и довольства. Я снабдила не менее довольную и весьма благодарную Рину сборами и укрепляющей настойкой, неспешно собралась, радостно напевая себе под нос, позавтракала и – готова была обнять весь мир. Ведь Фарн велик и прекрасен, особенно ясным весенним утром, и так милосерден к своим детям.

Восторгалась и ликовала я недолго, ровно до того момента, как увидела, что наш обоз увеличился на четыре телеги, груженные вяленой рыбой и солониной, от которых шел крепкий, характерный дух. Мало того, рядом с телегами Маран разговаривает с незнакомыми гиенами. И те ему явно не нравятся, потому что у него, того и гляди, шерсть на загривке встопорщится от злости. Вон уши как прижал к макушке.

Чем же не угодили гиены нашему голове? Может, это торговцы, которые хотят под нашей защитой добраться до столицы?

– Лу Савери, иди, – проворчал Вит, забирая у меня из рук знахарскую корзину, – садись уже.

– Ата Вит, а кто это такие? – полюбопытствовала я.

Старый песец раздраженно дернул круглыми серыми ушами и поморщился:

– Швартовские разумники решили выгадать на охране и «доверили» доставить свою дань князю нам. Вот наглое песье племя, хоть плюй в глаза! Только возницы едут, да оно и понятно почему.

– Почему, ата? – догнала я Вита и, заглядывая ему в лицо, шла рядом, привычно поправляя плат на голове, чтобы концы не мешались.

– Шварт сильно пострадал в войну, обнищал дальше некуда. Об том все знают, засим много отсюдова не ждали.

– Но ведь…

– Они четыре телеги вяленой и сушеной рыбы собрали, бочки с солониной и жиром. И девицу… какую уж нашли… Видно, всем миром собирали дань, чтоб за ту девицу им хвосты не пооткручивали…

Вит похлопал по крупу лошадь, поставил на козлы мою корзину и занялся подпругой. Я подождала чуток, надеясь узнать, за что местным грозит без хвостов остаться. А потом осторожно спросила у молча пыхтевшего Вита:

– Так они что? Не нашли ни одной? Даже несозревших нет?

– Нашли! – рыкнул у меня за спиной Маран, заставив подпрыгнуть от неожиданности. – Псы шелудивые! Главное условие князя гиены соблюли: девица – родственница из ближнего наследуемого круга главы клана. Его племянница! Но, видать, почуяли, что по краю идут, вот и собрали все, что удалось, в приданое…

Я изумленно посмотрела на Марана: отчего это он слишком недовольный чужой данью и девицей? Не ему, в конце концов, собирали. Поймала его злой взгляд, проследила – и уставилась на женский зад, обладательница которого с азартом рылась в старой рассохшейся телеге с грудой какого-то хлама и рванья. Ну ничего себе повадки у нее!

Швартовская девица, надо думать, что это она, оделась весьма странно, если не сказать больше. Все-таки племянница здешнего главы и ко двору едет. Видно, семья ее совсем до ручки дошла. На крепких ногах высокие, заношенные едва не до дыр ботинки, выглядывающие из-под видавшего лучшие времена, вылинявшего до непонятного цвета сарафана. Поверх старенькой душегреи спускается до пояса белая толстая коса. А волосы-то красивые какие…

Невольно сделав несколько шагов в сторону белобрысой девицы, я замерла у телеги и, поморщившись от дурного запаха, окликнула ее:

– Мама меня с детства учила, что приличные кошки по помойкам не лазают…

Чудная девица распрямилась. Покрутив какую-то сломанную побрякушку и, видимо, сочтя ненужной, выкинула, а после обернулась ко мне и низким, напоминающим мужской голосом прошепелявила, отряхивая руки:

– А мой дедушка Шмарг говорит, что и на помойке можно отыскать сокровище! И вообще, хорошо, что я не кошка, а гиена! – Затем она издала неприятный хрюкающий звук, будто довольная свинья, получившая объедки с кухни.

