***

Пообедав яичницей со свежей зеленью, сёстры собрались на сено.

– Подождите, я с вами, – Митя допил козье молоко и встал. – В одиночку не справитесь.

– Полежал бы, Мить, – Ирине не хотелось, чтобы её мужчина утруждался. – Девчонки сами справятся, не маленькие уже.

– Не, подсобить надо, – Митя настаивал на своём. – Належался уже.

– Лучше бы Федьке обувку починил, что ли…

– Лето, Ира, босиком пусть бегает, для здоровья полезно.

Митя часто говорил о здоровье, так как волновался за детей. Он прекрасно помнит, как болел в детстве и мать ухаживала за ним, укутывая потеплее после выпитого горячего молока. Мужчине запала в душу материнская забота и переживания за каждого ребёнка – это и отложилось в памяти.

Накинув грабли на плечо, мужчина взял за руку Федю и повёл в поле. Сёстры шли рядом, переговариваясь: Маша рассказывала об интернатовской жизни, а Катя слушала и удивлялась, сколько много девчонок остались без родителей.

– Так и будут жить в интернате всю жизнь? – беспокоилась Катя за подруг сестры.

– Нет, нам Изольда Валентиновна рассказывала – после окончания школы надо идти учиться дальше, а потом работать.

– А куда учиться? В нашу школу?

– В училище или институт.

– А что такое институт? У нас в деревне нету такого.

– Это как школа, только там учат, как работать надо.

Митя похрамывал, слушая девочек, и вспоминал о своём училище, которое он так и не смог закончить из-за собственной ошибки. Его исключили из-за драки, но свою невиновность доказывать не стал. Посчитал, что это не по-мужски – оправдываться, хотя схлопотал Митя изрядно.

– Вот и пришли, – отчим скинул с плеча грабли и осмотрел масштаб работы. – М-да-а, девчонки, застрянем мы здесь до самого вечера.

– Не-а, – усмехнулась Маша, схватив орудие труда с коротким черенком. – Одному тяжело, а нас трое.

Девчушка покосилась на пожелтевшие дорожки будущего сена и позвала сестру.

– Становись первая, потом я, а дядя Митя пусть после нас ворочает, – раскомандовалась Маша.

– А Федя? – Катюша заволновалась за младшего братика.

– А что Федя? Пусть цветочки собирает.

Митя и сёстры встали в ряд друг за другом и принялись за работу. Мальчик Федя, по настоянию старшей сестры, принялся бегать по нескошенной траве и собирать колокольчики и васильки. Мальчишке хватило всего десять минут, чтобы хоть как-то отвлечься, пока вокруг не появились огромные жужжащие мухи, которые так и норовили укусить за голые ножки.

– Ай-ай! – завопил братишка и заплакал.

Бросив на землю грабли, Маша подбежала к Феде.

– Что случилось? – подняла подол платья, чтобы вытереть лицо ревущему брату.

– Муха! – тыкал пальчиком мальчик в воздух.

– Слепни… – вздохнула Мария, понимая, что эти кусачие твари так просто не оставят в покое ребёнка, пока не напьются молодой крови.

Сообразив, что произошло, Митя снял рубашку и укутал ею мальчика.

– Не стой на месте, бегай, прыгай, – застёгивая пуговицы, повторял отчим. – Они не пристанут, если шевелиться будешь.

Маша слушала нового папку и поражалась: столько заботы от чужого дядьки она никогда не видела. Даже родной отец не обращал внимания на детей. Часто приходил домой уставший или пьяный, а то и вовсе спозаранку сбегал на речку, чтобы якобы наловить рыбы, а сам со своим другом распивал горькую. Ох, как мамка ругалась, даже кулаками махала, угрожая батьке расправой.

Вспоминая отца, Маша вернулась на исходную позицию и продолжила переворачивать подсушенные пласты сена.

Работа была закончена ближе к вечеру. Из-за ощущения ломоты в руках, плечах и даже в пояснице Марию потянуло в сон. Шутка ли, девятилетняя девочка так умаялась, что чуть не потеряла сознание под палящим солнцем. А лето в этом году особенно знойное.

