Глава 2

До отъезда мне так и не удалось повидаться с Лёном. Это почему-то показалось мне дурным знаком. Не из-за экзамена. К десятому курсу начинаешь понимать, что абсолютного знания не бывает, за относительное ниже тройки не поставят, а недостающее всегда можно придумать. И потом, у меня было ощущение, что все оценки распределены заранее, подписанные дипломы давным-давно лежат у Учителя в столе, а выпускной экзамен нужен Школе только для отчетности – неужто за десять лет наши преподаватели так и не выяснили, кто на что горазд? Конечно, ударить в грязь лицом не хотелось никому, но и излишне переживать не стоило.

Особенно не торопясь, но и не оттягивая время, я распихала по чересседельным сумкам учебники, конспекты, свитки, листы и клочки бумаги с пометками, оделась по-дорожному и, послав к лешему Крину с Келлой (они традиционно пожелали мне «ни пуха, ни пера»), уехала из Догевы.

Лён даже не вышел на крыльцо Дома.

Чем дальше я отъезжала, тем больше мне хотелось завернуть коня и во весь опор помчаться обратно. Ощущение, что я бросаю друга в беде, все усиливалось. В то же время я прекрасно представляла себе лицо Лёна, если я вернусь с полпути, дабы убедиться в его благополучии. Да прежде все догевские вампиры лягут костьми, чем на их драгоценного Повелителя упадет пушинка!

Как только Догева скрылась из виду, тревога пошла на спад, но до конца так и не развеялась. Впрочем, очень скоро мне стало не до нее – предстоящий экзамен вытеснил из головы все прочие мысли. Как водится, первыми его сдавали Пифии (иначе от них не было никакого спасения; вынужденные томиться до последнего дня, они так и норовили предсказать идущим на заклание коллегам какую-нибудь гадость якобы в порядке «повторения материала»), на следующий день экзаменаторы терзали Магов-Практиков, и в последнюю очередь самых терпеливых и безропотных Травников.

Я рассчитывала прибыть в Стармин вечером накануне экзамена, но налетевшая гроза спутала планы, пришлось пережидать ее в придорожной корчме, так что в Школу я приехала в самый разгар суматохи – нынешние выпускники, измученные бессонными ночами, бесцельно слонялись взад-вперед по коридорам, уткнувшись в конспекты и бормоча под нос обрывки заклинаний. Результаты не заставляли себя ждать. На втором этаже прямо из потолка шел снег, на третьем лаборанты с кафедры неестествознания гонялись с сачками за пятипалым крысолаком, над головой то и дело проносились молнии, один раз я врезалась в невидимую стену, воздвигнутую на месте открытой двери, потом едва успела отдернуть ногу от вычерченной на полу пентаграммы, которая тут же полыхнула трехаршинным столбом огня, оставив после себя черный дымящийся контур. Двое аспирантов, пыхтя, несли в экзаменационный кабинет длинный стол, покрытый бархатной скатертью. Стол ловко изгибался на поворотах, скатерть брезгливо поджимала углы, уворачиваясь от парящих в воздухе пульсаров.

В спальном крыле было потише; всеми забытый зомби, методично и печально ощипывающий листья с некогда раскидистого фикуса, при виде меня поспешно спрятался за высокую кадку.

– Здравствуй, красна девица! – приветствовала меня Велька, отрываясь от потрепанного фолианта «Приворотные и отворотные зелья». – Ох, до чего же ты красна!

– Н-да, переборщила немного, – призналась я. – У тебя нет какого-нибудь увлажняющего бальзамчика? Плечи словно горят.

Помимо благотворного действия солнца, расцветившего кожу алыми жгучими пятнами, пребывание у озера обернулось для меня доброй сотней зудящих волдырей от комариных укусов. Велька порылась в стенном шкафчике, выбрала большую пузатую бутыль, заткнутую винной пробкой, откупорила, подозрительно понюхала и скривилась. Судя по ее лицу, травница мучительно вспоминала, что же туда налито и не станет ли у нее одной подругой меньше. Поразмыслив, Велька решила рискнуть, отдала мне бутыль и вернулась к конспектам.

