– А какого цвета буква Ы?
Андрей собирался с мыслями, каждый вопрос не то что вводил его в ступор, но заставлял подбирать эти самые слова, в которых и могла попасться та самая Ы непонятно какого цвета, он, конечно, слышал, что у некоторых людей символы окрашиваются в цвета, из цветов льются симфонии, а мягкий знак может оказаться горьким, но он относился к заурядному большинству – его буквы были сплошь черные, если только их намеренно не редактировали в цветовой гамме Ворда, к тому же заступившая на вахту ночь проглотила весь спектр – все вокруг стало графитно-угольным и только пятнами проступали гравиевые силуэты.
– Не знаешь – не отвечай. Не засоряй эфир, не нужно оставлять после себя мусор…
– Не в курсе, – честно признался Андрей, – спроси, что полегче.
– Например, какой марки Ваше авто? Сколько Вы времени тратите на то, чтобы в пятницу вечером добраться из города до дачи? Планируете ли заранее свой отпуск и где Вы отдыхали прошлым летом?
– Ну, хотя бы…
– Рыбак рыбака… Все эти маркирующие вопросы хороши в беседе двух социологов. А что если дачи нет? А что если она есть, но на ней до сих пор не выкопали бассейн? Считать ли это дискредитирующим признаком? Если да, то что тогда? Ты мне больше не товарищ?… Ну, хорошо, если ты так хочешь… Сколько пасквилей у тебя телевизор?
– Пасквилей? – не расслышал Андрей.
– Ну да, пасквилей, – убежденно продолжила девушка, – ты же не будешь утверждать, что диагонали измеряются в чем-то еще?
– Не буду, – хмыкнул молодой человек, если не хочешь остаться в ночи один, без собеседника, лучше не возражать.
– Так сколько?
– 32.
– 32, это что в пол стены?
– Да нет, меньше…
– Меньше? Я бы себе такой не купила…
– Почему?
– Как почему? Переключаешь на Дискавери, там саванна, слоны и жирафы, пыль с мебели потом замучаешься вытирать…
Повисла пауза. Алена дала ей отстояться.
– Кстати, ты в курсе, что некоторые сейчас на полном серьезе отказываются от ящика, принципиально не хотят его заводить… Мы говорим о вещах не очень интимных? – спохватилась Алена, – А то… Как-то нехорошо получается… Я у тебя все что-то выпытываю… Спроси и ты у меня что-нибудь?
– У тебя, кажется, нет телевизора? – спросил и Андрей.
– Конечно, есть, – возмутилась девушка, – Дань традициям. Дела давно минувших дней. Не покупать же Малевича?!
Андрей безуспешно попытался связать два и два, но так и не определил связь.
– А где он у тебя стоит? – чтобы хоть как-то обозначить и свою активность продолжил молодой человек.
– Что за вопрос?! Как и положено, в избе, в красном углу. Черная пропасть в белом обрамлении. У меня идеальные белые стены. Обходимся тем, что есть.... Да и кто продаст народное достояние? – сокрушенно проговорила девушка, – Поначалу я даже пыталась нанести те же самые трещинки, что и на «Черном квадрате», вышел очень похожий носорожий кракелюр…
– А как же смотреть? Не мешает? – не без издевки поддел молодой человек.
– Ты же не думаешь, что я его включаю? – из трубки повеяло холодом.
Андрей заглох. Требовалось разъяснение. Алена ответила не сразу.
– Это же нуль форма. Максима содержания, – послышалось из динамика телефона, – Затягивающая в себя бездна. Сброс данных. То самое пресловутое обнуление, о котором все так давно говорят, – вбрасывалась фраза за фразой, – Ноль градусов. Точка, в которой вещество переходит из одного состояния в другое. Рождение новой структуры. Новый язык взаимодействия.
– Хаос…, – нащупал Андрей.
– Хаос, но не бардак, – долетело из трубки, – В определенный момент все не может быть, как прежде. Хаос… и новая точка отсчета. Хаос… и сетка на географическом глобусе. Новая система координат…
– Вроде как встряхивание градусника? – молодой человек попытался проглотить услышанное, надеясь, что все как-нибудь само собой переварится.
– Вроде того, – несколько разочарованно согласилась Алена.
– И что из всего этого следует?
– Ничего, кроме того, что для каждого множества нужна своя структура, характер самой связи навязывает новые структуры… Раньше все жили тесным сообществом. Чтобы расширить взаимодействие или хотя бы увидеть новое требовалось 11 дней пути на ослике или верблюде. А сейчас пакеты впрыскиваются в распластанную паутину и в хаотичном порядке бегут эти самые нули или их отсутствие по заданному направлению. Маршрут нигде не обозначен. А ты уже за экватором… Время сворачивается в тугие рулоны. Кровные связи рушатся… И пока не известно кто к кому прилепится и по какому признаку… Мы это уже не увидим…
– И все это рождается из хаоса?
– Так больше не из чего…
– Все это похоже на какую-то муристику…
– Или схоластику, кому как нравится…
– А при чем здесь Малевич?
