2

– Когда Безликие творили гурлианцев, они были не в духе. Вот и вышло невесть что, сборище негодяев, мерзавцев и трусов! Уж мы с королем Лаограном вас били, били…

Призрак гордо сложил руки на груди и завис над самым полом. На перечеркнутом шрамом лице с вислыми усами был написан хмурый вызов.

Нургидан, развалившийся на скамье, даже не глянул в сторону привидения. Подобные речи он слышал три года – изо дня в день. Сначала негодовал, гневался, потом привык. Верно говорит Дайру: глупо злиться на того, кого убили два с половиной века назад.

Но по привычке все же лениво огрызнулся:

– Твой Лаогран давно помер. И Гурлиан, между прочим, вы с ним так и не завоевали. Так что насчет трусов язык-то придержи.

В ответ раздалось разъяренное шипение. На миг повернув голову, Нургидан убедился, что его собеседник не только шипит, но и вид принял змеиный. Здоровенный такой удав, грозно поднявшийся на хвосте.

«Ладно, пусть шипит! Что ему, бедняге, и осталось-то?»

Некоторым людям не везет в жизни. А десятни– ку по прозвищу Старый Вояка не повезло в смерти. В военной неразберихе случилось так, что тело грайанского захватчика осталось без честного по– гребального костра. Не смогла душа попасть в Бездну, не очистилась для будущего рождения. И третье сто– летие неуспокоенный дух мается возле места своей гибели – у развалин башни – и клянет бывших врагов.

Раньше-то брань слушать было некому: жители Издагмира обходили развалины стороной. Так из-за призрака это место и прозвали – Грайанская башня.

Три года назад Шенги решил обосноваться в Издагмире. И прикинул, что развалины еще очень даже ничего. Подлатать немного – и выйдет снос– ное жилье, причем наверняка дешево купить можно. А призрак… а что – призрак? Авось уживемся!

Старый Вояка был в ярости: гурлианцы вторглись в его владения! Но Шенги не обращал внимания на выходки вздорного «соседа». А уж когда Охотник обзавелся учениками… о-о, тогда несчастный призрак понял, что больше ему в башне не хозяйничать! Ну, как тут останешься загадочным и жутким, если твои стоны и вопли сразу подхватывают три нахальных голосишка! Передразнивают, паршивцы! Насмехаются!

Что делать бедному призраку? Бежать прочь, оста-вив стены, ставшие за века родными? Пугать по ночам на пустыре поздних прохожих? Ну нет, не дождутся проклятые гурлианцы!

По гигантской змее прошла рябь – и вот уже на месте удава стоит невысокий круглолицый человек с чудовищной лапой вместо правой руки.

Удивленный тем, что шипение прекратилось, Нургидан обернулся – и вскочил со скамьи, словно его подняли пинком.

– Учитель, я… я…

– Что это ты тут лоботрясничаешь? Очень, очень интересно… – начал призрак голосом Шенги – но не выдержал тона, расхохотался грубо и отрывисто.

– Зараза грайанская! – завопил Нургидан, по-краснев и сжав кулаки. – Гад дохлый!

Призрак торжествовал: наконец-то удалось вывести из себя дерзкого сопляка!

– Что тут за балаган? – донеслось от двери. – Очень, очень интересно.

На пороге стоял Шенги.

Старый Вояка тут же прекратил ржать и принял свой обычный облик. Вислоусая физиономия выражала глубочайшее почтение.

– Опять фокусы, десятник? – поинтересовался Шенги, вешая плащ на гвоздь у двери.

– Нет, господин мой! – преданно отчеканил Старый Вояка. – Никаких фокусов, господин мой!

Злость отпустила Нургидана. Мальчишка фыркнул.

Учитель покосился на него:

– А чья сегодня очередь готовить обед?

– Э-э… вроде моя.

– И чем мы сегодня будем наслаждаться?

– Похлебкой. Чечевичной. С телятиной.

– Так почему ты до сих пор не на кухне?

– Я уже там! – с фальшивым энтузиазмом ото-звался Нургидан, который терпеть не мог возиться со стряпней.

Но все же, спускаясь с крыльца и бредя к пристройке-кухне, мальчишка злорадно ухмылялся. Ну и вытянулся Старый Вояка – как перед командиром! А ведь еще недавно призрак ненавидел Шенги больше, чем прочих обитателей башни.

Нургидан знал, отчего покойный грайанец растерял нахальство.