Внешность девицы поразила до глубины души: альбинос! А дальше… Большая голова с плоским, скошенным лбом, белые-пребелые жесткие волосы низко, едва не от бровей, растут. Из волос несообразно торчат острые мохнатые гиеньи уши, из-под выдающихся белесых бровей косят близко посаженные маленькие глазки красноватого цвета. Кожа бледная. Нос… тоже выдающийся и, словно рыская в поисках добычи, постоянно двигается. Но еще более приметными на этом лице, вернее физиономии, – да простит меня Луна! – были толстые губы, не скрывающие выдающихся вперед крупных кривых зубов, наползающих друг на друга. Один верхний клык по непонятной причине отсутствует – не то выбит, не то с рождения нет, из-за чего нижний клык приподнимает верхнюю губу, придавая этому… ну ладно, скажем, непривлекательному лицу ехидно-насмешливое выражение.

Ошарашенно разглядывая швартовскую претендентку на княжескую руку и трон, похожую на белого сумасшедшего кролика, я ничего лучше не придумала:

– Ты уверена?

Гиена, вновь довольно хрюкнув, ответила, коверкая слова, потому что вместо «с» у нее выходило «ш»:

– А то! Я наизусть знаю имена своих родных. Папа каждый день их вспоминает, особенно маманину. Так до седьмого колена и перебирает.

– Ну да, родных лучше не забывать, – рассеянно кивнула я, разглядывая это чудо природы.

Интересно: шутит она или серьезно говорит?

Между тем девица, окинув меня изучающим взглядом, презрительно шмыгнув носом, добавила:

– Так, ну ты мне не соперница. Даром что лопоухая, так еще и без запаха. Дедуня говорит, что настоящая баба должна быть запашистой, чтобы любой мужик мог за версту учуять.

Я невольно шмыгнула носом: уж больно куча хлама зловонная, вдобавок и от этой «княжеской невесты» несет не лучше. За версту, может, и не почуешь, но мимо точно не пройдешь равнодушно.

«Красотка» подхватила меня под локоток и потащила к телегам. Причем прямиком к моей кибитке. Мысленно я взмолилась, чтобы она промахнулась, но не судьба. Воистину путь к счастью порой полон препятствий и страданий!

– Ты со мной поедешь? – уныло, обреченно спросила я.

– А то как же! Помогу тебе стать настоящей бабой, тем паче дорога длинная, небось скучаешь, – радостно сообщила горе-попутчица, опять хрюкнув.

Я предприняла последнюю попытку избавиться от нежелательной компании:

– Спасибо, конечно! А ты не боишься, что соперницей стану?

– Не, не боюсь. Что я – совсем глупая, что ль? Я ж тебе все секреты для завлекания мужиков не выдам, самые лучшие себе оставлю.

– Вот спасибо, – нервно хихикнула я.

– Тебя как звать-то? – спросила настырная гиена, залезая в кибитку вперед меня. И, получив ответ, назвалась: – Можешь меня Глашей кликать, но у князя лучше Глафирией.

– Глафирой?

– Не, Глафирией, так внушительнее. Мне маманя наказывала, а она от благородных гостей слыхала.

Вслед за мной, недовольно пыхтя, залез на козлы Вит. Уселся и, хмуро посмотрев на нашу попутчицу, пробурчал себе под нос:

– Неужто в Шварте больше девиц не нашлось на выданье?

– Лучше меня не нашли, – похвалилась Глаша. – Папаня сказал, чтобы я не терялась: князей много, а настоящих мужиков – не дюже. Может, в дороге найду кого поприличнее Валиана Северного. А то дедуня ворчал, что гарем – это срамно для настоящей гиены…

– Это тот дедуня, что по помойкам сокровища ищет? – подковырнула я чересчур самоуверенную настоящую гиену, помянувшую мои уши.

– А то кто же! – горделиво кивнула Глаша. – Он у меня – ого-го какой стоумовый! Не все, правда, замечают, но все равно уважаю-ют!

Я чуть не закашлялась, когда рядом захрюкал (впервые от него подобные звуки слышу) от смеха Вит:

– Конечно, уважают. Почитай, уж лет пятьдесят уважают. Про старого Смарга только глухой не слышал, как он сокровища ищет, волшебные замки в облаках видит и белокурых девиц, которые с небес ему машут и зовут, обещая ублажать и вечно любить.

Глаша на миг помрачнела, потом, воинственно шмыгнув носом, вновь воспряла духом:

– Маманя говорит, что верить в сказки не зазорно. И сказки – урок.

Вит, округлив глаза, обернулся и, подозрительно посмотрев на внучку известного швартовского «сказочника», как выяснилось, осторожно поинтересовался:

– Глафирия, а сколь тебе годков-то стукнуло?

