Впервые в своей читательской практике сталкиваюсь с таким явлением, как «роман с ключом», хотя немало о нем слышала. О. Форш описывает жизнь обитателей Дома искусств, ДИСКа, созданного в Петрограде в огромном доме Елисеева на Мойке, 29 по инициативе М. Горького. Здесь в 1920-е годы жили многие известнейшие деятели культуры, литераторы, художники, музыканты. Автор выводит их под вымышленными именами, из которых одни распознаются достаточно легко (Геня Чорн – драматург Евгений Шварц (его фамилия с немецкого переводится как «чёрный»); Китов – тогдашний заведующий Госиздатом Ионов (помните библейский сюжет об Ионе во чреве кита?)), другие же потребовали расшифровки. В комментариях к роману в качестве «ключа» приводится фрагмент из мемуаров художника В. А. Милашевского, жившего и работавшего в ДИСКе. По его свидетельству, под фамилией Копильский скрывается писатель М. Слонимский, Гоголенко – это М. Зощенко, тугая на ухо Ариоста – Мариэтта Шагинян, Жуканец– В. Шкловский, Микула – Н. Клюев, Гаэтан – А. Блок, Инопланетный гастролер – Андрей Белый, Еруслан – М. Горький (перечисляю только самых известных). Себя писательница вывела под фамилией Долива.
Жизнь обитателей этого «Сумасшедшего корабля» совсем не проста, собственно, как сложно и само время, которое, как известно, не выбирают. Россия приходит в себя после Гражданской войны. В стране голод и холод, и не спасают скудные писательские пайки. «Все жили в том доме, как на краю гибели», и сама жизнь стала для образовавшейся здесь своеобразной коммуны литераторов «вовсе не тем или иным накоплением фактов, а только искусством эти факты прожить». Но именно в эти годы, как замечает О. Форш, «цвели люди своим лучшим цветом. Все были герои. Все были творцы». В тяжёлых обстоятельствах все помогали друг другу, невзирая на идейно-художественные расхождения, не обращая внимания на то, кто ты, символист, футурист или приверженец реалистического искусства. Потому в романе так явно звучат ностальгические ноты.
Особая ценность для проживающих в ДИСКе – книги, которые «множились вроде как почкованием, – обитатель Сумасшедшего корабля обрастал не бытом, а книгами». Здесь соседствуют быт и бытие, порционный суп из воблы и споры о Логосе, катастрофическая нехватка дров и горячая полемика о чистоте православия, конфискация мебели в пользу пролетариев и страстное обсуждение литературных проблем... Эта приверженность бытийному в годы, казалось бы, совершенно не располагающие к подобным материям, и сообщает неизбывный поступательный ход Кораблю.
Роман читается непросто. Стиль его метафоричен, инкрустирован неологизмами («пропушистел головой», «чертоват» (т.е. подобен чёрту), «достоевщинка» и т. п.), содержание многих эпизодов порой напоминает ребус. К тому же, писательница в самом начале объясняет свою авторскую установку как следование за тем, что выхватывает память, а она подбрасывает воспоминания то о поездке за город, то о путешествии в Рим на авто, то о полпредовском приёме в Париже, то о будничной повседневности и отношениях «пассажиров» Корабля. И всё это сдобрено иронией, а порой и юмором, что сообщает рассказу о тёмных годах светлое звучание.