– Как знания? – поинтересовалась я, пытаясь рассмотреть содержимое бутыли на свет. Точно не поручусь, но там плавало что-то вроде дохлой крысы, невесть как пропихнутой сквозь узкое горлышко.

– Каша в голове, – честно призналась травница, перелистывая страницу, из-под которой выскользнула на кровать сушеная веточка череды. – Такое ощущение, что впервые вижу собственный конспект. А у тебя?

– И не спрашивай. – Я вытряхнула на ладонь немного бальзамчика, оказавшегося густым и прозрачно-серым, с вкраплением каких-то мелких лепестков. Как ни странно, зуд он унял мгновенно, по плечам разлился приятный холодок.

– Счастливая. У тебя экзамен через полчаса, а у меня – завтра, – позавидовала Велька.

Подобное счастье казалось мне весьма сомнительным. Едва я успела втереть в плечи последнюю порцию бальзама, как в комнате, презрев приличия, материализовались Важек, Темар и Енька. Последний держал под мышкой покорно обвисшего Барсика. Хлебная должность школьного талисмана и природная жадность обязали его слопать все дары, поднесенные адептами в преддверии экзамена, и теперь черный кот висел на Енькиной руке мертвым грузом, закатив глаза и лишь изредка шевеля хвостом, чтобы его по ошибке не выбросили на помойку. У остальных был такой затравленный вид, словно они кого-то убили и хотят всучить нам труп на хранение.

– Ну наконец-то!

– Явилась!

– Где тебя носило, рыжая?!

– Я не рыжая! – больше по привычке огрызнулась я. Как назло, с возрастом мои светло-русые волосы все сильнее отливали медью. – Я зо-ло-тис-та-я!

– Ой-ой-ой! – передразнил Темар. – Лучше скажи – готова ли ты к героическим подвигам и великим свершениям? Увековечены ли для потомков бесценные крупицы совершенного знания, готова ли ты одарить ими страждущих или, ослепленная гордыней, откажешься протянуть руку помощи сирым и убогим?

– Ты имеешь в виду – как у меня с подготовкой к экзамену, написала ли я шпаргалки и буду ли тебе подсказывать, когда ты начнешь тонуть?

– Ясновидящая… – уважительно вздохнул Темар.

– Да подскажу, конечно, куда я денусь? Если сама что-нибудь вспомню…

– Кто бы говорил! – слаженно протянули друзья-коллеги. – Сбирайся, красна девица, на бой со злобными старцами!

– Ни пуха, ни пера! – напутствовала нас Велька.

– К лешему! – привычно откликнулась я, закрывая дверь.

* * *

«Злобные старцы» в лице бывшего аспиранта, а ныне Магистра 3-й степени Алмита (предметная магия), Магистра 2-й степени Крениана (травоведение) и Магистра 4-й степени Родомира (стихийная магия) встретили нас очень радушно, лишний раз подтвердив мои догадки относительно заранее подписанных дипломов. Экзамен еще не начался, ждали Учителя (он же Ксан Деянир Перлов, Магистр Практической Магии 1-й степени либо просто директор Ксандр). Скопом запущенные в аудиторию, адепты первым делом бросились к столу с билетами. Переворачивали, охали, хватались за сердце, закатывали глаза, пытались как-то пометить наиболее выученные или хотя бы запомнить их расположение. Магистры только посмеивались, не делая замечаний.

Но вот, постукивая толстым ясеневым посохом, в аудиторию вошел Учитель. Посохи остальных членов комиссии мирно стояли за их креслами – они были не более чем символами, такими же, как мантии и высокие колпаки, надеваемые в особо торжественных случаях. Повсюду таскать за собой тяжеленный, инкрустированный серебром и камнями посох, даже обладающий магической силой, не стал бы самый выносливый маг. Если уж практики и пользовались дополнительными источниками силы, то предпочитали браслеты, медальоны или кольца.

Разговоры и шум тут же утихли, мы с ужасом вспомнили, что пришли на Государственный Экзамен по Магии, а комиссия неохотно расселась по местам, готовая выслушать и оценить наши скудные знания.