Вернувшись в дом, девочки сразу же пошли в комнату, чтобы прилечь и немного отдохнуть. Митя занялся ужином, усадив Федю за стол.

– Пришли уже? – в открытую дверь заглянул Егор. – А я только с речки…

– Егор, – Митя строго посмотрел на мальчика, поставив ведро с картошкой на пол. – Может, хватит отлынивать? Вон сёстры твои от усталости с ног свалились, а ты?

– А что я? – мальчик схватил со стола краюху чёрного хлеба и жадно откусил. – Мамка говорит, что я ещё маленький.

– Немаленький, это я тебе, как отец, говорю.

– Ты не мой отец, – Егор нахмурил брови и вышел на улицу.

– А нашего папку Васькой звали, – поддакнул Федя, покачивая ножками.

– Теперь я ваш папа, – не поднимая головы, отчим продолжил чистить картошку.

Примерно через полчаса Ирина вернулась с фермы. Снимая на ходу косынку, плюхнулась на табурет и положила одну руку на стол.

– Руки ломит, – сказала вслух и вздохнула. – Зорька не признаёт после того, как я её сдала. Лягает копытом и смотрит, как на врага народа.

– С характером, – перемешивая картофель в сковороде, поддержал разговор Митя.

– А девки где? – спохватилась мать, понимая, в доме стоит полная тишина.

– Устали, спят.

– Куда спать? – заговорила Ира громким голосом. – Картошку полоть кто будет? Поросла, не прорастёт!

– Я дополю. Там осталось всего-то борозд пять или шесть.

– Мить, может, местами поменяемся, а? Ты будешь гряды полоть, на дойку ходить, вязать, а я…

– Унизить меня хочешь? – муж изменился в лице. – Всё с бабой сравниваешь?

– Не-не, – Ира поняла: если сейчас продолжит в том же духе, то и этого мужика потеряет. – Митенька, ну ты чего? Обиделся? Да я ж тебе только добра желаю. Не гоже мужикам на усадьбе спину ломать…

– А без работы сидеть – самое то, – выключив керогаз, Митя сел на свободный табурет.

– Не переживай ты, устроишься. Лето длинное.

– А жизнь – короткая. Приехал, как нахлебник…

– Никогда так не говори, – Ирина взяла мужа за руку. – Никакой ты не нахлебник, вона сколько по дому делаешь. У других мужики в хате только командовать могут, а ты у меня другой: заботливый, детишек любишь.

– Кусок в горло не лезет. У тебя четверо, а тут я ещё… – Митя совсем загрустил, стыдясь своего положения.

– Не переживай, всем хватит, – задумчиво сказала Ирина.

В этот вечер поход на усадьбу сорвался. Девочки так умаялись, что проспали до следующего утра.

– Вставайте, сони, хватит дрыхнуть! – мать готовила завтрак. – Быстрей! Скорей! Пока солнце высоко, надо по картошке пройтись.

– А что, уже утро? – Катя села на кровати.

– Ой, – спохватилась Маша, протирая заспанные глаза.

Катюша спрыгнула на пол и выскочила в кухню.

– Мама, а чем это так вкусно пахнет? – устроилась на табуретке, вытянув шею.

– Оладьи, – Ирина помешивала тесто деревянной ложкой в алюминиевой кастрюле.

– М-м, – Катя прикрыла глаза и облизнулась. – Каждый день бы их ела.

– Каждый день не получится. Зато я знаю, где хорошо кормят.

– Где? – девочка распахнула ресницы и подняла брови ко лбу.

Ирина поставила кастрюлю на стол и облокотилась о столешницу.

– В интернате. Хочешь туда поехать вместе с Машей? – задала вопрос полушёпотом.

– Насовсем? – насторожилась девочка.

– Ну, почему же? Будете приезжать на каникулы. Сама видишь, летом много работы по хозяйству, а зимой здесь делать нечего.