В начале лета капризы Подгорного Мира забросили Шенги и его учеников в чужие земли. Там судьба свела их со знатным грайанцем, Хранителем крепости Найлигрим. Пережили вместе много приключений, довелось и спасать друг друга. А на прощание высокородный господин стал прикидывать, что подарить на память новым друзьям…

Конечно, эта идея пришла в голову Дайру. Умен белобрысый, умен! Рассказал Хранителю о призраке грайанского десятника, который отравляет жизнь соседям. И намекнул: пусть, мол, господин выдаст пергамент… ну, что Шенги является сотником грайанской армии. По правде-то служить он не будет и жалования не потребует. Вообще никто этот пергамент не увидит, кроме вредного привидения, которое умеет читать.

И теперь драгоценный пергамент, оправленный в деревянную рамку, висит на втором ярусе башни. Шенги понемногу собирает библиотеку, гостей туда не водит. А призрак там часто шастает – и явно прочел все, что надо, потому как проникся к Шенги почтением необыкновенным. Небось и сейчас в струнку тянется!

* * *

Призрак грайанского десятника и в самом деле вытянулся в струнку и ел глазами начальство. А Шенги неторопливо отдавал распоряжения:

– Мы отправляемся в путь завтра. Остаешься в доме за хозяина.

– Слушаюсь, господин мой!

Шенги, словно уже прощаясь, обвел взглядом большую комнату со сводчатым потолком: очаг с кованой решеткой, длинный стол, широкие скамьи, тростниковые циновки на полу, бегущую на второй ярус крутую лестницу, вырубленную в стене… Это был первый собственный дом в жизни бродяги Охотника, и Шенги его любил.

– Если явятся воры – твои действия? – вопросил он командирским тоном.

Вместо ответа призрак обернулся жуткой тварью, рыжей с черными полосами. Тварь походила на кошку, но грозные клыки и мощные когтистые лапы убивали мысль о милой домашней мурлыке.

– Лихо! – оценил Шенги. – Сам придумал или впрямь где-нибудь такое водится?

– В Наррабане, – ответил зверь знакомым голосом. – Называется – тигр. Я там в молодости наемником был, в Наррабане-то… насмотрелся.

– Очень, очень впечатляет! – одобрил хозяин дома. – А ну, взрычи!

Багровая пасть распахнулась. Грайанскую башню сотрясло громовое рычание.

В этот самый миг дверь без стука отворилась. На пороге стоял юнец лет восемнадцати, смазливый и расфранченный. В руках он держал букет ярких цветов.

Увидев прямо перед собой чудище и услышав грозный рык, гость в ужасе попятился, оступился и кубарем полетел с крыльца. Сразу вскочил на ноги (одежда в беспорядке, золотистые волосы всклокочены, букет имеет плачевный вид) и бросился к воротам.

Шенги через плечо глянул без всякого сочувствия на паническое отступление гостя и, вновь обернувшись к Старому Вояке, кивнул:

– Вот-вот, молодец, так и действуй!

* * *

Прихрамывая, молодой человек вывалился за ворота – и столкнулся с Дайру, который как раз подходил к дому.

– Хозя-аин! – потрясенно и сочувственно взвыл Дайру. – Молодой господин! Да как же так… Да кто ж тебя… Изволь повернуться, я сзади пыль отряхну!

Оказавшись за спиной пострадавшего щеголя, Дайру скинул с лица подобострастное выражение. Отряхивая с малинового камзола пыль, он с трудом сдерживал желание наподдать юнцу посильнее.

Дайру всей душой ненавидел двух человек: своего хозяина и его сына, вот этого хлыща. Пожалуй, молодого господина ненавидел даже крепче: когда-то жестокий, вздорный подросток постоянными издевательствами толкнул Дайру на побег.

До чего зло пошутила судьба! Помогла бежать, хранила в пути до Издагмира, подарила счастье стать учеником знаменитого Подгорного Охотника. А потом взяла и столкнула лицом к лицу с хозяином, который переехал жить в Издагмир – другого места на свете не нашлось! Спасибо учителю, уломал господина, деньги три года платит. А не то – страшно подумать, как разделались бы оба хозяина, старый и молодой, с беглым рабом!

– Во-от, так, хорошо, теперь камзольчик почище выглядит, а все ж не мешало бы пойти домой и переодеться. А что это господин изволит в руках держать?

Витудаг Ранний Путь глянул на останки некогда роскошного букета.