Первым делом Учитель отобрал у Важека шпаргалки. Потом сделал мне замечание:

– Вольха, прекрати клацать зубами! Мне страшно находиться с тобой в одной аудитории.

Я послушно стиснула челюсти. Зубы перестали клацать, задрожали ноги.

Учитель глянул на стол с билетами, сдвинул брови. Все пометки, царапины, загнутые углы исчезли, как платяные складки под раскаленным утюгом. Енька, и без того бледностью напоминавший покойника, пошел пятнами, смахивавшими на трупные. Я вздохнула, сообразив, что под вторым слева билетом в третьем ряду уже нет трех законов некромантии, теоремы Лупина-Бабкина и задачи на дематериализацию.

Удовлетворенно погладив бороду, Учитель широким жестом предложил нам тянуть билеты.

Так я и думала! Тринадцатый! Везет мне на это число, за десять лет и сорок экзаменов я вытянула ровно дюжину тринадцатых билетов! Назвав секретарше бросившийся в глаза номер, я, больше не глядя на билет, села на вторую парту в среднем ряду. Взяла из стопки несколько чистых листов с казенными печатями по углам, сняла крышечку с чернильницы, проверила на ногте перо. И лишь тогда прочитала вопросы. Ура! Первый вопрос я знала назубок, второй поддавался вспоминанию, а третьим оказалась та самая распроклятая история развития магии. Естественно, половину дат я успела забыть напрочь, но первые в списке, благодаря Лену, так и стояли у меня перед глазами. Я быстренько перенесла их на бумагу, чтобы не растерять к моменту ответа.

Учитель встал и прошелся между рядами, беззастенчиво заглядывая в парты в поисках конспектов. Отобрал у Важека копию шпаргалки. Постоял надо мною, вглядываясь в беспорядочные каракули. Я привычно закрыла свою писанину рукой, – сколько Учитель ни ругался, я так и не смогла избавиться от этого машинального жеста. Не люблю, когда мне смотрят через плечо. На сей раз Учитель смолчал и пошел дальше.

Я огляделась по сторонам. Енька, сопя, чертил на листе схему самолетной метлы. Важек увлеченно списывал с копии копии шпаргалки.

Патологическая страсть Важека к списыванию не поддавалась объяснению. Выучив конспект наизусть, перечитав кучу основной литературы и пересмотрев гору дополнительной, он не мог удержаться от искушения исписать малюсенькие клочки бумаги одному ему понятными пиктограммами. Почти всегда его ловили, заставляли тянуть второй билет и отвечать без подготовки. Важек неизменно отвечал с блеском, безмерно удивляя экзаменаторов.

Через полчаса чьи-то нервы не выдержали, и спотыкающаяся фигура неверными шагами достигла кафедры, комкая в потных ладонях исписанный с двух сторон лист.

– Б-б-билет 7. Т-теоретические и пра… практические основы телекинеза. – Заикаясь и облизывая пересохшие губы, адепт прочитал первый вопрос и устремил наполненные предсмертной мукой глаза куда-то в потолок.

Учитель ободряюще кивнул Вандеру, перевел взгляд с отвечающего на аудиторию и с вполне понятным негодованием обнаружил лишь брошенные листы и перья. Все адепты дружно нырнули под парты.

– Эт-т-то еще что такое?! – гневно пророкотал он, стукнув посохом. – Немедленно вылезайте оттуда! Родомир, Крениан, посмотрите-ка на это безобразие!

Учитель оглянулся и вздрогнул от неожиданности. Над столами приемной комиссии сиротливо посверкивали навершия магистерских посохов.

Неспособность Вандера к практической магии была притчей во языцах. Вся группа списывала у него домашние задания, но, когда от Вандера требовали немедленных действий у доски, адепт терялся, нервничал и путал простейшие заклинания, представляя немалую угрозу для общества.

Учитель недовольно покачал головой, но я заметила, как он незаметно шевельнул концом посоха, создавая невидимый экран Грюнделя – рассеиватель заклинаний.