– Хм, – задумалась Катя, вспоминая рассказы сестры о беззаботной и сытой жизни в казённом учреждении. – А я жить вместе с ней буду?

– С ней, – слукавила женщина и выпрямилась. – Ты пока никому об этом не говори, а как придёт время уезжать – расскажем вместе. Вот Маша обрадуется.

– А почему не говорить?

– Мальчишки за вами увяжутся, а их не возьмут – маленькие ещё. Будут плакать. Ты уже большая, понимать должна.

Катюша встала на ноги и улыбнулась. Ох, как будет здорово, когда она переедет в интернат! Там и конфеты дарят, и оладьи пекут, а ещё очень много детей – вот весело-то будет! Воспитательница добрая, не то, что Агриппина Марковна – очень уж привередливая, до каждой буковки доколупается, а потом ещё и ругает при всех. А в интернате никто ругать не будет. Спать ложиться не заставляют, ложись хоть в двенадцать ночи, только утром чтоб как штык. Коз кормить не надо, убирать навоз – тоже, дрова таскать и печь топить… Господи, рай, а не жизнь.

Обмозговав все «за» и «против», девочка громко ответила «Да!»

– Что «да»? – Маша присоединилась к завтраку.

– Да, говорю, очень вкусные оладьи, – схватив маленький горячий блинчик, Катя с усердием подула на него.

Покормив детей, Ирина ушла на работу. Сёстры запили завтрак травяным чаем и отправились полоть усадьбу. Бегая по дороге наперегонки, девчонки шутили, смеялись и радовались утреннему солнышку, зажмуривая на ходу глаза.

– Интересно, а что там? – Катя притормозила и подняла голову кверху.

– Где там? – чуть поодаль остановилась и Маша.

– Там, – Катюша показала пальцем в небо, – наверху. Мамка рассказывала, папка туда ушёл и бабушка с дедушкой. Будто наблюдают за нами, а сказать ничего не могут.

– Наверное, – пожала плечами Мария, рассматривая облака, похожие на тонкий слой ваты. – А мне всё это море напоминает.

– Не-а, – засмеялась Катя. – Какое море? Оно чёрное, а небо голубое.

Маша быстрым шагом подошла к сестре.

– А ещё есть красное и белое.

– Да ну-у, – Катя удивлённо посмотрела на сестру. – Прям красное-красное?

– Ага.

– И белое, как молоко?

– Ага.

– Откуда ты знаешь?

– Девчонки рассказали, а ещё я книгу у старшеклассниц видела. География, кажется, называется.

– Какая-такая биография? – изумилась Катя, не понимая, о чём это говорит сестра.

– А-ха, – усмехнулась Маша, взяв девочку за руки, – не биография, а ге-о-гра-фия. Поняла?

Катюша часто-часто замотала головой в знак отрицания.

– Ладно, потом объясню. А сейчас, побежа-али-и! – потянула сестру за собой, разгоняясь на пыльной дороге.

Проснувшись, Митя поднялся на руку и прислушался: за окном переговариваются Маша и Катя. Пока мужчина умылся и разбудил мальчишек – сестёр и след простыл.

– Поторапливаемся, – подгонял Федю и Егора. – Завтракаем – и на польбу картошки.

– Ага, сейчас, – огрызнулся Егорка, проглатывая пятый оладушек. – Им делать нечего, вот и пускай идут, а у меня дел по горло.

– И каких же? – поинтересовался Митя, подвигая к сонному Феде кружку с козьим молоком.

– Разных. Надо на речку – проверить сети… – Егор на ходу придумывал неотложные дела. – Да мало ль чего ещё надо.

– Э-э, не-ет, друг. Сейчас перекусим и на усадьбу, – Митя давно понял: Егорку надо перевоспитывать трудом, иначе вырастет знатный лодырь и пройдоха.

– Я тебе не друг, а ты мне не отец, – мальчишка насупился, глядя на отчима исподлобья. – Не имеешь право указывать.