– Цветы! Наррабанские! – гневно-рыдающим тоном поведал он. – Из оранжереи Хранителя города! А у вас тут чудовища всякие!

– Чудовища? У нас?! А-а, наверное, призрак шалит! А господин плюнул бы ему в морду да и шел бы себе дальше. Грайанский десятник – он безобидный.

С одного взгляда на Витудага было ясно: этот не рискнет плюнуть в морду ни настоящему, ни призрачному чудищу.

– Цветы-то, цветы! – успокаиваясь, пожаловался юнец. – Знаешь, сколько заплачено садовнику Хранителя?!

– Это для барышни Нитхи, да? – прикинулся непонятливым Дайру.

– Ну, не для тебя же!

Все правильно. Не первый месяц слоняется вокруг Грайанской башни влюбленный идиот. На порог его Нитха неохотно пускает – мол, не к лицу скромной наррабанской девушке принимать в доме воздыхателей. Так этот недотепа забрасывает ее страстными посланиями. Через Дайру, между прочим, передает! Знал бы, придурок, с какими комментариями его письма читаются вслух!

А Дайру от этой влюбленности – прямая выгода. Злопамятный гаденыш перестал требовать у отца, чтобы тот забрал раба от Подгорного Охотника. Хоть и дурень дурнем, а смекнул, как выгодно иметь своего человека возле любимой девушки: и письмецо передаст, и приглядит, не вертятся ли вокруг соперники. Так Дайру и превратился из непокорного мерзавца, которого надо дрессировать плетью, в слугу-наперсника, помощника и советчика.

Другой вопрос, что именно этот советчик советует.

Вот и сейчас – отвел коварно заблестевший взгляд, сказал мягко:

– Пусть мой господин не жалеет о букете, все равно барышня не оценила бы… У них там обычаи другие, заморские.

– Да? – заинтересовался Витудаг, отшвырнув смятый букет и пытаясь вытряхнуть песок из волос. – Какие?

– Ох, дикие! Рассказывала, например, госпожа, что наррабанские девушки ценят в мужчинах отвагу и выносливость. Поэтому парень приходит к возлюбленной не с цветами, а с пучком крапивы. Голыми руками несет! Показывает волю и презрение к боли. И силу любви, ясное дело: ведь это он из-за своей красавицы руки жжет!

У Витудага отвисла челюсть. А Дайру вдруг сообразил, кому именно хозяин прикажет нарвать крапивы, и поспешно сообщил, что, увы, торопится: должен сопровождать Шенги во дворец Хранителя Издагмира. Всякие вопросы в связи с завтрашней поездкой в столицу.

– Да, в столицу… – вспомнил Витудаг. – Отец велел, чтоб завтра ты зашел к нему. Будут поручения.

Дайру поклонился, скрывая кислую мину.

– И барышня Нитха во дворец пойдет? – вернулся Витудаг к увлекательной теме.

– Нет, господин. Барышня пошла в храм наррабанского бога – тот, за городской стеной.

* * *

Издагмир, Придорожный Город, оправдывал свое название. Сквозь городские ворота чередой тянулись крестьянские телеги, возки богатых путешествен– ников, но главное – купеческие подводы, нагру– женные доверху и окруженные охраной из верховых наемников. Издагмир жил за счет проезжих, встре– чая их с распростертыми объятиями, всячески убла-жая – и дружелюбно, ненавязчиво облегчая их кошельки.

Впрочем, не ко всем проезжим Издагмир был одинаково приветлив. Во-он, на обочине дороги – три размалеванных цирковых фургона. И толпа вокруг. И стражники – чем-то им циркачи не уго-дили!

Нитха загляделась на фургоны – и чуть не угодила под копыта пегого коня. Тут же смуглая жесткая рука схватила девочку за плечо, рванула в сторону. Высокий худощавый старик сверкнул на раззяву темными орлиными глазами.

Всадник гортанно выбранился с седла:

– Куда суешься, гиенье отродье? Эй, старик, присмотри за своей девкой, разорви вас обоих Гхурух!

Родной язык! Нитха встрепенулась, но пальцы старика крепче сжали ее плечо. Спутник девочки спокойно встретил сердитый взгляд всадника и без запинки процитировал:

– «Оскорбивший высшего по рождению оскорбляет богов, ибо сами боги оберегают чистоту крови в жилах…»

Возможно, всадник и не узнал строку из «Тропы благочестия и добродетели» – где уж ему, простому наемнику, стерегущему купеческое добро! Зато он ни на миг не усомнился в том, что человек, бросивший ему в лицо эти размеренные слова, и впрямь очень знатен. Настолько знатен, что боги охраняют его достоинство и честь.