– Можно водички? – жалобно попросил адепт, подбираясь к практической части вопроса.

– Налейте воду в стакан с помощью телекинеза. Пусть это и будет вашим ответом, – посоветовал Учитель, покрепче стискивая руками посох.

Вандер кивнул, наморщил лоб и уставился на графин.

Для начала вода вскипела.

Адепт сосредоточился. Кипение прекратилось, вокруг графина намерзла корка льда. Почти тут же хрусталь разорвало, ледяная копия осталась стоять на столе, а вокруг нее в беззвучном вальсе закружилось облако стеклянной крошки.

– Достаточно, – торопливо вмешался Учитель, – следующий вопрос!

Осколки со звоном посыпались на пол. Невозмутимая секретарша унесла ледяной графин и вытерла натекшую с него лужу. Экзамен продолжался. На наше счастье, практических вопросов Вандеру больше не попалось, и он, безмерно довольный окончанием экзаменационного кошмара, вприпрыжку выскочил из аудитории, хлопнув дверью.

Мы завистливо вздохнули. Я решила не тянуть с приговором и заняла опустевший стул перед кафедрой. Учитель бегло просмотрел билет, кивнул и выжидательно устремил на меня суровый взгляд из-под грозно сдвинутых бровей. На первом курсе у меня бы отнялся язык, на пятом – задрожал голос, на десятом я без колебаний ответила ему тем же. Комиссия поперхнулась плохо скрываемыми смешками, Учитель досадливо постучал костяшкой указательного пальца по столу, призывая к порядку.

Пока я отвечала на первый вопрос, архимаг не перебивал и, кажется, вовсе не слушал, изучая разложенные перед ним ведомости, и лишь изредка кивал, чтобы я не думала, будто обо мне забыли.

– Ну хорошо, – наконец сказал он, – вижу, в теории левитации ты разбираешься. Что там у тебя вторым вопросом? Психосоматическая блокада? Очень хорошо. Опустим принципы и характеристику, их любая третьекурсница знает, переходи сразу к практике. На мне.

На нем?! Заставить архимага заживо окоченеть подобно трупу, причем тот наверняка пустит в ход контрзаклинание, а то и «зеркало», отражающее чары на саму заклинательницу?

Я облизала разом пересохшие губы, живо представив, как мое онемевшее тело выносят из аудитории вместе со стулом и ставят под фикусом. Комиссия, заинтересовавшись, вынырнула из легкой бдительной дремоты, в которой Магистры привычно пережидали экзамен. Поговаривали, будто Магистр Верогор с кафедры Травников наловчился даже спать с открытыми глазами, одобрительно похрапывая на особенно долгих и нудных ответах.

Легче всего использовать для блокады универсальное заклятие Миртона, и его же не составляет особого труда отклонить в сторону. Можно попробовать пластическую формулу с семью переменными, основанную на магии стихий, но это заклинание самое капризное и непредсказуемое, требует досконального знания противника. Я испытующе посмотрела на Учителя, прикидывая, какие слабые места могут быть в его защите. Проще всего наколдовать себе увесистый ломик и зайти сзади…

Есть еще одно очень хорошее и мощное заклинание… слишком мощное даже для опытного мага. Выплетается долго и тщательно, зато дозволяет вкладывать силы по частям, а не одним импульсом в конце. Очень удобная вещь, когда есть время восстановить магический резерв: сплел первую часть, отдохнул, сплел вторую – активировал и пустил в ход. Но вряд ли комиссия будет ждать сутки или пока я сбегаю к ближайшему источнику силы…

А если предположить, что «зеркало» Учитель уже заготовил и оно висит между нами, ожидая моего ответа? Скорее всего, оно настроено на отражение прямого удара и незаконченное заклинание пропустит. А то, пройдя сквозь «зеркало», утянет его за собой и тем самым достроится.

Но если «зеркала» нет, не миновать мне осенней переэкзаменовки…

Я соединила кончики заметно дрожащих пальцев классической сферой, делая вид, что остановилась на Миртоне – огромный соблазн для противника поставить «зеркало», сама же мрачно, абсолютно не веря в успех, произнесла про себя совсем иные слова и на всякий случай закрыла глаза, чтобы не видеть своего позора.