– Искусство… – подбирая слова, продолжила Алена, – отдельная субстанция… Некоторым кажется, что оно на что-то претендует, по мне так нет, искусство – это наглядное пособие для отображения парящих в воздухе тенденций, и носится оно над головами вне времени и пространства, и разными способами перекладывает схваченное на подручный материал и… собирает оплеухи…Что-то потом становится музейным экспонатом, но это, как правило, позже… Люди к нему тянутся, искусство отвечает взаимностью и… идет в массы… Ты заметил, сейчас все ваяют, все рисуют, все снимают кино, как и предсказывал когда-то, кажется, Коппола. Все ждут рождение нового Моцарта, даже не подозревая, что титан уже родился, но он разбит на множество муравьиных личностей. Каждый стал чуть-чуть Моцартом… Ты когда-нибудь видел такое количество пишущих людей?
– Нет, – откликнулся Андрей.
– Выйди на улицу. Под каждым кустом сидит писатель…
– Значит, искусство стало доступней? – хмыкнул Андрей.
– Как раз наоборот, еще недоступней. От того, что большее количество стучится в божественную дверь не значит, что она быстрее откроется. Собирательная сила удара может та же, но в каждом отдельном случае она слишком мала. Каждому достанется лишь маленькая щелочка – побочный эффект вульгаризации, проникновение в массы не проходит даром. Не та концентрация. К тому же все слишком погружены в себя… Рассвет махрового индивидуализма. Да и потом зачем столько книг, картин, изваяний?
– Неужели никому не нужна новая Мадонна?
– Никому не нужна копия Мадонны. Человек – не принтер. Возможно она и понадобится, но не раньше, чем обветшает старая.
– А почему все кинулись именно к кисти, к бумаге?
– Вот это как раз объяснимо. Чтобы стать хорошим сыроваром, нужно по крайней мере обзавестись своей сыроварней, а тут и начальный капитал не нужен. Строчит пулеметчик про синий платочек… валяй, пиши, сколько в хранилище влезет, а там и дна нет, неисчерпаема бездна… В рукописях канули время и усилия – у всего одна и та же дань, а сверху все падают и падают новые страницы. Кстати, известен ли тебе лучший способ консервирования и сохранения времени?
Андрей промолчал.
– Деньги, – ответила за него Алена, – У тебя баран, у меня топор, нам никак не встретиться, но деньги сохранят твои и мои усилия и время… А что если за столько веков обращения монет, деньги сэкономили слишком много времени, и мы попали в безвременье?… – предположила Алена. – Кстати, в каком ты часовом поясе?
– Да в обычном, – не сразу нашел, что ответить Андрей.
– Плюс три от Гринвича?
– Ну да, наверное.
– Гринвич – один из 32-х Лондонских боро, – скорее для себя, чем для кого-либо проговорила девушка, возможно, для того, чтобы убедить себя в том, что Гринвич на самом деле в Лондоне и здесь не скрывается никакого подвоха. А что, если они прямо сейчас отправятся в Лондон, и там не окажется никакой зеленой деревни, никаких улиц и площадей, жителей, которые гордились бы своим предместьем, не окажется и знаменитой обсерватории. А что, если их всех взяли и переместили в другое место, и никто из них ничего не заметил… Есть же свой Питер во Флориде, Москва в Вермонте и Бельгии, Одесса в Бразилии, Париж под Челябинском.
– А ты?
– Что я?
– Ты в каком поясе?
– Я живу по мировому времени, – ответила Алена.
– По мировому? Это как? – Андрей хотел было взять лежащие на прикроватной тумбочке сигареты, но вовремя себя одернул. Курить в кровати не хорошо, как не хорошо обманывать взрослых, купаться в фонтанах, не уступать место в троллейбусах и трамваях. Андрей пока предпочитал придерживаться всех этих «не хорошо», «не положено», но уже чувствовал всю их зыбкость, избыточность.
– Не бери в голову, все в конце концов перейдут на мировое время, видел, в отелях уже давно висят часы Лондон-Сидней-Нью-Йорк, скоро каждый сможет выбирать себе какой захочет пояс, как на Южном полюсе. Кстати, ты на верном пути, болтаешь среди ночи непонятно с кем по телефону, когда всем положено спать… А как ты думаешь, зачем я тебе позвонила?
Андрей смотрел в темноту, если уж на то пошло, позвонила ни она ему, а он ей, заглянул на сайт, прошерстил не слишком много страничек, набрал, считай что, первый попавшийся номер…
– Хотелось с кем-нибудь пообщаться… Ты против?
– Я – нет.
– Хочешь я возьму такси и приеду, – прошептал он приглушенно в трубку.
– Считай, что уже приехал… Сейчас, подожди минутку, я открою… – Алена исчезла, Андрей таращился в темноту, не зная, что и думать, вариантов было несколько: или она полоумная, а может даже и опасная (осенью и весной у таких, кажется, обострение) и даже забыла кто кому звонил или… выяснять Андрею не хотелось, хотелось просто продолжить общение…
– Я здесь, – после некоторой паузы ответила девушка.
– Куда ты ходила?
– Думала это ты пришел, а это разносчик пиццы… Сделала заодно кофе…
– Как кофе? – спросил Андрей.