– Пока еще тридцать, – гиена, вновь самодовольно глянув на меня, торжествующе ухмыльнулась. Словно в том, что она до сих пор девица, есть какое-то несусветное преимущество передо мной. Затем добавила: – Как дедуня сказал, я яблочко в самом соку. Главное, чтобы кому попало надкусывать не давала, но попробовать лизнуть – можно. Вдруг будущий жених привлечется вкусом, потеряет разум и решится…

Рядом с телегой остановился Маран, осматривавший обоз перед дорогой, но, услышав Глафиру, споткнулся. Замер. Недоверчиво смотрел на швартовское «яблочко в соку», а та, заметив внимание к себе, заиграла белесыми бровями и, завалившись на скрученные сбоку кибитки ковры, приняла, по ее мнению, соблазнительный вид. Мы с Витом, открывшим рот, то переглядывались, то смотрели, как Глаша оглаживает свои бедра и плотоядно сверлит нашего волка маленькими глазками.

Наконец в кои-то времена оторопевший Маран мотнул темноволосой головой, словно стряхивая с себя этот взгляд, зло, брезгливо сплюнул и пошел дальше. А Вит усмехнулся и, проводив глазами верхом проехавшего мимо нас в голову обоза княжеского поверенного, неожиданно обратился к Глаше:

– Детка, ты нашему голове свои яблочки лучше не суй: не оценит, женатый он давно. А вот тот молодец, что сейчас гарцевал мимо, – поверенный самого князя Валиана. Кот молодой, холостой, – Вит смерил подобравшуюся и внимавшую ему девицу озорным взглядом. – Из оцелотов он, поняла? Видала бы ты его в обороте: мех, стать, прыть – красавчик, одним словом. Кажись, яблочки наливные уважает. У нас в Волчьем клыке только и хрустел теми, что с прошлого года чудом сохранились…

– Я приличная девица, между прочим, и надкусывать только жениху позволю, – заявила «детка», а сама, молчком спихнув меня с козел, села рядом с Витом и озаботилась: – Точно-точно холостой? А кто еще из ваших?

Тяжелый случай, даже жалко эту гиену стало: бедняжка – ни умом, ни лицом не вышла.

Вит открыл рот, собираясь съязвить, но я тронула его за рукав, и он, улыбнувшись понятливо, ответил:

– Точнее некуда! Прости, детка, но среди наших оборотней нет холостых, все давно и счастливо женатые. Ведь молодняк в такие важные поездки не берут. Чай, дань и женщин везем самому князю.

Стрела, хитро пущенная Витом, попала в цель: Глаша-Глафирия, судя по хищно блеснувшим глазам, решительно настроилась покорять Романа, кажется, впервые за несколько напряженных, унылых дней обещая нам развлечения.

* * *

Всю дорогу Глаша не смолкала, только мне часто приходилось направлять беседу, чтобы не злить старого доброго Вита ее советами по завлеканию мужиков. Из рассказов о жизни в Шварте мы узнали, что война действительно сильно прошлась по землям гиен: расположение городка на перекрестье больших трактов, речная пристань, да и самое обычное имущество – все это влекло и княжеских наемников, и охочих до чужого добра и женщин соседей и мародеров. В схватках погибло много молодняка, были разграблены торговые дома, склады, хозяйства. Украли много молодых женщин, а оставшихся быстро разобрали вернувшиеся с войны холостяки.

Сейчас в Шварте зорко следят за несозревшими девчонками, прячут и берегут для своих. Девиц и десятка не наберется, поэтому решили на совете рискнуть и отправить на смотрины Глашу, во всех отношениях видную и к замужеству готовую. Даже на гарем согласную. А чтобы не прогневить светлейшего князя, подчистили все запасы и собрали дань. Теперь вся надежда на длинное благодатное лето: наловят рыбы, соберут урожай – авось выживут, если дружно постараются. Впрочем, гиены известны крепкими стайными и родовыми узами. Это вам не пройдошливые шакалы, где каждый сам за себя и собственный кошелек.

Время от времени назойливая попутчица порывалась делиться со мной советами своей мамани, главным правилом у которой было: в погоне за счастьем, считай мужиком, нет преград, а на дороге оно не валяется. Так что, если нашла, хватайся четырьмя лапами, зубами, хвостом и не выпускай. Не можешь перелезть преграду к счастью – обойди, пролезь, прокрадись. Не можешь купить – укради. Не сговаривается – загони в ловушку. Самый боевой совет звучал так: если не можешь соблазнить, возьми силой – женщине все простят! Услышав этот совет, я глубоко задумалась о том, как можно взять силой будущего жениха – мужчину, который непременно сильнее женщины.