Заклинание ушло, отката я не почувствовала – либо сработало, либо так и не достроилось. Ко мне, по крайней мере, не вернулось. Прошла одна томительно-бесконечная секунда. Вторая. Я рискнула приоткрыть один глаз. Учитель все с тем же испытующим прищуром смотрел на меня, чуть подавшись вперед.

Сидевший рядом Алмит недоверчиво протянул руку и помахал ею у Учителя перед носом.

Мне стало как-то не по себе. Адепты, ловя момент, бросились списывать напропалую. Важек торжественно выудил из-за уха крохотный комочек бумаги, мгновенно разросшийся в полупудовый фолиант «Теория и практика работы с пространством», разложил его на коленях, и тот сам собой замельтешил страницами, остановившись на главе «Манипуляции размерами».

Магистры выждали для приличия пару минут, но ничего не изменилось, разве что шума в аудитории стало побольше – адепты торопливо обменивались знаниями.

– Вольха, дополнительный вопрос, – откашлявшись, сказал Крениан, – как у тебя насчет снятия психосоматической блокады?

Я жалобно посмотрела на магистра, запоздало вспомнив, что развеять наложенное мною заклятие может только сам заклинатель либо его жертва, причем у меня сил не осталось вовсе, а Учитель по каким-то причинам не торопился пускать в ход свое умение.

– Ну, сбегай в актовый зал к источнику, только быстро, – разрешил прозорливый Алмит.

Впопыхах опрокинув стул, я подорвалась с места и стрелой вылетела за дверь. На восстановление резерва у меня ушло минут пятнадцать, и к моему возвращению экзаменационная аудитория больше походила на библиотеку – на всех партах кучно и россыпью лежала вспомогательная литература, из висящего перед Темаром хрустального куба доносился чей-то гнусавый голос, диктующий восемнадцать отличий упыря от вурдалака. Комиссии было не до адептов – столпившись вокруг Учителя, они безуспешно пытались определить, что и как я с ним сделала. При виде меня магистры торопливо расселись по местам, со смущенным уважением покашливая в кулаки.

Сняв блокаду, я виновато сжалась в комок, ожидая грома и молний, но Учитель как ни в чем не бывало одобрительно хмыкнул, небрежно черканул в ведомости и позволил себе небольшой перерыв, на пару минут выйдя из аудитории. Вопрос по истории развития магии принял на себя Алмит, прочие магистры согласно задремали.

– Так в каком же году безвременно почил многоуважаемый архимаг Капуций? – вкрадчиво поинтересовался бывший аспирант, улыбаясь в бороду.

Отлично понимая, что на тройку я уже наработала, да ниже Алмит и не поставит – слишком свежи в памяти его собственные мытарства на госэкзамене, я растеряла остатки страха и, даже не попытавшись вспомнить, нахально предположила:

– В 341 году.

– А почему так нерадостно? – полюбопытствовал магистр.

– Чему тут радоваться…

– Да уж. В 341 году архимаг был мертв неполных два столетия, – искренне посочувствовал магистр.

– Так почил-то безвременно… Откуда вы знаете, сколько бы он еще прожил?

Алмит только вздохнул, тоскливо глядя в окно, перед которым выпускал мохнатые свечи побегов старый каштан. На улице щебетали птицы, ярко светило солнце, а историю развития магии Алмит и сам толком не помнил.

Магистр с явным отвращением вернулся к экзамену.

– Вольха, последний вопрос… соберись, от него зависит твоя оценка.

Я недоверчиво глянула на преподавателя, ожидая какого-нибудь подвоха.

– Итак, вопрос… Что тебе поставить?

– Пятерку! – радостно выпалила я.

Алмит вздохнул и подписал свою ведомость. Всего ведомостей было четыре, по числу членов комиссии, и что поставили мне прочие магистры, оставалось загадкой до начала выпускного вечера.

Но никто не сомневался, что экзамен я сдала.