– Во-первых, да, не отец, но по закону – муж твоей матери, а это что означает?

– Что?

– Отчим, то есть законный отец, хоть и неродной. И какой отсюда вывод?

Егорка вконец растерялся, не понимая, что от него хочет посторонний человек, пришедший в чужой дом несколько месяцев назад.

– Дядь, отстань, а?

– А вывод такой: я имею права тебя воспитывать и наказывать, если уж ты ведёшь себя хуже девок, – ответив строгим голосом, Митя в шутливой форме ударил кулаком по столу.

– Я всё мамке расскажу! – соскочил Егор с табурета и ринулся на улицу с криками. – Я скажу, что ты меня бил!

– Говори-говори, – спокойным голосом произнёс Митя и, повернувшись к Феде, улыбнулся. – Ну, а ты что?

Федька сидел смирно, медленно пережёвывая пышный оладушек и не сводя глаз с отчима.

– На картошку пойдёшь?

– Угу, – согласился мальчик, с трудом проглотив большой кусок вкуснятины.

С сорняками на усадьбе справлялись лихо. Полоть девочки приучены чуть ли не с пяти лет. Огромные и толстые стебли сорняков разлетались в разные стороны. Сёстры переговаривались, наклонившись с двух сторон над картофелем, и посмеивались. Обратив внимание на борозду, Митя подумал: «Чёрт с ней, с мелкой травой, сам уберу». Приняв привычную позу, мужчина принялся полоть двумя руками. Старался изо всех сил, обгоняя детей, чтобы им досталось работы поменьше.

Как только солнце поднялось выше над горизонтом, Митя скомандовал «отбой». Невозможно полоть в жару, солнце печёт и жжёт кожу, нельзя позволить обгореть девочкам до красноты. Это не в лесу сено ворошить, на открытом пространстве ещё жарче.

– Почему так долго? – Ирина, не найдя приготовленного обеда, обошлась краюхой хлеба с варёными яйцами и свежим огурцом.

– Пололи, – Митя подошёл к умывальнику ополоснуть лицо и шею.

– Ой, Мить, избалуешь девок. Вырастут лодырями да неумёхами, – женщина смотрела на мужа оценивающе. – Кто их замуж возьмёт?

– Возьмут, не переживай. Девчонки ладные и шустрые, – вытерся вафельным полотенцем и посмотрел на себя в маленькое зеркальце, висевшее над умывальником.

– Ох ты ж, – всплеснула руками Ира. – Какой заботливый. Чужие ведь, а, Мить. Не тянут?

– Ты б думала, что несёшь, – нахмурился муж, присаживаясь на табурет. – Дети – они и есть дети.

– А о своём не задумывался? – загадочный голос жены застал Митю врасплох.

– О своём? Думал, конечно… но…

– Митенька, – Ира смотрела в глаза мужа так, как смотрят влюблённые женщины. – Бога молю о ребёночке. Так хочется понянькаться, сил нету.

– Погоди, Ира, – Митя не понимал, как можно хотеть ещё детей, если в доме шаром покати, да и старшая якобы по этой причине отдана в интернат. – Шутишь, что ли? А жить как? На что одевать, кормить?

– Справимся, Митенька, справимся, – женщина была ласкова, как никогда. Пересев на колени к мужу, встряхнула тонкими пальцами блондинистую шевелюру и громко засмеялась. – У нас семья, так?

– Так, – мужчине стало не по себе.

– А значит, что?

– Что…

– Неужели не хочешь сыночку кровного?

– Хочу. Кто ж от этого откажется?

– Ну вот.

– Ир, что люди скажут? Маша в интернате, а мы ещё одним обзавелись.

– И что? Кому какое дело? Пусть идут к лешему, у нас своя жизнь, – сложив губы, Ира отвернула голову.

– Это понятно. Только меня один вопрос мучает: вот смотри, мы народили сына, у меня с работой туго, а там и тебя дома с дитём посадят…

– Так это ж на пару месяцев всего, – Ирина заговорила другим тоном, более язвительным. – Выйду на работу, буду так же молоко носить. Малого – в ясли.