Коротко вскрикнув, всадник соскользнул с седла и под изумленными взглядами своих товарищей по отряду растянулся в дорожной пыли.

– Отпусти его, Рахсан-дэр, – негромко сказала Нитха. Она не просила – приказывала.

– Ступай, – милостиво бросил Рахсан-дэр лежащему у его ног человеку. И, потеряв интерес к наемнику, строго обернулся к девочке. – Постоим немного, госпожа моя. Я разволновался из-за твоей неосторожности, мое старое сердце заболело.

«Врет, – раздраженно подумала Нитха. – У него сердце как у бегового верблюда!»

Девочка вспомнила, как старый вельможа для разминки рубился на кривых саблях с охранниками-хумсарцами. Один – против двоих! И чернокожие гиганты не справились со своим жилистым, крепким господином. Ну, может, поддавались немного, но все равно старый Рахсан-дэр не очень нуждался в охране!

Эти мысли никак не отразились на виновато-сочувственной мордашке девочки.

Ни в коем случае нельзя ссориться с Рахсан-дэром! Его с таким трудом удалось отговорить сопровождать Нитху в Аргосмир! Правда, девочка подозревала, что старик все равно потащится следом, но хоть будет держаться в стороне. И с карманными деньгами здорово получилось. Стоило самой предложить посетить храм Гарх-то-Горха да ввернуть в разговор пару цитат из «Тропы», как старый Рахсан расчувствовался и сам спросил, не нужны ли юной госпоже деньги на дорогу. И не мелочишку отсыпал, а весь кошелек отвязал от пояса, тяжелый такой!

А Рахсан, поглядывая на смиренное личико девочки, думал: как обманчива внешность! Сама кротость, покорность, счастье дома, утешение родителей! А на самом деле…

Всему виной ее смешанная кровь! Зачем понадобилось ее отцу брать второй женой желтоволосую пленницу-силуранку? Вот к чему это привело! Дев-чонка наслушалась рассказов матери о том, как та в молодости была Подгорной Охотницей, и сбежала из дома! Одна! Через море! Через чужие страны! К герою легенд, бывшему маминому напарнику!

До сих пор Рахсан-дэр не мог свыкнуться с невероятностью этого поступка. Это же не какое-нибудь разбойничье отродье! Это дочь Светоча! Принцесса!

В старые времена девушку из знатной семьи за меньшую провинность зарыли бы живую в землю. Но Светоч соизволил отнестись к отчаянной выходке дочери весьма снисходительно.

Рахсан-дэр вспомнил добродушное, расплывшееся в улыбке круглое лицо, темные маслины глаз, в которых за весельем пряталась тревога.

«Друг мой Рахсан, обе мои жены нарожали мне одиннадцать детишек. Если хоть кто-то из них оказался достаточно дерзок, чтобы вырваться из плена высокого рождения… ведь это плен, мой друг… – Глаза стали печальными, губы дрогнули. – Что ж, отвага должна быть вознаграждена. Но я не оставлю мое дорогое зернышко на произвол рока в чужом краю. Отправляйся за ней, Рахсан, найди мою младшенькую. Если попадет в беду – выручи и привези домой. Но если доберется до цели через три страны и море… Что ж, тогда – видит Единый-и-Объединяющий! – я породил редкую женщину. Женщину с мужской душой. Тогда не мешай ей, Рахсан. Но останься рядом и позаботься, чтобы моя дочь не забыла язык, религию и обычаи родной страны!»

И вот уже три года Рахсан-дэр, исполняя повеление своего владыки, не жалеет сил, чтобы эта невозможная девица хоть немного, хоть в душе осталась истинной наррабанкой.

Что ж, пора возвращаться к своим нелегким обязанностям!

– Нитха-шиу, – начал старик, направляясь к воротам, – завтра ты отправляешься в столицу Гурлиана. Понимаешь ли ты, какое символическое значение имеет эта поездка?

– Угу.

– Что – «угу»?

– Понимаю.

– Сомневаюсь… Я проштудировал труд мудрого Гитхи-дэра из Горга-до по истории Гурлиана. И не нашел упоминания о том, что гурлианскую столицу посетил кто-нибудь, в чьих жилах текла священная кровь наррабанских Светочей. Послы были, однако до сих пор Аргосмир не удостаивался чести узреть отпрыска наррабанских владык.