– Гадость, к тому же я его не пью… Стоит … Стынет… – разочарованно проговорила Алена. – Подожди, я его сейчас вылью!
– Стой! Куда? – чуть ли не выкрикнул Андрей.
– В окно…
– Ты что! Кому-нибудь на голову!
– В нашем часовом поясе люди не ходят под окнами в 2 часа ночи… Не бойся, я вылила его в цветок, у меня есть цветок, который питается остатками чая и кофе.
– И из него потом вырастают чай и кофейные зерна?
Повисла напряженная тишина.
– Откуда ты знаешь? – холодно проговорили девушка, – Ты был у меня дома?
Андрей замолк, не зная, как реагировать.
– Ладно, когда приходишь, не забывай поливать кофейные цветы, договорились? – примирительно проговорила девушка.
– Договорились, – кивнул молодой человек.
– Чем ты занимаешься в обычной жизни, когда не схлопываются часовые пояса? – поинтересовалась Алена.
– Я – менеджер… рядовой менеджер рядовой компании, – завтра ровно в 9 по какому-то там Гринвичу он будет снова менеджером, но сейчас говорить об этом не хотелось.
– Поговорим об этом раз ты не хочешь об этом говорить… – предложила девушка.
– Можно задать вопрос?
– Почему ты спрашиваешь? Хочешь – задавай, не хочешь – тогда зачем об этом спрашивать?
– А с кем ты там разговариваешь? – молодому человеку показалось, что он услышал еще чей-то голос.
– Ну пиццу же мне кто-то принес…
– Разносчик пиццы приносит пиццу, забирает деньги и уходит… Во всяком случае, обычно происходит именно так…
– А этот остался…
– Хм, как-то странно…
– Разве такого не может быть?
– Может … чисто теоретически. Один случай на тысячу, даже еще меньшая вероятность.
– Ну да, бомба два раза попала в одну и ту же лунку, а ты не веришь, что такое может быть…
– И что он делает?… У тебя дома… В столь поздний час, даже по мировому времени…
– Кажется доедает пиццу, – девушка залилась звонким смехом, – Как ты думаешь стоит на него из-за этого жаловаться, человек ведь может потерять работу…, – Человек! Вы можете потерять работу, если я на Вас пожалуюсь? – обратилась она уже не к Андрею, – Говорит, что может, – вернулась опять к Андрею Алена, – Жалко человека, не будем жаловаться!
– Может поговорим, когда он уйдет? – не слишком уверенно предложил Андрей.
– Может поговорим сейчас, вдруг он не уйдет?! Кстати, ты один?
– Да нет, – проговорил Андрей приглушенным голосом, – Но нам не помешают. Она спит. – Рядом белел, не двигаясь, сугроб.
Она действительно спала, потому что он считал, что она спала.
– Подожди, он кажется что-то хочет… – опять куда-то делась Алена.
Из трубки донеслась мышиная возня и только потом характерные, ни с чем не перепутываемые вздохи, кажется, что-то упало… Пальцы сжали трубку, костяшки побелели, хотя в темноте этого и не было видно. Андрей напряженно вслушивался.
Прошло несколько минут пока не пошли гудки…
Большой снежный сугроб, лежащий рядом с Андреем зашевелился. Случись это где-нибудь в Антарктиде, из его складок вылез бы белый медведь, на противоположном полюсе(пройдя кратчайшим путем по миллиону возможных Гринвичей) показался бы пингвин, но так как дело происходило в обычной городской квартире +3 часа от нулевого меридиана, то из белоснежного, сбитого в кучу пододеяльника показалась Марина. Второй сугроб остался лежать недвижим, Андрей отвернулся к стене и, кажется, заснул. Телефон лежал на тумбочке. Марина пошла на кухню, заварила кофе и укуталась в пушистый махровый халат, некоторое время она сидела не двигаясь, как гусеница, стараясь не стряхнуть с себя кокон сна.
Андрей как всегда полночи провисел на телефоне, с кем он общался ей все равно, лишь бы её не трогал и не курил в постели. Каждый сам по себе. Нуль отношений. На холодильнике висела магнитная доска – очень удобное изобретение для бесконтактного общения (сколько сейчас всего бесконтактного…), можно написать послание, получить ответ на вопрос, обсудить насущное. Все мирно, благополучно, пристойно. И здесь своя этика, не отвечать не принято. Они даже в отпуск ездили вместе – так экономичнее, удобнее.
– С добрым утром, дорогая, с первым снегом!
Марина схватила телефон, на душе сразу потеплело, в махровом халате стало еще уютнее и теплее. Сквозь узкие полоски жалюзи падали редкие снежинки и тут же таяли. Ноль градусов. Всеобщее обнуление.
– Как спала!
Марина соврала, холодные пальцы набили сообщение.
– Что тебе снилось?
– Крейсер Аврора… – зашевелились опять пальчики.
– В час, когда утром встает над Невой…
– Кто о чем… – мыкнула Марина.
– Скучаю, уже хочу… Жду не дождусь четверга…
– И я тоже, – Марина дала отбой, взяла маркер и написала что-то на холодильнике.
О проекте
О подписке