Теперь понятно, отчего Глашин отец хорошо знает всех родственников ее матери, – поминает частенько!

После остановки на ночлег Глаша преобразилась: многозначительно посмотрев на меня, распустила волосы и без конца перекладывала их то на плечи, то за спину в одном ей понятном беспорядке. Видно, для большей соблазнительности. Выпячивала губы, усиленно моргала, будто ей что-то в глаз попало. Потешно!

Я закашлялась, когда, хитро мне подмигнув, швартовская прелестница расстегнула пуговички на нижней рубахе и приоткрыла бледную грудь. Чуть оттянула сарафан пониже, но старенькая одежда никак не хотела слушаться хозяйку, сбивалась. Пришлось бедняжке без конца тянуть вниз подол и полы рубахи в стороны. При этом она не забывала перекидывать волосы туда-сюда и вилять полными бедрами перед усевшимся на бревне Романом.

Наблюдая за охотницей за счастьем, я невольно застыдилась, уж больно это зрелище напоминало собственную попытку увлечь мужчину. Ох-ох, и у меня самой беда с головой.

– Ох, срамота-то какая! Да разве ж приличная девка ляжками так вихлять будет? На такую никто и не взглянет! – вторил моим подозрениям старый Вит, проходя мимо с ведром, чтобы набрать воды в ручье.

Глаша остановилась, мрачно посмотрела на песца и высказалась:

– Не бывает непривлекательных женщин, бывают слабые мужики!

Вит резко остановился, звякнув ведром:

– Это кто ж тебе сказал?

– Дедуня!

Старик посверлил гиену внимательным взглядом, потом неохотно согласился:

– Может, ты и права.

Роман, как в прошлый раз, склонив голову к плечу, наблюдал за Глашиными заигрываниями. Конечно, он сразу понял, на кого она «охотится», но при этом лишь довольно щурился и снисходительно улыбался, откровенно забавляясь.

Четверо возниц-гиен развели для себя костер отдельно и, судя по запаху, варили уху, не обращая внимания на соплеменницу. А вот мужчины моего клана кидали на нее мрачные, хмурые взгляды, и морщинки между бровями у них становились все глубже. Что-то их растревожило.

Я подошла к нашему костру, намереваясь присесть, но тут за моей спиной раздался приглушенный рык Марана:

– Ата Роман, почему ж вы в этот раз не учите девицу, как правильно мужчин соблазнять? Нам еще дней восемь пути, так, может быть, взялись бы за столь деликатную работу? Лу Глафирии явно не терпится сразить женихов наповал женскими чарами. А такой… кот-ухажер, как вы, верно, знаток в этом деле.

До того благостно отдыхавший возле костра кот лишь ушами шевелил, прислушиваясь к лесным звукам. А после Маранова предложения подобрался и улыбаться перестал, поскольку Глаша, словно оголодавшая хищница, все свое внимание на него устремила, причем по-охотничьи плавно и неслышно, едва не пригибаясь к земле, направилась к «дичи».

– Ата-а Рома-ан, это правда-а? – нараспев проурчала она, медленно, замирая от удовольствия, приблизилась и плавно присела рядом с вожделенным котом, не сводя с него горящего красноватого взгляда.

Выглядела при этом освещенная огнем Глаша-охотница весьма устрашающе.

Поверенный князя вымученно улыбнулся ей, а затем, бросив мрачный взгляд на Марана, пристыдил:

– Я, конечно, понимаю, что вас так обеспокоило, ата Маран. Сто́ящих претенденток все меньше, а повитуха ваша – редкое, бесценное сокровище для клана, но зачем же так мужика подставлять, который вам ничего плохого не сделал?

Ах ты! Вот же пройдохи мои сопровождающие, гуси лапчатые! Враз сникли. Озаботились. Кто бы сомневался, что на смотринах я более выгодная партия, чем Глафирия. Настроение у меня, в отличие от остальных, наоборот, круто поперло вверх. И дальнейшее представление, как Глаша обхаживала пока еще вяло сопротивляющегося Романа, я смотрела с огромным удовольствием. Думаю, скучать в дороге больше не придется.