– Ох, – громко вздохнув, Митя снял жену с коленей и встал. – Ерунда какая-то.

– Нюрка Гвоздикова, между прочим, одна шестерых подымает, и ничего, справляется. И никто из баб не корит, что все дети от разных, а ты тут такую демагогию развёл, аж тошно.

– Причём тут «от разных»? – возмутился муж, поправив волосы на затылке. – Я о детях толкую.

– Да поняла я, не хочешь, так и скажи, – Ира набрала в ковш воды. – Дом есть, огород, хозяйство – что ещё для счастья надо?

– Чтобы все вместе были, – добавил Митя, присев за стол. – Видела, как Маша обрадовалась родному дому?

– И что? – сделала несколько больших глотков. – Она уже большая, всё понимает. Отучится, получит комнату и останется в городе.

– А ты её спросила, нужен ли ей город?

– Сам подумай, устроится, а потом сестре и братьям поможет, – накрыв крышкой ведро, поставила ковш сверху.

– Ясно, – Митя не стал спорить с женой. Поднявшись, вышел на улицу.

Возмущению не было предела: завести детей не проблема, вот только как растить? Уповать на государство? Мужчина к этому не привык. Он всегда считал, что сам должен добиться чего-то в жизни, чтобы перед детьми не было стыдно в будущем. Да, судьба сыграла с ним жестокую шутку – родился инвалидом, но мама всегда повторяла: «Значит, Богу так было угодно. Не всем же красивыми рождаться. Да и на твою долю счастье найдётся. Нельзя опускать руки и жаловаться». Эти слова Митя запомнил на всю жизнь. Бывает, что ж, кому-то здоровым родиться, а кому-то с короткой ногой – ничего страшного. Главное, руки-ноги есть, и на этом спасибо.

– Мам, я кушать хочу, – Катя с ходу запрыгнула на табурет и положила ручки на стол. – Так хочется вкусненького…

Ирина с недовольством посмотрела на девочку и позвала Машу.

– Покорми детей, а то мне некогда. Тороплюсь.

Мария нарезала чёрный хлеб, налила в кружки молока и позвала Федю.

– А Егор где? – задала вопрос Ира, надевая калоши.

– Его с нами не было, – Маша крошила мякиш хлеба в кружку. – Он непослушный, мам.

– Ничего страшного. Не сегодня так завтра поможет, – Ирина выпрямилась и дала следующее указание. – Белянку попасите, огород не забудьте полить. Да, Маш, простирни одёжу ребятишкам. Ох, устаю так, что ноги еле волоку.

Кивнув головой, Маша села за стол.

Вечер.

– Куда таз тащишь? – Митя заметил Машу с огромным тазом, наполненным детской одеждой.

– Постирать, мамка наказала, – покряхтывая, девочка еле передвигалась в сторону бани.

– Постирать? – мужчина нахмурился. – А сама она не может, я так понимаю. Ну ладно, я с ней ещё поговорю.

Следом за Машей прибежала и Катя, чтобы оказать помощь.

– Маш, а в интернате ты мне будешь платье стирать? – выпалила с ходу, не обращая внимание на отчима. – А то я не умею!

– В каком ещё интернате? – Митя не успел сдвинуться с места.

– Ой, – Катя поняла, что ляпнула лишнего. Прикрыв рот ладонью, слегка покраснела. – Мамка же просила ничего не говорить…

– Та-ак, – мужчина подошёл поближе и наклонился, упёршись руками в колени. – Мамка и тебя сплавить решила?

Катя смотрела на отчима выпученными глазами. Теперь точно от мамки попадёт. Нельзя было раньше времени трепаться. Прощай теперь много вкусной еды и весёлая жизнь. Сама всё испортила. Представляя, как мама будет ругаться, Катя всхлипнула.

– Я с тобой хочу в интерна-ат, – заплакала девочка, обняв Машу. – Я с тобой пое-еду.